Николай Осинин - Через все преграды
Федор Иванович резко подался назад, но тотчас справа из куши березок, росших на краю оврага, сиплый голос скомандовал:
— Стоять!
Дети испуганно замерли, прижавшись к своему руководителю.
— Спокойно! — прошептал капитан, оглядываясь вправо, откуда раздался голос.
По склону уже спускался плечистый парень в желто-зеленой форме латышского полицая, держа винтовку наперевес.
— Спокойно, — еще раз шепотом повторил Беляев. — Без моей команды не бежать. Надо прежде узнать, сколько их тут. Возьмите Наташу.
Инна хотела было взять маленькую девочку, но та, почувствовав общее смятение, крепче прижалась к Федору Ивановичу.
— Боюсь! — лепетала она, следя расширенными от страха глазами за мужчиной с ружьем.
Не доходя несколько шагов, полицай остановился.
— Кто ви есть? — спросил он, пристально глядя на Беляева.
— Мы беженцы, — ответил капитан, — домой идем.
— Пропуск?
— Пропуска нет. Я потерял…
— Врешь! — свирепо прохрипел латыш. — Ти есть большефик! Бросай палка!
— Я хромой!
— Бросай!.. Марш перёт.
Федор Иванович отдал Наташу старшей девочке и, опираясь на Сережу, потихоньку заковылял к телеге.
После того, как на плечо легла твердая сильная рука капитана, Сергей почему-то обрел уверенность, что все кончится благополучно, хотя крупная нервная дрожь продолжала сотрясать его. Он видел, как Федор Иванович, не поворачивая головы, зорко осматривается по сторонам, значит, капитан выжидал подходящий момент.
— Что, убежать хотел? — злорадным смешком встретил старик Беляева. — Бродяга!.. Ишь, целый выводок еще с собой водишь! — темные колючие глаза его, спрятанные под серыми щетинистыми бровями, быстро пробежали по лицам детей.
Федор Иванович остановился против него:
— Рад?
— Мне печалиться не о чем.
Полицай, стоявший сзади беглецов, сказал ему несколько слов по-латышски. Старик шагнул к Беляеву.
— Подымай руки, обыщу! — хмуро бросил он.
Капитан как-то вздохнул и, еще раз оглянувшись, тихо сказал:
— Валяй, обыскивай… Отойдите, дети, не мешайте ему.
Решительным движением он оттолкнул от себя Сережу, но вдруг закашлялся, схватился за грудь.
— Руки подыми, прокуда! — сердито произнес старик.
Беляев оборвал кашель. В то же мгновение в его стремительно выброшенной в сторону полицая руке сверкнул пистолет и треснули два выстрела.
Полицай вскрикнул. Старик прыгнул на капитана, и они, сцепившись, покатились по земле.
Сергей, в первую секунду присевший от внезапного треска выстрелов, метнулся на помощь к Федору Ивановичу, но капитан, подминая под себя старика, хрипло крикнул:
— К тому!..
Сергей обернулся: полицай, извиваясь на земле, пытался приподнять винтовку. Стремительным прыжком паренек упал на него. Выстрел грянул в землю.
Но враг был еще силен. Короткие толстые пальцы впились в Сережину руку, и через несколько секунд борьбы парнишка оказался внизу. Он видел перед собой круглые горящие ненавистью глаза и оскаленный рот, откуда вырывался не то стон, не то рев.
Кто-то схватил полицая за волосы, стаскивая в сторону. Мелькнули бледные лица Веры, Ильи. Опять треснул выстрел. Потом полицай как-то странно взлетел вверх и опрокинулся. Сергей вскочил на ноги.
— Не ранен? — шагнул к нему Беляев. — …На телегу все! Быстро!..
Через несколько минут, нахлестывая лошадь, они уже скакали по дороге.
— Глядите в оба, — сурово бросил капитан своим друзьям. — Если до ночи за нами не погонятся — уйдем.
* * *Случаи расправы над предателями на оккупированной территории с каждым днем все учащались. Убийство полицая и его отца в овраге гитлеровцы приписали партизанам, скрывавшимся в близлежащих лесах. Должно быть, потому никаких последствий для Беляева и ребят это дело и не повлекло, тем паче, что им посчастливилось за ночь ускакать в другой район.
Затем Федор Иванович с помощью ребят соорудил из жердей небольшую клетку, укрепил ее на телеге и тщательно замаскировал сухой травой. По внешнему виду получился воз сена, который даже вблизи нельзя было отличить от настоящего.
Ехали, обычно, днем. Наверху сидел Сергей и, уверенно понукая, правил лошадью. Остальные скрывались внутри воза.
Однажды остановились около какого-то болота на ночлег. Когда ребята уснули, Федор Иванович сказал стоящему на карауле Сергею, положив ему руку на плечо:
— Вот что, дружок, ты среди своих приятелей старший, и я тебе верю: язык у тебя подвязан крепко.
Предчувствуя, что Федор Иванович скажет сейчас что-то очень важное и таинственное, польщенный его доверием, паренек вытянулся по стойке «смирно», как боец перед командиром.
— Сегодня отлучусь до утра, — продолжал Беляев, — и лучше, чтобы никто из ребят об этом не знал — меньше будет беспокойства.
— Куда вы?
— В одно место надо сходить. Так вот, ты будешь дежурить без смены до моего возвращения. Я приду утром. — Капитан Беляев сделал паузу и продолжал: — Но сам понимаешь, где мы находимся, — я могу и не вернуться… до восхода солнца. Тогда меня больше не ждите. В моей сумке лежит компас и карта, оставляю вам. Ориентироваться на местности и читать карту ты умеешь. Утром, после восхода солнца поднимай своих друзей и катай по тому маршруту, что намечен красным карандашом…
— Федор Иванович! — испуганно, понизив голос, заговорил Сережа, которого ужаснула мысль, что они, ребята, опять останутся без него. — Федор Иванович, куда вы?..
— Не перебивай, слушай внимательно, — строго продолжал капитан. — Когда подъедете к старой границе, будьте осторожны: там наверняка стоят вражеские заставы. Напролом-не прите. Прежде сам тщательно разведай дорогу, а потом уже проводи по ней всю группу.
— Есть прежде разведать, — упавшим голосом произнес мальчик.
— И последнее. Доберетесь до Великолуцкой области — прибивайтесь к народу. С нашим народом не пропадете… Впрочем, что я болтаю зря! Выше нос! — Федор Иванович шутливо и нежно поднял Сережин подбородок. — Я же обязательно приползу к утру обратно! Итак, спокойной ночи.
Крепко, как равному, он пожал караульному руку и быстро заковылял в темноту.
Всю ночь Сергей не сомкнул глаз, ожидая возвращения Беляева. Он без конца строил догадки: куда и на какое опасное дело отправился Федор Иванович. Вначале подумал, что капитан хочет взорвать какой-нибудь вражеский склад оружия и боеприпасов. Потом решил, что склад — это пустяки. Скорее всего капитан узнал про важный гитлеровский штаб и хочет проникнуть туда, чтобы забрать секретнейшие документы, которые помогут нашим разгромить фашистские армии. Но какие же здесь штабы? Болото и лес кругом! — терялся он в догадках.
Все же, по мнению Сергея, Федор Иванович допустил большую оплошность, не взяв его с собой. Вдвоем бы они управились куда лучше и быстрей.
Потом, как всегда, когда мальчик оставался наедине, ему вспомнились мать, отец. Заныло сердце, и тоскливые слезы сами собой потекли по щекам.
И тогда Сережа решил: как только они доберутся до своих, он станет разведчиком. Их группу пошлют в глубокий тыл к врагу с заданием. Сергей уже знает повадки немцев, и задание он выполнит. Пусть погибнет, но выполнит!
Впрочем, умирать не хотелось, даже мысленно, потому что со смертью обрывалась чудесная цепочка грез… Нет, он будет сражаться с гитлеровцами, до тех пор, пока хоть один из них жив, пока не освободит маму, ее подруг, Садыка и Фатика и всех советских людей, томящихся у фашистов.
* * *Вернулся Федор Иванович на рассвете, измученный и сильно расстроенный.
— Что случилось?.. Или опять как тогда? — насторожился мальчик, намекая на неудачный поход за молоком.
— Нет, просто зря сходил. Проклятая нога. — Капитан тяжело опустился на землю и с досадой, но осторожно потер изувеченную ногу выше колена.
За эту ночь морщины на его бледном заросшем короткой щетиной лице обозначились еще резче, как будто их подвели черным карандашом.
Весь следующий день они простояли на месте. И вечером, изучив еще раз какой-то участок своей топографической карты, Федор Иванович вновь незаметно отозвал Сережу в сторону:
— Ты сегодня подежурь… как вчера.
— Опять пойдете? — спросил мальчик.
— Да.
— Ведь вам трудно пешком! Можно мне с вами?
— А зачем? Если ты пойдешь, мне от этого легче не станет.
— Вдвоем лучше. Я хоть куда проберусь, вы только скажите. А потом, на лошади можно…
Федор Иванович отрицательно покачал головой. Сереже показалось, что он улыбается снисходительно и насмешливо.
— Может, думаете, струшу? — порывисто воскликнул мальчик. — Ни за что! Пусть стреляют! За маму и за всех наших и я фашистам не прощу. Если бы мне ваш пистолет, я бы вышел на дорогу и первого бы фрица уложил, как вы полицая…
