Леонид Вайсберг - Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю
— В центре Вены тридцать тысяч пустых квартир…
Понимаете: тридцать тысяч!
— Почему? — поразился папа. — Неужели квартир больше, чем нуждающихся в жилье?
— Что вы Что вы?! Дорого… Очень дорого… Самая маленькая квартира — 1200 — 1 500 шиллингов в месяц…
— А средний заработок у рабочего какой? — это уже «педагогика».
Лицо гида залил румянец.
— Я… я… точно не знаю.
— Но все же? — настаивал «педагогика».
— Что-то около… около…
— Да вы не гадайте. Скажите нам по официальным данным, — подсказал кто-то из туристов.
Папа потом объяснил мне, чего стоят «официальные данные» у капиталистов. Нужно, к примеру, подсчитать, какой доход получает в среднем одна американская семья. Так знаете, как это делается?
Берут доходы всех богатеев страны и складывают их с доходами остальных американцев. То, что получится, делят на общее количество семей. Вот и выходит солидная сумма, которую и называют «официальными данными».
Представляете?! Ведь это сплошной обман: сотни миллионов Рокфеллера и других денежных мешков складывают вместе со считанными долларами трудовых людей. Но наша гид, как говорят рыбаки, клюнула на приманку.
— Квалифицированный рабочий получает тысячу четыреста шиллингов в месяц, — вдруг решительно выпалила она.
Вот вам и Вена!
Мальчик в коротких штанишках. В замке привидений. Ем пирожные у настоящего миллионера
Следующий день оказался для меня самым везучим в Вене. А с вечера я думал, что будет наоборот. Уж очень неинтересную программу нам объявили. Целый день предстояло осматривать всякие кладбища и костелы. Может, кому и любопытно побывать, к примеру, в соборе святого Стефана, но лично мне он ни к чему.
Где-то я вычитал, что человек — сам творец своего счастья. Вот я и решил творить… Глянул утром на берег, а там стоит коренастый мальчик в коротких штанишках. Моего возраста или даже немного постарше. Я быстренько оделся — и к нему.
— Здравствуй! — говорю.
— Гутен таг! — отвечает мальчик, а сам так и светится улыбкой. Потом как-то смешно шаркнул ножкой и представился: — Франц Клейнштейн.
Познакомились. Стали разговаривать. В школе я немецкий изучаю. Даже неплохим учеником по нему считаюсь. Поэтому кое-что из того, что говорил Франц, доходило до моего сознания. Остальное мы с ним дополняли жестами. Ничего — получалось. И когда я сейчас вспоминаю Франца, мне кажется, что мы отлично понимали друг друга.
Я сразу подарил ему открытки с портретами Юрия Гагарина и Германа Титова. Франц знал наших космонавтов. В Австрии о них много писали. Во всех газетах были их фотографии в космических костюмах и шлемах. Потом Франц рассказывал мне, что некоторых ребят из его класса очень расстроили полеты наших космонавтов.
Еще бы! Буржуйские сынки прямо-таки молились на Америку, считали ее первой страной в мире, а русские вдруг оказались и умнее, и сильнее, и смелее…
На курточке Франца поблескивал круглый значок. Четко проступали силуэты мальчика и девочки, взявшихся за руку. Вокруг какая-то надпись. Я тут же разобрал ее: «Юнге гарде». Это был значок австрийской пионерской организации «Молодая гвардия». У нее есть свой девиз: «Дружба между детьми всех стран мира!»
Я подарил Францу наш пионерский значок. Приколол его ему на курточку рядом с австрийским.
— Данке! Данке! — без конца повторял он. Но через несколько минут снял значок и спрятал во внутренний карман. Мне стало обидно. От всего сердца дарил, а он… Франц, видимо, заметил мое недовольство. Заволновался и заговорил часто-часто. Минут десять говорил. Но я понял лишь одно: Франц опасался, что мальчишки из буржуйских и фашистских организаций могут силой отобрать у него значок. А он очень дорожил им. Тут, конечно, обида моя прошла без следа…
В это время у меня созрел план. Попросив Франца подождать, я возвратился на «Амур» и упросил нашу официантку снабдить меня бутербродами. Написал записку отцу, чтобы не волновался. А то еще полицию на ноги поднимут! В кармане у меня лежало двадцать шиллингов, которые дал мне папа на мелкие расходы, и я чувствовал себя богачом.
Через несколько минут мы уже шагали с Францем по прямой улице, застроенной ветхими зданиями. Мой новый друг хотел непременно познакомить меня со своей мамой.
По обеим сторонам улицы тянулись магазины. Точнее, крошечные лавочки, в которых можно купить буквально все, что нужно рабочему человеку. Богачам в них, конечно, делать нечего. Все — самое простое и дешевое. Ни автомобилей тебе, ни телевизоров, ни шикарной одежды. Это был второй район Вены. Трудовой район. Здесь живут рабочие и ремесленники, мелкие служащие и коммерсанты, пенсионеры.
— Ты был в Москве? — спросил Франц.
— Был.
— И Ленина видел?
— Видел.
— Счастливый! — глаза у Франца стали завистливыми. Я даже пожалел его.
— Вырасту — поеду! — Франц сказал это так, что я поверил ему. Такой обязательно добьется своего!
И вдруг Франц как-то съежился, словно стал на голову ниже. Уставился глазами в землю… Навстречу нам шел полицейский. Не из фильма какого-нибудь, а самый настоящий. Метра два ростом, в тщательно отглаженных темно-синих брюках и зеленоватом френче. В красных петлицах сверкали золотые звездочки. На черной блестящей портупее висел тяжелый револьвер. В руках — дубинка. Шел он медленно и важно. А люди старательно обходили его.
— Боишься?
— Его все боятся, — прошептал Франц.
— С чего бы это?
— Чуть что — штраф. Станешь спорить — бананом по голове.
— Бананом?
— Ну, дубинкой, что у него в руках… Это одно и то же…
Я невольно ускорил шаги.
— А у нас вот милиционеров не боятся, а уважают. Даже помогают.
— Так то у вас…
Ясное дело! Ведь полиция тут буржуйская. Для того и служит, чтобы рабочий люд в узде держать. Трах бананом по голове — и все! Мне почему-то так захотелось пульнуть из рогатки по полицейскому, что я даже по карманам зашарил. Но рогатка осталась дома. Не то показал бы этому полицейскому, как над рабочими измываться!
Мы подошли к длинному двухэтажному дому. Фасад его облупился. Поднялись на второй этаж. Двери нам отворила женщина средних лет в синем переднике. Красивая. Только глаза какие-то грустные. Это и была мама Франца.
Встретила она меня приветливо. Провела в комнату, усадила, а сама ушла с Францем на кухню. Сказала, что сейчас приготовит нам завтрак. Я оглянулся. Две крошечные комнаты. Шкаф, стулья, кровати, подставки для цветов, стол. Вот и вся обстановка. Мебель старенькая, простая. Подставки — самодельные.
В комнатах было удивительно чисто. Покрывала на кроватях, скатерти и салфетки под цветами прямо сверкали. На стенах — вышивки с надписями. Я понял только одну. Над той кроватью, что поменьше: «С добрым утром!»
Пришел Франц. Я спросил у него:
— Телевизор у вас есть?
— Что ты! — он посмотрел на меня так, будто я задал ему необычайно глупый вопрос. А может, и впрямь глупый? Ведь здесь все иначе, чем у нас. Удивительное дело: солнце — такое же, воздух — тот же, а жизнь совершенно другая. Совсем не похожая на нашу. Порой мне даже казалось, что кто-то перевернул ее тут вверх ногами. Только не шутки ради, а всерьез. Потому и кажутся в Австрии глупыми вопросы, которые считаются в нашей стране самыми обыкновенными.
— Отец твой сколько зарабатывает? — вспомнил я наш вчерашний разговор с гидом.
— Тысячу триста шиллингов.
— А мама?
— Дома она.
— Почему?
— Работы нет. А у тебя мама работает?
— Ага! Доктор она.
Мне снова захотелось задать вопрос: «Как это нет работы?» Но сдержался. А то еще Франц мог подумать, что я совсем… глупый.
На столе появился завтрак. Кофе, хлеб, масло. Мать Франца подсела к нам. Она начала расспрашивать меня, сколько у нас комнат, какая обстановка. Потом поинтересовалась платой за квартиру, газ, свет. Ценами на разные продукты. К сожалению, я не смог ответить на многие ее вопросы. Ведь всем этим у нас заведует бабуля.
Тогда мама Франца сама стала рассказывать. Сейчас я уже многое позабыл. Но точно помню, что на оплату квартиры у них уходит треть заработка. Представляете? Треть! И это в рабочем районе, без удобств.
— На еду и одежду остается так немного, что редкий месяц свожу концы с концами, — пожаловалась мама Франца. — Расскажи об этом своей маме. Она поймет.
Так вот почему у Франца нет телевизора!
— Идем в Пратер, — предложил мой новый друг.
— Это что за штука?
— Парк веселья… Луна-парк…
Интересно!
И мы снова зашагали по венским улицам. Движение на них становилось все сильнее. Мягко шелестя шинами, по асфальту мчались приземистые легковые автомашины. На перекрестках выкрикивали новости продавцы газет. Они были одеты в яркие накидки, на которых черными крупными буквами значились названия газет: «Курьер», «Дас кляйме фольксблатт», «Арбейтер цейтунг». Франц сказал мне, что газета коммунистической партии называется «Эстеррейхише фольксштимме».
