Юрий Бриль - Рядом с зоопарком
Снова выехали на дорогу, а тут развилка.
— Нам куда? — остановилась Лена Тищенко.
— Как это куда? — Андрей затормозил, приостановился тоже, снял шапочку, сунул ее в карман ветровки, взрыхлил мокрые волосы. — Фу, черт, жарко! Налево, естественно.
Подъехал Антон, подтвердил:
— Налево, мы с отцом ходили здесь зимой на лыжах.
— Ну так погнали!
— Васю надо подождать, что-то цепь у него слетает.
Васи не было довольно долго, Андрей поглядывал на часы, пощипывал в нетерпении пробивающиеся над верхней губой усики, бросил велосипед на куст шиповника, подошел к росшей у дороги ветвистой сосне, прыгнул, ухватился за нижний сук, подтянулся, проворно полез вверх. Покачавшись у самой вершины, посмотрел туда и сюда.
— Ну что там видно, Андрюха? — крикнула Лена.
— Видно, что мы в лесу будем ночевать!
— Я — за!
На нижнем суку нога Андрея соскользнула, приземлился он не совсем ловко.
— Ключица цела? — поинтересовался Антон.
— За меня, Тоша, не беспокойся, — кривя усмешку от боли в ноге, сказал Андрей. Тут появился Вася, и он накинулся на него: — Ты что, безрукий? Цепь не можешь накинуть?
— Сам попробуй, а потом ори! — сказал Вася. — Каретка вовсе, а не цепь.
Андрей присел возле Васиного велосипеда, сунул палец в раскрытую каретку, поскреб им, вытер о припорошенную снегом травяную кочку.
— У, обормот, и шарики растерял!
— Шарики от скорости расплавились, — сказал Вася.
— Молчал бы уж, шутник, — и мазнул грязным пальцем Васю по носу.
— Ты же знаешь, Андрюха, какой у него ве́лик. Сами из металлолома собирали. Он и должен был рассыпаться рано или поздно. — Воспользовавшись остановкой, Леша очищал от грязи прошлогодней травкой джинсы.
— Наладим, что вы волнуетесь?! — сказал Антон. — Посмотри, Леша, что у тебя есть из запчастей. А в прошлом году, парни, когда мы катались на Увильды, Женька Первухин влетел в дерево. Переднее колесо всмятку, дотащились кое-как до деревни. Что делать? Женя берет колесо от телеги, присобачивает и прет сорок километров так, что только грязь отлетает. Это я понимаю!..
— На ремонт у нас нет времени.
— Больше базарим.
— Ну тогда хватит базарить, — сказал Андрей. — Едем.
— Ты на моем велике, а я на твоем, — сказал Вася.
— Возьми велик у Вовика. Вовик, ты самый легкий, иди ко мне на раму. Рюкзак отдай Антону, он два потянет. Потянешь?
— Хоть три.
— А мне что, бросать свой велик? — возмутился Вася.
— Как бы не так, на прицеп возьмешь.
— Что еще за прицеп?
— Все вас учить надо! Левой рукой рулишь, а правая на руле другого велика. И все дела.
Дорогу начало подмораживать, под шинами хрустел ледок, ветер дул в спину, змеил, гнал впереди колес белую поземку. Снежная крупка звонко барабанила по прошлогодней листве, засыпая ее и неосмотрительно выбившуюся из земли зеленую травку.
Андрей снова ехал впереди. Крутить с Вовиком на раме было нелегко, каждое нажатие на педаль отзывалось в левой ноге болью, но привал он не объявлял, и так просчитались со временем. Впрочем, довольно часто приходилось слезать с велосипеда, обходить не застывшую еще грязь, а это был уже отдых.
Стемнело, и теперь шли пешком.
Дома показались внезапно, черные, угрюмые. И ни единого огонька.
— Ушкуйка, наверно, — сказал Андрей.
— Она самая, — подтвердил Антон.
— Давайте здесь переночуем, — сказала Лена Тищенко.
— Здесь нас не ждут.
— Попросимся, неужели не пустят?
— Все уже бай-бай, — сказал Леша. — Будить придется.
Подошли к крайнему дому. Антон стукнул в ворота, но тут же и спохватился — замок, без толку стучать. На воротах дома рядом — тоже замок. Обследовали все дома — их было десятка полтора, — все на запоре.
— В город уехали, — предположила Молчанова, — не дураки же они, на праздник здесь оставаться.
— Конечно, здесь одни дачники живут, — сказала Лена Тищенко. — Едем до Выселок — там отоспимся.
— Доберемся часам к трем, — невесело сказал Антон. — Эх, говорил же, надо взять палатку. Нарубили бы под днище хвои…
— И спальничек бы каждому на оленьем меху, и раскладушку на брата, а палатку — лучше японскую, с надувным дном, — находил еще повод шутить Андрей.
— Как-нибудь переночуем: шалаш построим, костерок разведем. — Антон расправил ворот толстого свитера, поглубже надвинул колпак штормовки. Все на нем ладное, удобное что ему непогода?!
— Разведешь, как же… все мокрое. — Вася Воропаев, пританцовывая, дышал на замерзшие руки, совал их под мышки.
— Эх и дурак же я, с вами связался! — в сердцах сказал Леша. — Сейчас бы сидел на банкетке, пил кофе со сливками и смотрел, как наши чехов в футбол дрючат.
— Ну вот, — сказала Лена, — Леша уже и пожалел, что поехал.
— Да он штаны пожалел, — сказал Вася. — Штаны-то не его, а брата. Увидит брат, как он их уделал, несдобровать.
— Много ты знаешь!
— Бери, Леша, пример с Вовика, он и то не ноет, — сказал Андрей.
— Я, что ли, ною? Уж и сказать ничего нельзя.
— Как у тебя, Вовик, ноги? Успел промочить? У меня есть запасные носки, — сказал Антон.
— А у кого сухие? У всех мокрые, — сказала Молчанова. — У Вовика, по-моему, вообще температура.
— Нормально все: и ноги и температура, — сказал Вовик.
— Ну что будем делать, Вовик? — сказал Андрей.
— А что я?.. Я как все.
Глава четвертая
Сергей Юрьевич не спал. Будто что-то тяжелое навалилось на грудь, дышать трудно.
Предупредительно тихо позвонил телефон. Стараясь не потревожить жену, Сергей Юрьевич встал, взял телефон с полки, прошел с ним в свою комнату, плотно прикрыл за собой дверь.
В трубку шумно дышали. Ощущение, что совсем рядом.
— Вы простите, наверно, поздно… То есть рано. Может, думаю, какие известия…
Он узнал маму Вовы Коростелева.
— Завтра будут известия: телеграмма, как договорились. А что вы так беспокоитесь? Какая причина?
— Вы полагаете, нет причины?! — завибрировал голос. — Вы посмотрите в окно, Сергей Юрьевич. Синоптики, между прочим, правы, не ошиблись синоптики. — Коростелева как будто радовалась редкой удаче синоптиков.
И голос пропал. Немота в трубке. Он понажимал на рычажки — немота. Прошлепал по стылому полу к окну, тяжелые шторы медленно шевелились от движения холодного воздуха, мели кистями пол. Раздвинул шторы — темно. Постоял, послушал, как шуршит по стеклу снежная крупка, завывает ветер, прошел в детскую. Младший Алешка мирно посапывал в конвертике одеяла. У Юры одеяло, как всегда, на полу. Поднял — заботливо подоткнул под бока. Только отошел — снова та же картина.
— Кто звонил? — не открывая глаз, спросила Галина Михайловна.
— Спи, спи… так, номером ошиблись.
Сон не шел. Сергей Юрьевич вздыхал, переворачивался с боку на бок, пока наконец не возроптала жена. Тогда не без сожаления оставил постель, отыскал тапки, влез в свой старый вытершийся халат, прошел снова в свою комнату, включил настольную лампу. «Почитаю». Пошарил глазами по книгам, которыми были плотно заставлены три стены комнаты, потрогал за корешок одну, другую. Вся эта книжная премудрость — мысли великих людей, лирика с тончайшими переживаниями, ловкие сюжеты — не шла к душе. Поневоле вслушивался в завывание ветра за окном, шуршание снежной крупки. Он просидел без движения час или два, но вот, превозмогая застекленевшую в душе тоску, придвинул стопку тетрадей — сочинения десятых.
Утром в комнату вошло солнце, Сергей Юрьевич, приставив ладошку козырьком, чтобы не очень слепило глаза, увидел в окно зиму. Снег лежал везде: на дорогах, на крышах домов, большущими шапками на ветвях деревьев. По улице медленно двигалась похожая на красного рака снегоочистительная машина, загребала металлическими клешнями снег. Чуть поодаль стоял троллейбус с поникшими усами, на крыше которого орудовал водитель, пытался освободить троллеи от упавшего на них ветвистого ствола тополя. Был еще довольно ранний час, однако улицы людные, где-то бухал оркестр… Странное, несозвучное его мыслям и настроению утро.
Телефон ожил, что-то в нем щелкнуло, соединилось. Задребезжал.
— Майор Тищенко беспокоит, — пробасила трубка.
«Майор?.. Какой еще майор? — уныло соображал Сергей Юрьевич. — Милиция, наверно».
— Что случилось? — прошелестел он помертвевшими губами.
— С праздником вас поздравляю, Сергей Юрьевич.
— И вас!.. И вас! — закричал Сергей Юрьевич, мгновенно вспомнив здоровяка майора, отца Лены Тищенко. Был такой казус: притащил однажды к нему в кабинет верещавшего на всю школу Птицина — застукал курящего под лестницей.
— Хилое растет поколение, — сообщил ему Тищенко как новость, — замучился я с ними. Есть орлы, что и по разу не могут подтянуться. А вы правильно делаете, что в походы их отправляете. Почаще бы надо. Пусть закаляются в трудностях и в борьбе.
