Виктор Лихачев - Ангелы уходят не прощаясь
— Вы хотели спросить меня, как я устроился.
— Точно, хотела. Только не смотрите на меня так победоносно, я уже поняла, что вы — не рядовой человек. Вы же Николая Угодника видели.
— Злыдня.
— Кто, простите?
— Ладно, проехали. Так вы хотели меня спросить?
— Зануда. Хотела. И как вы, Арсений Васильевич, устроились?
— Отлично. И давайте без Васильевич.
— Как же мы теперь без вас? Шучу, шучу.
— Господи, я так долго подвожу вас к одной теме. Ладно…
— Ладно…
— Одним словом, попытался уснуть. Не получилось. Рядом книжный шкаф. Наугад протянул руку. И — знаете, какую книгу достал?
— «Приключения Буратино».
— Ха-ха. «Мастер и Маргарита».
— Ой!
— Что такое?
— Это моя книга, Арсений Васильевич. Арсений. Не выдавайте меня. Пожалуйста.
— Кому?
— Наташе. Однажды она увидела эту книгу, я взяла ее в Энск, поскольку это любимая книга моей юности, хотела всегда, чтобы дочь ее прочитала. Дня два читала, а потом сказала мне: «От нее надо избавиться. Это дьявольская книга». И больше ничего. Представляете мое состояние? Ну вот я и отнесла к Смирновым Булгакова. У Галины он уже есть.
* * *Этой ночью он так и не уснул. Постаравшись ступать как можно тише, поднялся по лестнице, вошел в свою комнату. Когда разделся и лег, попытался уснуть, но не смог. Поднявшись, включил свет. Взял книгу, ту самую книгу, и открыл наугад. Это был двести семьдесят четвертая страница. Арсений стал читать с самого начала страницы:
«— Так и надо! — как эхо, повторила свита Воланда.
— Мы вас испытывали, — продолжал Воланд, — никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут! Садитесь гордая женщина! — Воланд сорвал тяжелый халат с Маргариты, и опять она оказалась сидящей рядом с ним на постели…»
Какая-то сила подняла Покровского с постели. В дорожной сумке, которую он всегда носил с собой, у него лежала Библия. Небольшая, в зеленом переплете книга, с которой он не расставался все эти последние месяцы. Небольшая, ибо напечатана она была на тоненькой папиросной бумаге. Взяв книгу, стал искать нужное место. Нашел очень быстро. Затем отложил книгу, оделся и подошел к иконе Спасителя, которая стояла на тумбочке, рядом с иконами Божьей Матери и Николая Угодника. Взял Библию, перекрестился, и стал читать: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят».
Еще раз перекрестился, и вновь взял булгаковский роман: «Мы вас испытывали… никогда и ничего не просите!»
И Покровскому все стало ясно. Окончательно и бесповоротно. Но уснул Арсений под самое утро. И когда Михаил, постучавшись и не дождавшись ответа, вошел в комнату, он увидел спящего в одежде писателя. На тумбочке лежала маленькая книга в зеленом переплете, а на полу — роман Булгакова.
* * *— А ты что, всегда одетым спишь?
Арсений открыл глаза. Перед ним стоял улыбающийся Тихон собственной персоной. Интересно, у этого мальчугана когда-нибудь бывает плохое настроение?
— Привет, Тишань. Сколько сейчас времени?
— Много. Все у Лены и Наташи собрались. Тебя ждут обедать. Покровский тут же вскочил с кровати.
— Обедать?! А почему меня не разбудили?
— Мама сказала: жалко будить. Лена тоже недавно встала.
Только сейчас Арсений обратил внимание на то, что малыш держит в руках лист бумаги.
— Что это у тебя?
— Нарисовал.
— Покажи, пожалуйста. Ух ты, какой огромный зверь.
— Это не зверь, дядя Арсений.
— А кто?
— Пограничная собака.
— Понял. А рядом, стало быть, пограничник?
— Да.
— Неплохо, Тихон, но я поклонник реалистической живописи.
— Не понял. Тебе понравилось или нет?
— В целом понравилось. Но вот скажи, почему у тебя собака больше пограничника?
— Она террориста съела.
— Вот оно что! А почему у нее пять ног?
— Для красоты.
— Тихон, ты гений. Пошли обедать.
Когда они уходили, Арсений, поколебавшись немного, вслед за Библией положил в дорожную сумку и книгу Булгакова.
— Ну, наконец-то, пришли! — приветствовал их первым Михаил, — а то я тут один…
— Как это один? — удивилась Галина.
— Галина Аркадьевна, вы все принимаете дословно. Мой муж хотел сказать, что он чувствовал себя одиноко в нашей женской компании.
— Ты не права, дорогая. Про «один» — говорил, про одинок — это уже твоя выдумка.
— Михаил, никогда не спорьте с женщиной, — Арсений пожал Смирнову руку, всем остальным поклонился, — потому что…
— Правильно, — перебила его Ирина, — потому что женщина всегда права. Сразу видно, что вы мудрый человек, Арсений Васильевич.
— … потому что бесполезно.
— Арсений Васильевич, и впрямь так считаете? — ахнула Галина. — Но ведь это же мужской шовинизм!
— Галочка, кого ты слушаешь? — это вошла в комнату Елена. Она несла большую супницу. — Человека, который только и делает, что спорит с женщинами.
— Мне есть, что сказать вам, Елена Евгеньевна, но я промолчу…
— И правильно сделаете.
— Мы же в неравных условиях.
— Имеете в виду, что я у себя дома?
— Имею в виду, что у вас в руках половник.
Елена не успела ответить, ей на подмогу пришла Галина Аркадьевна:
— Арсений Васильевич, вы не знаете Леночку, она очень добрый и интеллигентный человек. Половник это не ее ору… Почему вы все смеетесь?
— Галочка, не обижайся, — Ира подошла к соседке и обняла ее, — мы же любя. Но что делать, ведь ты наивна, как ребенок.
— И это есть хорошо, — Покровский принял важный вид и поднял указательный палец вверх, — ибо сказано: будьте как дети.
— Как мы? — смог наконец-то подать голос Тихон.
— Как вы, Тихон. Кстати, друзья мои, вы видели красоту, которую написал этот будущий Хайдеггер и Пикассо в одном флаконе?
— Не буду я никаким хаем…
— Красоту мы видели, — потрепал Михаил сына по макушке, — всех ознакомил. А Хайдеггер, сынок, это философ был такой. Дядя Арсений хотел сказать, что ты у нас будешь философом.
— Не буду!
— А кем будешь?
Тихон задумался. Все уже сидели за столом и с интересом ждали ответа. Мальчик задумчиво смотрел на тарелку с супом.
— Что молчишь, сынок?
— Кем стану? Человеком… Специалистом… Президентом Путиным!
— Родители, скажите, а вы, надеюсь, записываете за будущим великим философом Тихоном Михайловичем Смирновым его перлы?
— А что такое перлы, дядя Арсений? — оторвался от супа Тихон Михайлович.
— Это жемчужины, друг мой. В данном случае словесные.
— Мы все собираемся, Арсений Васильевич, но руки не доходят, — ответила Ирина, — а с другой стороны у него, что не день, как очередной перл. На прошлой неделе в поликлинику с ним ходили. Прививку надо было делать. Ни в какую! Стоим с медсестрой, уговариваем. А она в маске. Ну, вроде бы уговорили. Он говорит медсестре: «Ладно, буду, только намордник сними».
— Это что, — притворно вздохнул Михаил, — помнишь, Ириша, что он про меня в саду сказал?
— Разве такое забудешь? — в ответ вздохнула она. — Прихожу за ним, а воспитательница говорит: мы сегодня с ребятами про профессии говорили. Спрашивали, кем их родители работают. Дошла очередь до вашего сына, он и отвечает: папа у нас тварь. Почему, спрашиваем. Потому что тварь — это человек, который что-то сотворил. Папа каждый день садится за компьютер и творит, творит, творит. Потом спрашиваем, а кто у тебя мама? Помойка, говорит. Потому что все моет: и меня, и посуду, и пол.
Практически весь обед прошел под знаком Тихона. Тот сидел гордый и сиял, как начищенный пятак. И когда разговор за столом менял свое направление, мальчик методично возвращал его в нужное русло.
— Дядя Арсений, а все-таки, кто это — философы?
Покровский растерялся:
— Даже не знаю, как тебе ответить…
— Взаправду ответь.
— Взаправду. Понимаешь, друг мой, есть люди, которые работают руками, например, что-то делают, сеют хлеб. Другие работают ногами…
— Как это?
— Например, футболисты. Для них главное — ноги.
— А руки?
— Руками нельзя.
— Только вратарю можно?
— Точно. Ну, а философы работают только головой. Что так смотришь? В голове у них много мозгов, они ими весь день думают.
— О чем?
— Да обо всем. Например, что появилось раньше — курица или яйцо.
— А что раньше?
— Подумай. Ты же у нас будущий философ.
Мальчик не мгновение задумался, а потом постучал себя по голове:
— Череп от крепких мозгов звенит, чувствуете?
— А можно я любимый анекдот Володи Орлова расскажу? — спросила Галина у присутствующих.
— О чем речь, Галя! — ответила за всех Елена.
— Да вы что, Галина Аркадьевна? — удивился Покровский, — при Тихоне рассказывать про катящуюся голову?
