Дина Бродская - Марийкино детство
– Погоди, завтра тебе ещё не так попадёт! Полуночница!
Марийка ничего не ответила, разделась в темноте и юркнула в постель. В кулаке она крепко сжимала Сашино письмо.
На следующее утро она отнесла письмо Анне Ивановне. Но к Саше в этот вечер ей не удалось пойти – мать строго-настрого запретила ей отлучаться из дому в такой поздний час.
К Марийкиной радости, дня через три после появления Саши Поля начала работать в ночную смену. Каждый раз, когда время приближалось к семи часам вечера и Поле пора было уходить на ночное дежурство, Марийка от волнения не могла найти себе места. Ей всё казалось, что мать слишком долго собирается или что она совсем раздумала идти сегодня на работу.
– Ой, уже без четверти шесть! – говорила Марийка, как бы невзначай взглядывая на часы.
Поля как ни в чём не бывало продолжала разговаривать с Натальей.
Марийка начинала вертеться у неё под ногами.
– Мама, – спрашивала она робко, – а ты сегодня разве не в ночной дежуришь?
– В ночной. А что?
– Да ничего, я просто так…
Как только Поля уходила, Марийка сейчас же бежала к Стэлле:
– Мама ушла! Сегодня я пойду…
– Вот хорошо! – радовалась Стэлла. – Знаешь, вдвоём не так страшно. Вчера, шла одна, мне всё казалось, что кто-то меня догоняет. Оглянусь – нет, никого не видно.
Марийка вытаскивала из кармана пакетик, завёрнутый в промасленную бумагу.
– Вот, возьми, это для него…
– Это что? Творожник! А я сегодня картошки нажарила полную кастрюлю… Вот только хлеба маловато.
Каждый раз, когда Марийку посылали в лавку или на базар, она делала петлю, чтобы пройти мимо цирка.
Она обходила со всех сторон круглое облупленное здание с забитым досками входом. Маленькая боковая дверца была плотно прикрыта, даже как будто заколочена сверху ржавыми гвоздями. Марийка с облегчением вздыхала и шла дальше.
Все дни она жила в страхе. Она точно выросла сразу, и все её прежние заботы и дела стали казаться ей мелкими и неинтересными. Она почти всё время думала об одном – о своей тайне. Марийка так боялась проговориться, что стала очень молчаливой.
По утрам, убирая постель, она спрашивала Веру:
– Скажи, я сегодня со сна ничего не говорила? Мне страшное что-то приснилось…
А в те вечера, когда Стэлла уходила в цирк одна, Марийку трясло как в лихорадке. Марийка рано ложилась спать, но не засыпала, а долго лежала, уткнувшись носом в подушку. «Вот сейчас Стэлла уже, наверно, вышла из дома, – думала она, – вот сейчас она подходит к цирку».
Утром Стэлла прибегала в подвал, и, если был кто-нибудь посторонний, говорила с безразличным видом:
– А Сметанинша. сегодня опять ругалась…
Марийка знала: это значит, что у Саши всё благополучно.
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В ЦИРКЕ
Прошла неделя.
Марийка с Верой сидели за починкой белья и, чтоб было веселее, рассказывали друг другу сказки. Вернее, рассказывала одна Марийка: она всякий раз выдумывала новую сказку, так что Вера только диву давалась, откуда она их столько знает.
Сегодня Марийка рассказывала про мальчика, у которого были волшебные синие очки. Стоило ему надеть эти очки, как он начинал угадывать чужие мысли.
– И вот, понимаешь, приходит он к толстому мельнику и просится переночевать. Мельник ему ласково говорит. «Что ж, ночуй, мне не жалко». А мальчик надел свои очки, посмотрел на мельников лоб и сразу прочитал все его мысли…
Марийка остановилась на полуслове. В окошко она увидела ноги Стэллы в туфлях на высоких каблуках. Потом показалось и Стэллино лицо.
Она заглядывала в подвал и делала какие-то странные гримасы.
Марийка воткнула иголку в простыню и опрометью выбежала вон.
– Ты куда? Опять секретничать? – кричала ей Вера вслед.
Когда Марийка выскочила из подвала, она увидела, что Стэлла стоит в глубине двора, возле помойки, и машет ей рукой:
– Скорей, Марийка, скорей…
Стэлла была бледная, волосы растрёпаны, кофточка, видно надетая второпях, застёгнута вкривь, не на те пуговицы.
«Кончено! Сашу арестовали…» – подумала Марийка. Она подбежала к Стэлле, схватила её за плечо и спросила шёпотом:
– Арестовали, да? Арестовали?
– Да нет же, – зашептала Стэлла, – понимаешь, только что у нас были гайдамаки. Они приказали папе завтра устроить в цирке представление. Папа сказал, что это невозможно, что в цирке протекает купол и почти все артисты разъехались… А они и слушать не хотят. Сказали – если завтра не будет представления, то папу расстреляют… Папа побежал к борцам Макаровым.
– А как же Саша?
– Папа говорит, что Саша должен остаться в цирке, ему больше некуда деваться. Он наденет рабочую куртку и сойдёт за служителя. Это на один только вечер.
– А вдруг узнают? Саша говорил, что за ним следили.
– Не узнают!… Ну, я побегу сейчас штопать трико. Мне ведь тоже завтра выступать. Ты пойдёшь со мной пораньше в цирк и поможешь мне одеться. Ладно?
– Ладно.
Марийка вернулась домой и молча села за шитьё.
– Ну что, насекретничались со своей Стэллочкой? – спросила Вера, поглядывая на неё искоса.
– Это не секреты. Стэлла пришла сказать, что завтра она выступает в цирке.
– Да ну её с её цирком! Кончай лучше сказку. Какие же у мельника были мысли?
Марийка задумалась и не слышала Вериных слов.
– Марийка! Ну как тебе не стыдно! Что ж дальше было?
Марийка вздрогнула и уколола палец.
– Я ещё дальше не придумала, – сказала она.
На следующий день на стене цирка появился наспех намалёванный плакат:
СЕГОДНЯ 4 НОЯБРЯ 1918 г.
В ЦИРКЕ СОСТОИТСЯ ЭКСТРАОРДИНАРНОЕ
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
Начало в 8 часов. Вход свободный
Патапуф распорядился, чтобы сняли доски, которыми был заколочен вход. Две кассы у входа зияли выбитыми стёклами, земля была покрыта обломками стекла и кусками облупившейся штукатурки. Лошадиные головы на барельефах, украшающих здание цирка, почти все были с отбитыми ноздрями и ушами.
Вечером толпа повалила в цирк. Здесь были гайдамаки, солдаты и множество мальчишек, которые, разузнав о даровом представлении, сбежались с самых дальних улиц.
Были здесь и Вера с Машкой, и Сенька, и Митька Легашенко, и Володька из 35-го номера. Они пришли в цирк задолго до начала представления. Марийки с ними не было. Она сказала, что пойдёт к Стэлле в уборную, а сама побежала искать Сашу. Он стоял в глубине полутёмного коридора и складывал какие-то доски.
Лицо у него было выпачкано в саже, на плечах драная широкая куртка, на голове кепка. Когда Марийка шла мимо Саши, он подмигнул ей.
В большой уборной собрались все артисты, которых Патапуфу удалось разыскать.
Здесь были борцы-акробаты братья Макаровы, грудастые широкоплечие парни в чёрных трусиках.
Они боролись друг с другом, чтобы corреться, так как в нетопленной уборной стояла стужа. Танцовщица Зоя Жемчужная, которая последнее время служила телефонисткой, сидела в пальто и ботиках перед зеркалом и красила щёки.
Стэлла, склонившись над коптилкой, зашивала последние дырки на своём старом трико. Посреди уборной стоял с собачонкой под мышкой дрессировщик Адольф, он же Андрей Иванович. Это был очень высокий и худой мужчина, с длинными, как у священника, волосами, падавшими на воротник его бархатной блузы.
– Ну и температурочка! – говорил он, гладя свою дрожащую собачонку. – Не знаю, Зоя, как вы будете танцевать в вашей газовой юбочке. Выдумали тоже представление! Ерунда…
В уборную вбежал Патапуф. Пальто у было расстёгнуто, на шее болтался пёстрый шарф. Он вытер платком потный лоб и сказал:
– Сейчас начинаем! Полный цирк гайдамаков. Макаровы, готовьтесь к выходу!
– А купол починили? – капризно спросила Зоя.
– Затянули дыру брезентом. Ничего, ничего, всё сойдёт прекрасно.
Марийка подошла к Стэлле и поправила ленту в её волосах:
– Ты готова?
– Успею, Вот только зашью ешё четыре дырки. Мой выход предпоследний. Ну, как там, всё в порядке? – Стэлла глазами указала на дверь.
– Он доски носит. Я с ним не говорила – вдруг кто увидит, – сказала Марийка, еле шевеля губами.
– Правильно. Ну, иди скорей, сейчас начало. Слышишь, как хлопают?
Марийка побежала смотреть представление. Вера приберегла для неё место рядом с собой.
Гайдамаки хлопали, топали ногами и пронзительно свистели.
– На-чи-най! Вре-мя!
Цирк был освешён только наполовину. Посреди купола большая брешь была кое-как затянута брезентом.
Вышел Патапуф в чёрном фраке.
Подняв руку, он несколько секунд подождал, пока уляжется шум, потом поклонился и густым, бархатным голосом, какого Марийка у него никогда ещё не слышала, объявил:
– Известные борцы-акробаты братья Ринальди. Внимание – Ринальди!…
Макаровы, кувыркаясь, выскочили на арену, разостлали коврик, начали прыгать друг дружке на плечи и бороться.
– Оце-добре! Дуже добре! – кричали гайдамаки и хлопали так, что тряслись стены.
