Владимир Железников - Чучело-2, или Игра мотыльков
— Вот он и передал… А я обозлился и все ему выложил. Думал, теперь-то он мне поможет, ведь ему деваться некуда! — Костя замолчал, припоминая всю сцену у отца.
— Что — выложил? — испуганно переспросила Лиза.
— Про машину.
— А он что?
Костя вдруг перестал захлебываться:
— Представляешь?… Предложил мне взяться за его ручку и топать в суд.
— Зачем? — не поняла Лиза.
— Признаваться… Чтобы другого не привлекали… Судакова. А меня что же, в тюрьму?!
Лиза видела перед собой бледного, перепуганного Костю и чувствовала, как его страх постепенно переползает в нее.
— Он решил, что я боюсь, — продолжал Костя. — А я просто не хочу загреметь из-за глупости. Даже если она моя собственная!
У него губы кривились от злости, он судорожно покусывал верхнюю губу. Волосы упали на лицо, закрыв лоб и глаза.
— Но я ему доказал, что не трус!.. Доказал!
— Как?… — спросила Лиза.
— Тачку угнал! Опять! Ему назло! И поставил под его окнами — пусть любуется.
— Костик!.. Костик… — только и смогла сказать Лиза, пытаясь успокоить сына и не находя для этого никаких слов.
— Можешь ему сообщить об этом! — Костя схватил телефон, сорвал трубку и протянул Лизе. — И еще скажи, что я его ненавижу!
Лиза взяла трубку, положила ее на рычаг. Она была возбуждена, она была так возбуждена, что, казалось, вот-вот потеряет сознание. Если бы разрыдалась, ей стало бы легче, но она понимала, что, несмотря на все, сейчас она — главная сила.
Что же делать? Лиза металась по комнате, бросаясь из одного угла в другой, отбрасывая в сторону стулья, совершенно не отдавая себе в этом отчета. Все свои невзгоды она переносила легко, притерпелась, махнула рукой — будь что будет! — и жила дальше. Но тут так не скажешь и не махнешь на все рукой — надо спасать Костика!
— Нет, нет, плакать не надо: слезами горю не поможешь, — твердила она, пытаясь преодолеть внутреннее отчаяние. — Я сейчас к нему… Надо только переодеться… надо быть спокойной и нарядной, чтобы он ничего не понял. Я его уговорю! Вот увидишь… Он будет тебя судить… Возьмет дело обратно.
Когда она все это сказала, то вдруг поверила, что все так и будет, и даже рассмеялась, как в былые времена.
Костя, который до сих пор молча и тупо следил за ней, вслушиваясь в Лизино бормотание, не совсем понимая смысл слов, резко вскинулся от ее смеха и бесцеремонно приказал:
— Сядь! А то у меня от твоей беготни в глазах перебор — вместо одной мамашки сразу несколько… и все смеются.
Лиза послушно села и виновато сказала:
— Он добрый и великодушный.
— Великодушный? Скажешь тоже. Да он кремень! От своих принципов ни за что не откажется, хоть застрелись!
— Но он любит тебя, — не сдавалась Лиза.
— По-своему. Он любит каждого уголовника, которого осудил. Ему ведь всех жалко. Он каждый день думает о них по ночам… Спать не может. Вот упекут меня в колонию, он и обо мне тоже рыдать начнет.
— Все будет хорошо, Костик. — Лиза обняла сына. — Вот увидишь! Я еще не знаю, как это образуется, голова кругом, но все будет хорошо.
— Я боюсь. — Костя прижался к матери, стараясь спастись под ее покровом.
— Что ты, Костик! — Лиза обняла сына. — Ты знай: я тебя никому не отдам!
Телефонный звонок заставил их вздрогнуть, и они теснее прижались друг к другу, пока он не умолк.
— Надо же! — не мог успокоиться Костя. — Собственного сына — в тюрьму! Вот это отец! А я его полюбил, поверил… Гордился им, будь он проклят! Ну скажи, мать, почему я такой несчастный, что даже родной отец не хочет мне помочь? — Он зарылся в ее волосах, жалобно всхлипывая.
— Да какой он тебе отец! — вдруг неожиданно вырвалось признание у Лизы. — Выкинь из головы… Не отец он тебе вовсе!
Костя слегка оттолкнул ее от себя, чтобы видеть. Лиза испуганно ладошкой прикрыла рот, но поздно: страшные слова уже вылетели наружу.
— Как… не отец? — едва слышно проговорил Костя, не отрывая взгляда от матери. Лицо его стало таким несчастным, выражение глаз такое недоуменное, точно кто-то сзади, подкравшись, всадил ему в спину нож и сейчас он должен был навсегда рухнуть.
— Ну, Костик, успокойся, — робко попросила Лиза, видя, что с Костей творится что-то неладное. По инерции продолжала свой рассказ: она теперь зацепилась за свое признание, ей надо было выложить ему все до конца. Виноватая, беспомощная улыбка блуждала по ее губам. — Я это выдумала. Случайно… повеселилась. Ну, дура, никогда вперед не думаю. Его хотела разыграть, и только. Понимаешь, я же не знала, что он поверит. Это в наше-то время?… Ему так разные женщины знаешь сколько детей накидают! — Лиза не сводила глаз с Кости. Она стояла перед ним как под дулом пистолета. — А потом дальше само полетело-поехало… Сначала он явился… Дальше… ты со своей машиной. Но я собиралась признаться. Честное слово…
— Ты хочешь меня успокоить? Да? — перебил ее Костя. — Чтобы я не страдал, что он меня не любит? Ну ты и хитрюга! — Он даже улыбнулся, но, заглянув в небесно-голубые глаза своей мамашки, понял с предельной ясностью, что та сказала правду. Он не знал, что ему теперь делать. Все рухнуло сразу. У него, оказывается, не было никакого отца — вот к этому он не был готов.
Лиза подошла к нему, чтобы вновь обнять, но он с такой силой оттолкнул ее, что она чуть не упала. В исступлении закричал:
— Вот ты дура!.. Последняя идиотка! Разве я ему бы сознался, если бы знал правду? Теперь я точно сел! Ненавижу тебя! Это ты меня своими кривыми ручками упекла!.. Ты! Ты! Ты! Выходит, он не отец мне, а судья! — Он затих: у него больше не было сил ни для крика, ни для отчаяния.
Костя упал на тахту. Лиза приблизилась к нему, стараясь заглянуть в глаза.
Они долго и молча сидели рядом, бедные и несчастные, и никто им не мог помочь в целом мире.
— Костя, я придумала! — оживилась Лиза. — Давай ему пока ничего не говорить… про отца. После суда скажем.
— Придется, — выдавил из себя Костя, хватаясь за Лизино предложение.
Они еще помолчали, не замечая движения времени.
— А ты помнишь, — неожиданно спросила Лиза, — как мы гостили у бабы Ани зимой? Тебе тогда было лет пять. — Она увидела, что Костя ее слушает, и продолжала: — Ты забрался на крышу погреба, соскользнул и зарылся с головой в сугроб. Снег попал тебе в рот, забил нос, залепил глаза, ты стал задыхаться… Испугался и закричал. На твой крик прибежал Дружок, стал лаять. Мы с бабушкой вытащили тебя из снега, привели домой, обогрели, а ты все продолжал плакать, жалобно всхлипывать. Я посмотрела на тебя и рассмеялась — ты был мордатый, щеки и нос алые. Ты обиделся, что я смеюсь, и еще сильнее заревел. Тогда баба Аня тебе сказала: «Не плачь, дурачок. Тебе не больно, ты просто испугался. А испуг как птичка, он уже улетел». Ты после ее слов сразу успокоился.
Костя промолчал. Он не чувствовал в себе никакой связи с тем далеким маленьким мальчиком. Сейчас его испуг никуда не улетел и крепко сидел в нем.
Снова раздался звонок, на этот раз в дверь. Они оба насторожились.
— Это отец, — прошептала Лиза и смешалась. — То есть… он.
Костю подбросило.
— Стой! — уцепилась за него Лиза. — Не открывай ему… Прошу. Я еще не готова.
Но Костя был неукротим, он оттолкнул Лизу, не слушая ее мольбы, и вышел в переднюю.
Лиза бросилась к зеркалу, она успела взмахнуть два раза расческой, поправляя прическу, и увидела в зеркале отражение Глебова. С трудом повернулась к нему, прижимаясь спиной к стене, чтобы не упасть. Глебов внешне был спокоен, в руке он держал Костину куртку.
— Извини, что так поздно, — сказал он Лизе. — Телефон у вас не отвечал. А я волновался.
— Ну зачем же так! — зло заметил Костя. — Это лишнее.
Глебов посмотрел на Костю, прошел в комнату, бросил куртку на тахту, сел.
— Лиза, постарайся понять, не впадая в панику, — попросил он. — Костя сознался мне — это он угнал машину.
— Костя?… Угнал машину? — Хотя Лиза была готова к этому разговору, она растерялась, начала лепетать несуразицу: — Ты его не слушай… Он тебе наговорит… Ты плохо знаешь нынешних детей, он на тебя обиделся… из ревности. Он к тебе ревнует… привык, что я его собственность. А тут я замуж…
— Лиза! — перебил Глебов.
Она замолчала, глядя на него загнанными глазами.
— Ты хочешь его спасти. Понимаю. Я бы сам тоже хотел… Если бы это было возможно, я бы всю вину взял на себя. Но этим ничего не изменишь. Я не сравниваюсь с тобой: ты — мать. Но мне он тоже не чужой. Все, что случилось, наше общее горе.
— Ничего с вами не случилось! — крикнул Костя. — Это с нами случилось.
— Костя! — попыталась Лиза остановить сына.
Но разве это было ей по силам, когда ему было нужно только одно: смертельно обидеть Глебова, растоптать его, уничтожить. Даже во вред себе! Он потерял всякую осмотрительность, к которой его призывала Лиза, возненавидел Глебова еще сильнее за то, что он не его отец. «Не отец, — думал он, — не отец! Так вот — на тебе!»
