Евгений Астахов - Наш старый добрый двор
Дощатая ограда устояла. Лишь отлетели прочь две доски. Еще один удар, и она поддастся; летчик откатил коляску подальше и тут увидел Цицианову.
Она не могла объяснить себе, почему ей не спалось в эту ночь. Может быть, собиравшаяся гроза давила на сердце, а может, просто необъяснимая тревога. С ней это случалось порой, и тогда она набрасывала шаль, выходила на террасу и долго стояла, прислонясь виском к теплому резному столбу. Слушала, как шумят листвой старые акации.
Так же случилось и в ту ночь. Цицианова вышла, гонимая беспричинной тревогой, и вдруг увидела летчика. И все поняла.
— Как вы смеете?! — крикнула она ему. — Как это подло с вашей стороны! Вы же предаете сына!
— Мой сын погиб, — ответил летчик. — Все остальное бессмысленно. Бессмысленно обременять собой людей.
— Вы что, видели могилу своего сына?
— У летчиков редко бывают могилы, Кетеван Николаевна. Порой они просто уходят в облака.
— Мне шестьдесят лет. Из них двадцать три года я жду своего сына, охраняя его этим от всех бед и напастей. Я старая женщина, а вы…
— Я все равно сделаю это, Кетеван Николаевна, — летчик сказал тихо, словно не ей, а самому себе.
— Нет, не сделаете! Я не разрешаю вам, слышите?
Я каждую ночь буду стоять здесь, сторожа ваше малодушие, пока вы не дадите мне слово русского офицера…
Звякнула цепочка, открылась одна дверь, затем вторая, третья. На террасе появлялись заспанные люди. Ничего не понимая, они спрашивали друг друга:
— Что случилось?..
— Что за грохот был?..
— Говорят, к кому-то с нижнего двора воры лезли, но княгиня наша успела вызвать милицию.
— А где же тогда милиция?
— Аба, откуда я знаю? Я спал…
Попытки узнать о подробностях у Цициановой, как уже известно, успехом не увенчались. Возможно, она о чем-то рассказала профессору. Возможно. Тот позвонил куда-то, и на следующий день в сопровождении пожилого сержанта пришло трое военнопленных немцев.
— Где тут стенка обвалилась? — спросил сержант. И когда ему показали, небрежно махнул рукой. — Тю! Да это им всего на пару часов работы. А ежели кто закурить угостит, так и за час управятся…
— Яволь! — согласно закивали головами военнопленные и принялись таскать кирпичи.
Матч двух поколений
Когда видишь человека ежедневно, то трудно уловить происходящие в нем изменения. И впрямь, ну что могло особенно измениться, скажем, в мадам Флигель? Те же очки и те же вставные зубы, которые прищелкивают и грозят покинуть ее, когда она кричит, перевесившись через перила своего заставленного цветочными горшками балкона. А что может измениться в Никсе Туманове или даже в Ромке, хотя тот и вымахал в этакого верзилу и отпустил усы? Да ничего!..
Потому и не замечали соседи, как постарел и согнулся профессор. По-прежнему каждое утро он делал зарядку, старательно растягивая эспандер. Но, видно, время и глубоко спрятанное горе были сильнее любых гимнастических упражнений.
И вот в одно из воскресений произошло событие, внешне вроде бы и непримечательное, и тем не менее оно что-то переменило в жизни людей из дома на Подгорной.
Обычно работавший без выходных Ивин отец вернулся с завода к полудню, что само по себе было необычным. И не просто вернулся, а привез с собой большие ведерные кастрюли. Шесть новеньких кастрюль.
— Откуда это?! — удивилась Ивина мать.
— Как откуда? С завода, разумеется! Сегодня мой цех выпустил первую мирную продукцию — открылся участок ширпотреба. Вот — кастрюли!
— Зачем же нам столько кастрюль?
— Почему нам! Это всем! Дирекцией принято решение всю пробную партию распределить между работниками цеха. Вышло по шесть кастрюль.
Какие это были отличные кастрюли! Просто незаменимые в хозяйстве. В них можно сварить хаши[28] на самую большую семью. Можно кипятить белье. Или засолить на зиму баклажаны. В конце концов, можно поочередно сделать и то, и другое, и третье. В общем, цены не было таким кастрюлям, тем более что за три с лишним года войны кухонная посуда у всех пообветшала; ее паяли, клепали, заново лудили, а о новой лишь мечтали, где ее было взять, новую-то?
Слесарь-лекальщик дядя Коля тоже принес шесть кастрюль. Вся дюжина стояла на террасе, и надо было придумать, как разделить это нежданное богатство между всеми, не обидев никого из соседей.
— Надо их разыграть, — предложила Рэма. — Сколько квартир в доме, столько и фантиков; перемешаем их и вынем двенадцать — по числу кастрюль. Очень интересно будет, по справедливости…
И Рэма рассказала о том, как давно, до войны еще, когда она жила в Одессе, папа Гриша возил ее в Аркадию и там была лотерея, и, купив пять билетов по рублю, они выиграли живого петуха. Он целых два года потом жил на балконе, не кукарекал, но стучал по утрам клювом в стекло, будил всех. В эвакуацию петух не поехал, так и остался в оккупированной Одессе, и дальнейшая судьба его неизвестна.
— Узнаю твою мамочку, — ворчливо заметила мадам Флигель. — Не догадаться сварить его на дорогу!
— Да как же можно было есть этого петуха, бабушка?!
— Не знаю, не знаю, — упорствовала та. — А разве разумнее оставлять его фашистским захватчикам, а самим потом голодовать столько дней?..
Рэмина идея устроить лотерею была одобрена всеми. Одну из кастрюль поставили посредине двора на табурет, бросили в нее фантики с номерами квартир. Маленькая девочка, принаряженная ради такого случая, вытащила одну за одной двенадцать бумажек.
Объявить фамилии выигравших поручили Ромке как самому горластому не только в доме, но и на всей Подгорной улице.
— Квартира двадцать восемь! — выкрикивал он. — Геворкян!.. Молодец, тетя Ануш, не ожидал!..
— Квартира четыре! Сулеймановы!.. Вай, как везет людям!..
— Квартира тридцать два!.. Аоэ! Минасик выиграл! Манную кашу в ней варить будет, целое ведро!..
Следующая кастрюля досталась профессору. Тот долго крутил ее в руках и озабоченно хмыкал.
Потом Ромка выкрикнул фамилии остальных восьми счастливцев, среди которых оказались отец и сын Тумановы. Надо сказать, что судьба далеко не всегда бывает справедливой, и поэтому ни Ивиной маме, ни дяди Колиной жене выигрыши не выпали. Правда, профессор уговорил их взять его кастрюлю, будет хотя бы одна на двух хозяек.
— Берите, берите! — убеждал он. — Мне просто ни к чему такая громадная посудина. Ну что с ней прикажете делать? Тем более я столуюсь не дома, а в институте.
Ну а что касается старика Туманова, то он в ближайший базарный день отнес свою кастрюлю на барахолку и, говорят, очень выгодно продал ее там. Ромка уверял всех, что видел, как бывший домовладелец ходил по рядам, надев кастрюлю на голову, — демонстрировал таким образом редкий товар, и что, дескать, ему, Ромке, даже удалось постучать по донышку кастрюли и задать предприимчивому коммерсанту традиционный для барахолки вопрос:
— Сколько просишь, за сколько отдашь?..
Но дело, конечно, не в этом. При чем тут барахолка? Если на то пошло, ее породила война, барахолка была одной из многочисленных тягот военной поры. И намного пережить войну ей не удалось. Кто станет втридорога покупать кастрюлю у старика Туманова, даже если тот и носит ее на голове, когда в ближайшем магазине такие же кастрюли будут стоять на полках белыми шеренгами, бери — не хочу!
Да дело не в барахолке, а в том, что Ивин отец, и дядя Коля, и сотни других заводчан уже к полудню воскресенья были дома. И в цехе, кроме броневых щитов, начали выпускать обычные кастрюли.
Велико ли дело — простая кастрюля? Но все почувствовали: близится конец войны! Наступит скоро на всей земле мирная жизнь, и почтальон, принося письма, снова будет шутить, балагурить, тешить сердца людей добрыми вестями. И люди, приглашая его к столу, наливая ему вина, скажут однажды:
— Ты совсем как Ардальон. Был до войны такой почтарь в нашем районе. У него потом оба сына погибли…
— Вы знаете, — говорил профессор, — война, она не только разъединяет и ожесточает людей, что ужасно, она и объединяет их, сплачивает, закаляет духовно. Перед лицом великой социальной опасности совсем еще молодые, не искушенные жизнью люди совершают удивительные подвиги во имя таких высоких человеческих идеалов, как любовь к родной земле, к ее свободе и независимости… Пока шла сегодня наша импровизированная лотерея, я смотрел во двор и видел его таким, каким он был во времена волейбольных баталий. Нет, право: все четыре террасы полны зрителей!.. — Профессор почему-то не упомянул о флигеле, хотя на его балконе, пока разыгрывались кастрюли, были и мать и дочь. Кастрюли, да еще даром, это вам не прыгающие у сетки пожилые несолидные мужчины. — И вот я подумал, дорогие мои соседи: а ведь сегодня воскресенье, и мы все дома, и чудесная погода к тому же. Давайте сюда сетку, черт возьми! — крикнул он высоким голосом. — Предлагаю матч двух поколений! Николай Андреевич, вы назначаетесь капитаном команды ветеранов, согласны?
