Мария Халаши - На последней парте
- Ференц Ракоци, - быстро ответила Персик.
Кати представила себе двенадцатилетнего мальчика с длинными волосами, который гуляет по саду со своим воспитателем и заливается горькими слезами, когда воспитатель рассказывает ему о тяжкой судьбе его родины. Так же, наверное, как плакала сама Кати, когда однажды у нее сгорела заправка и в доме не осталось ни капли жиру, чтобы сделать другую.
- Лакатош, - сказала Эмё.
Тетя Дёрди хотела вмешаться, сказать, чтобы Кати пока не спрашивали, - может, потом, позже... Но она тут же передумала: может, сумеет ответить, а значит, и испытание выдержит перед вступлением в пионеры.
- Скажи, какого ты знаешь космонавта?
Напряженное лицо Кати вдруг расплылось в улыбку. Фотография в позолоченной рамке все еще висела у них в классе. Молодой летчик с улыбающимися глазами был первый, кто приветливо встретил ее в четвертом "А".
- Гагарин, - сказала Кати.
Эмё сделала в записной книжке пометку.
- Феттер!
Аги с важным видом шагнула на середину.
- Скажи нам третий пункт обязательства маленьких барабанщиков! - потребовала Табори.
Феттер нараспев начала:
- Маленький барабанщик прилежно учится и... - голос Феттер вдруг задрожал, - и помогает своим товарищам.
Никто не промолвил ни слова. Феттер с пылающим лицом села на одеяло с самого края.
К условному месту оба звена прибыли одновременно, да и по очкам, как выяснилось, "Бабочка" и "Лев" шли почти наравне. Вот только гимнастическое представление в трамвае, устроенное Тизедешем, чуть-чуть снизило мальчикам результаты.
Все достали пакеты с едой. Кати не знала, за что и браться: тетя Дёрди угощала ее булочкой с салями, Марика - чаем, Виола Кертес решила во что бы то ни стало заставить ее проглотить кусок сыру. Кати терпеть не могла сыр, но ела, - просто ей не хотелось, чтобы Виола думала, будто Кати сердится на нее за прежнее ябедничество. Нет, Кати давным-давно и думать забыла об этом. И сейчас от усердия проглотила даже шкурку от сыра, хотя ей казалось, что она глотает камни.
Все ребята давно уже играли кто во что. Девочки затеяли игру в кошки-мышки, мальчики стали гонять мяч, Коняшка раскачивался на толстом суку, а Тизедеш старался сбросить его оттуда; Шашади без конца наполняла землей свой котелок - надо его как-то использовать, раз уж принесла! Эмё пела с группой девочек, потом вдруг вышла из круга и побежала к высокому дереву, словно увидела там что-то интересное. Но только ничего там интересного не было, если не считать Миши Макоша, который прислонился к этому самому дереву спиной... Одна лишь Кати все еще ни к кому не присоединялась. Иногда она делала несколько шагов к тете Дёрди, но потом передумывала и незаметно отступала.
- Иди сюда, и рассказывай, - поманила ее тетя Дёрди, сидевшая на большом пне и салфеткой чистившая свой перочинный нож.
- А что рассказывать, - неуверенно пожала плечами Кати.
- Я думала, ты хочешь мне что-то сказать, но, видно, я ошиблась. - Тетя Дёрди посмотрела на Кати искоса, и Кати могла бы поклясться, что она вовсе не думала, что ошиблась. Однако тетя Дёрди продолжала складывать салфетку, словно с этой минуты ничто иное ее не интересовало.
Кати носком туфли подбрасывала листья.
- Я только спросить хотела... Я тоже... тоже буду пионеркой Первого мая?
- А тебе хотелось бы?
- Да.
- Почему?
Кати все подбрасывала листья.
- Чтобы быть вот с ними, - сказала она и мотнула головой в сторону поющих.
- Ты будешь с ними, - кивнула тетя Дёрди и положила вконец скомканную салфетку в свой зеленый ридикюль.
Все-таки Кати оказалась права! Тетя Лаки требовала, чтобы Кати надела свитер, потому что наверняка будет прохладно, но Кати только головой трясла: быть того не может, чтобы в день, когда ее принимают в пионеры, не светило солнце!
И, конечно, солнце светило! Кати всегда жила в дружбе с этими теплыми сияющими лучами еще в те времена, когда ее вместе с Надьхаю выгоняли из рядов на Главной площади.
Надьхаю! Посмотрел бы он сейчас на нее, в белой пионерской блузке и темно-синей юбке в складочку! Право же, обидно было бы надеть сверху еще этот противный красный свитер, как хотела тетя Лаки.
Во дворе она стояла в первом ряду, рядом с Шашади. Шашади и тут не могла стоять спокойно, вертелась, словно белка, хотя тетя Дёрди еще в классе сказала, что они должны вести себя дисциплинированно и что она сквозь землю провалится со стыда, если будущие маленькие барабанщики, которых должны принимать здесь же, сумеют вести себя лучше. Тетя Дёрди стояла в сторонке, под акацией, и Кати боялась даже пошевельнуться, - она представила себе, как тетя Дёрди проваливается сквозь землю: вот уже видны только очки, а вот и они исчезли... Кати толкнула Шашади, чтобы привести ее в чувство. Если Коняшка и Тизедеш могут стоять спокойно в звене "Льва", то и Шашади выдержит как-нибудь, пока повяжут им красные галстуки.
На трибуну взошли директор, тетя Луиза, старшая пионервожатая школы и еще две незнакомые взрослые тети в пионерской форме. Правда, одна тетя была острижена под мальчика. Кати задумалась: как же сзади узнать эту тетю пионерку, которая вполне сойдет и за дядю пионера?..
Заиграл оркестр, солнечный свет залил трибуну, и двор, и весь мир. Тетя с мальчиковой прической сошла с помоста и стала посередине, как раз перед Кати. Вожатые отрядов скомандовали "смирно", оркестр все играл, а Кати боялась дышать, чтобы не пропустить чего-нибудь из церемонии приема в пионеры.
Марика тоже скомандовала своему звену "смирно". Феттер слегка вздрогнула, сердито откинула голову назад, но подчинилась.
Дело в том, что звеньевой в звене "Бабочка" теперь была Марика. Так решил класс. Даже Золтанка, случайно задержавшаяся в классе, голосовала за Марику, начисто позабыв, что она не член отряда.
После выборов Кладек так, словно ничего особенного не произошло, сказал Феттер:
- Будешь заниматься с Кати по арифметике. Ты ведь у нас по арифметике самая сильная.
- Ну конечно, - чуть слышно отозвалась Феттер и на другой же день стала заниматься с Кати.
Тетя-мальчик говорила слова пионерской клятвы, и весь двор дружно повторял их за ней. Когда все кончилось, Кати очень опечалилась: она-то готова была хоть всю жизнь напролет простоять здесь, слившись воедино с этим разноголосым, но дружным хором!
Потом все поднялись в класс. Эмё Табори каждому дала по шоколадке. Кати внимательно рассмотрела обертку - на ней было написано: "Цена - 1 форинт". Кати с удовольствием съела лакомство, стоимостью в один форинт.
Эмё подошла к учительскому столу и произнесла небольшую речь. Говорила она то же самое, что и та тетя во дворе, только почему-то постоянно покашливала, словно ученица, нетвердо выучившая урок. Кати смотрела на красный галстук Эмё: до чего же ловко она его повязала! Подвернула немножко сверху, под воротником, и кончик сзади не висит, не задирается.
Эмё кашлянула еще несколько раз, но Кати давно уже не слушала ее. Она сидела на парте, тихая, разомлевшая. Если бы ее попросили высказать какое-нибудь желание, Кати наверняка ответила бы, что у нее нет желаний, разве только чтобы это непривычное блаженное состояние, от которого по всему телу мурашки, продолжалось как можно дольше. Похожее ощущение она испытывала, может, только в детстве, когда ее, раскапризничавшуюся и горько плачущую, бабушка, потеряв надежду успокоить, заворачивала в голубую мамину шаль. И Кати сразу успокаивалась. Вот и сейчас она словно чувствовала на себе прохладный и скользкий шелк...
Вдруг Кати прислушалась: Эмё заговорила о следующем сборе отряда. Она приказала всем подумать над первым пионерским поручением, - это они и обсудят в следующий раз.
Перед тем как уйти, Кладек снял с себя форменный пояс, какой носили все маленькие барабанщики.
- Возьми себе, - протянул он пояс Кати. - Еще поносишь его в этом году. А мне уже все равно не нужно, мама купит сегодня пионерский.
Среди ночи Шаньо проснулся: Кати спала на редкость беспокойно. Он включил свет - посмотреть, что с ней такое.
Глаза у Кати были закрыты, но она громко стонала по временам, словно ее что-то тревожило.
- Что с тобой? - Шаньо потряс сестру за плечо.
Кати раскрыла глаза, недоуменно уставилась на брата.
- Ничего. Зачем ты разбудил меня? - и сладко потянулась.
Одеяло сползло с нее.
- Вот оно что! То-то ты стонала! - воскликнул Шаньо.
Кати вспыхнула.
С вечера она надела поверх рубашки полученный от Кладека форменный пояс. Да так и уснула.
17
Кати с отчаянием огляделась. Потом бросилась на проспект Ленина. В полной растерянности, не глядя ни вправо, ни влево, метнулась на противоположную сторону, и только машина, затормозившая с нею рядом - тормоза так и взвизгнули! - заставила ее замереть на месте от страха. Водитель в темных, от солнца, очках, спустив окно, сердито обрушился на нее:
