Борис Костюковский - Зовут его Валерка
Она бросилась за Валеркой прямо в платье. Очки, как у бабушки, сползли у неё на самый кончик носа.
Надежда Игнатьевна вывела Валерку на берег и строго сказала:
— Слушай, наш племяш, если ты ещё раз нарушишь дисциплину, мы тебя отправим домой.
— Он не виноват, — закричали ребята, — его толкнули!
— Кто толкнул? — спросила она.
Ребята показали ей на Шишпорёнка.
— Он нечаянно, — вступился за него Валерка.
— Это правда? — спросила Надежда Игнатьевна.
К Валеркиному удивлению, Шишпорёнок опустил низко голову и сказал, что толкнул нарочно.
Надежда Игнатьевна похвалила Шишпорёнка за то, что он сказал правду, и предупредила его, чтобы он больше так не делал.
Тогда и Валерка решил сказать правду, что он мог бы и не упасть в воду, но Надежда Игнатьевна не поверила ему и даже упрекнула в нечестности.
Валерка молча возвращался с отрядом. Лагерь гудел от ребячьих голосов.
Снова призывно заиграл горн, и пионерские цепочки со всех сторон потянулись к столовой. Валерка шёл в строю. В центре пионерской линейки стоял космический корабль, на борту которого большими буквами было написано: «Восток». Валерка шёл и мысленно повторял слова понравившейся ему песни:
У дороги чибис, у дороги чибис,
Он кричит, волнуется, чудак!..
ТАЙНА КОСТРА
Быстро освоился Валерка с жизнью в пионерском лагере. Прошло два дня, а казалось, что живёт он здесь уже давно. Каждый день приносил с собой что-нибудь новое. Надолго запомнил Валерка день открытия лагеря. К этому празднику готовились все отряды. На большой поляне выложили клетку из толстых сухих жердей, а девочки и малыши заготовили много сухого хвороста. Хворост засыпали в клетку, а потом старшие ребята поставили вокруг неё сухие деревья и прикрыли их со всех сторон хвойными ветками. Получился высокий зелёный шалаш.
В этот день в гости к пионерам приехали родители. Вокруг лагеря стояло много машин и мотоциклов. Приехали и дядя Саша с тётей Леной.
— Ну, нравится тебе в лагере? — спросил Валерку дядя Саша.
— Ещё бы!
— Чем же ты здесь занимаешься?
— Я записался в спортивный кружок.
Дядя Саша удивлённо пожал плечами.
— До сих пор мы спортом не увлекались, — сказал он.
— Что же, по-твоему, люди с пелёнок начинают увлекаться спортом? — возразила тётя Лена. — Вот начнёт заниматься в кружке, потренируется несколько дней и войдёт во вкус.
— Нравится тебе спортивный кружок? — спросила тётя Лена.
— Конечно, нравится, — не задумываясь ответил Валерка.
— Чему вас там учат?
— Ничему не учат, — вздохнул Валерка.
— Как это — ничему? Зачем же ты тогда ходишь в кружок?
— Да я ещё не знаю, где этот кружок. Он же не работает.
Дядя Саша засмеялся, а тётя Лена сказала, что это безобразие. И ничего смешного она не видит. И что нужно поговорить с вожатой.
— Ну-ну, — сказал дядя Саша, — нечего горячку пороть. Лагерь недавно открыли, руки ещё не дошли до этого кружка. Ты вот что, дружок, — посоветовал он Валерке, — попроси вожатую, чтобы она записала тебя в рыболовный кружок.
— Нельзя, — с сожалением сказал Валерка.
— Почему?
— Потому что нужно вперёд выписаться из спортивного.
— Так выпишись.
— А где я выпишусь? Кружка же этого нет.
Теперь засмеялась тётя Лена, а дядя Саша рассердился:
— Просто не понимаю, мелешь какую-то ерунду.
— Что ты не понимаешь, — смеётся тётя Лена, — это образец бюрократизма в детском учреждении.
— Да нет же, — запротестовал Валерка, — просто нас Надежда Игнатьевна предупредила, что сразу в два кружка записываться нельзя, и если кому-нибудь не нравится кружок, то нужно из него выписаться и записаться в другой.
— Ну хорошо, — спросил дядя Саша, — кто тебя записывал в спортивный кружок?
— Надежда Игнатьевна.
— Так у неё и выписывайся.
— Но он же мне нравится.
— Чудак ты, Валерка, — улыбнулся дядя Саша, — ты пока выпишись и ходи в рыболовный, а как начнёт работать спортивный, снова запишешься в него. Чего ты теряешь-то?
Валерка согласился, и в самом деле он ничего не теряет.
— Тебя комары не кусают? — заботливо спросила тётя Лена.
— Немножко кусают, но это ничего, — успокоил он её, — это же всё равно что брание крови.
Все засмеялись, хотя, на Валеркин взгляд, ничего смешного он не сказал. Просто он вспомнил, как у него в школе брали кровь из пальца.
— Ты же переворот делаешь в медицине, — шутит дядя Саша, — по твоему методу можно брать кровь с помощью комаров.
Тут и Валерка хохочет.
Горн прервал свидание с родителями, и все отряды выстроились на пионерской линейке вокруг ракеты «Восток».
Начальник лагеря поздравил ребят с открытием первого пионерского сезона, потом громко скомандовал:
— Смирно! Равнение на флаг!
И по мачте, установленной на ракете, медленно поднялся красный флаг и затрепетал на ветру. Все застыли, отдавая салют пионерскому флагу.
Когда начало смеркаться, ребята с песнями пришли на поляну и расселись вокруг костра.
Валерка с нетерпением ждал, когда разгорится костёр. В середину круга вышел старший вожатый, поднял руку. Стало тихо.
— Ребята, костёр так не загорится, — серьёзно сказал он, — его нужно попросить. Я вам сейчас скомандую: «Три, четыре», а вы дружно скажите: «Во имя былых и грядущих побед, костёр пионерский, зажгись!» Все слышали?
— Все! — отозвались ребята.
— Итак: три, четыре!
Но пионеры отозвались вразнобой. Костёр не загорелся.
— Плохо, — сказал вожатый, — а ну ещё раз: три, четыре!
На этот раз ребята прокричали так дружно, что у Валерки даже в ушах зазвенело. У костра никого не было, но вдруг из зелёной хвои повалил густой дым, и следом за ним вырвались красные языки пламени. Над костром, словно фейерверк, повисли куполом длинные, как иглы, искры. Они таяли где— то в темноте, а на смену им взлетали другие. Всё это походило на сказку. Такого костра Валерка ещё никогда не видел. Разве можно было его сравнить с тем костром, который разжигал Миша Бачин на общественном огороде! Пламя осветило всю поляну, в лица ребят стали багрово — красными. Валерка так и не понял, отчего загорелся костёр; не поняли этого и другие ребята. А праздник продолжался.
Перед ребятами выступил самодеятельный кружок лагеря.
Может быть, в другой раз Валерке понравились и танцы, и песни, и стихи, но сейчас он всё пытался отгадать: как же сам загорелся костёр?
Когда закончились выступления, старший вожатый объявил:
— К нам в гости пришёл охотник Николай Борисович Протопопов. Он долго жил и охотился в этих местах, где сейчас находятся наш лагерь. Давайте попросим Николая Борисовича, чтобы он рассказал нам о себе.
Ребята дружно зааплодировали. В центр круга вышел старик с короткой бородой и седыми бровями, как настоящий дед-мороз.
— Я говорить-то не приучен, да и не получается это у меня как-то, — начал он, смущённо улыбаясь. — Ну, что о себе рассказывать? Живу, как все. Занимаюсь охотой, стерегу лес и диких животных от браконьеров. Лесничий я в этих местах. Поначалу моя землянка стояла как раз неподалёку от вашего лагеря. Я, почитай, десять лет тут промышлял. Ну, а потом, когда стали строить город, пришлось откочевать подале.
Лесничий осмотрел ребят, усмехнулся:
— Десять лет прошло, не боле, а тут город такой отмахали. Небось многие из вас в Ангарске уже родились. Ну, сознавайся, кто в Ангарске родился?
Ребята зашумели, закричали:
— Я родился… Я в Ангарске… Я… Я… Я…
Валерка поворачивал во все стороны голову.
Как он жалел, что родился не в Ангарске!
— Вот видите, — сказал лесничий, — сколько у меня новых земляков объявилось. Новые граждане Ангарска — вот кто вы есть, внуки мои. А внукам положено гостинцы дарить. Припас я вам тут гостинцев. Не обессудьте, если что не так.
Николай Борисович не торопясь вышел из круга и снова вернулся с двумя мешками в руках. Развязал один мешок, опрокинул его и осторожно вытряхнул на землю. Из мешка выкатился какой-то бурый комок шерсти. Вдруг комок ожил, зашевелился и испуганно шарахнулся от костра к ребятам.
— А-а-а! — раздался оглушительный крик, и лесная тишина взорвалась от восторженных детских выкриков.
— Медвежонок! Живой медвежонок! — кричали ребята и протягивали к нему руки.
А он испуганно метался, пытаясь найти выход из этого плотно замкнутого круга, дико озираясь на зловещее зарево костра, и наконец, дрожащий, уткнулся мордочкой кому-то в колени. Ребята гладили его и называли разными ласковыми именами. Валерка тоже пробрался к медвежонку и погладил его, ощутив под ладонью мягкую длинную шерсть. Когда всё утихло, Николай Борисович сказал:
