Александра Бруштейн - Весна
— Хворый, хворый, а вещи портишь! — укоряет его Юзефа.
— Так мне ведь скучно, — оправдывается Сенечка.
Чтоб развеселить Сенечку, мама поет его любимую песенку:
Вот мчится тройка удалая
По Волге-матушке зимой…
И колокольчик, дар Валдая,
Звенит уныло под дугой…
— Мамочка, знаешь, чего бы я хотел? Чтоб ко мне пришел в гости Дарвалдай. Со своим колокольчиком. Я бы в этот колокольчик звонил…
Сенечка не понимает, что колокольчик — дар города Валдая, где такие колокольчики изготовляют. Он считает: живет где-то человек по имени Дарвалдай, у которого есть звонкий колокольчик!
Все эти разговоры я слушаю, как говорится, вполуха. Торопливо пообедав, я засела за чтение «Андрея Кожухова» — и все окружающее перестало существовать для меня…
Между тем в соседней комнате Сенечка, пользуясь своей болезнью, мучает и пиявит уже не маму, а дедушку.
Тот пришел проведать больного внука, а внук требует от него:
— Дедушка-а-а, расскажи что-нибудь…
— Что я могу тебе рассказать, несчастье ты мое? — удивляется дедушка.
— Ну, расскажи, что ты видел на улице, — подсказывает Сенечка.
— Мадам Пумпянскую я видел! В новом пальто! С каракулевым воротником… Тебе это интересно?
— Не-е-ет. А что ты читал в газетах, дедушка?
— Государь император принял итальянского посла маркиза де Монтебелло… Интересно тебе?
— Не-е-ет. Расскажи сказку, дедушка. Как жил-был царь.
Громко, страдальчески вздохнув, дедушка начинает:
— Жил-был царь…
— С царицей? — уточняет Сенечка.
— А на что ее, царицу? Без нее обойдемся!
— Нет! — сурово поправляет Сенечка. — Царь всегда живет-бывает с царицей. «Жили-были царь с царицей…» И у них всегда что-нибудь плохо. Например, детей нету или еще что-нибудь… Ты забыл это, дедушка?
— Верно. Забыл… — виновато говорит дедушка, который понятия не имеет ни о каких сказках и не умеет придумывать их. — Значит, жили-были царь с царицей. Сидят они, значит, у себя в столовой. И — совершенно верно! — они именно огорчаются: «Что за безобразие? Почему у всех людей есть дети, а у нас нету? Что, мы их прокормить не можем, что ли?»
— А как они одеты, царь с царицей?
— Ну, «как одеты»! Прилично одеты, конечно. Не хуже, чем мадам Пумпянская в ее новом пальто! Царь в крахмальной сорочке, с галстуком, при часах с золотой цепкой. Царица тоже — в новой шляпке…
— Нет! — неумолимо перебивает Сенечка. — У них на голове не шляпки, а золотые короны!
— Правильно, короны. Я забыл. Ну, сидят себе царь с царицей. И вдруг… — Дедушка мучительно старается придумать, что бы такое могло случиться «и вдруг». — И вдруг к ним во дворец вбегает…
— …лягушка? — Сенечка цепенеет от ужаса: он очень боится лягушек.
— Ну-у-у, лягушка! — пренебрежительно бросает дедушка. — Стоит ли быть царем, чтобы к тебе в комнату могла вползти всякая пакость!
— Так кто же к ним вбегает, дедушка?
Но дедушка уже окончательно иссяк: он больше не в состоянии придумать ничего сказочного.
— Кто к ним вбегает?.. — повторяет он. — А черт его знает, кто к ним вбегает! Слушай, мальчик. Давай я тебе лучше расскажу, как петух испортил яичницу, а?
— Это такая сказка про петуха? — недоверчиво спрашивает Сенечка.
— Что сказка! Это правда… Такой это, я тебе скажу, петух был! Я его на всю жизнь запомнил. Я тогда молодой был, железной дороги еще не было: ни рельсов, ни вагонов, ни паровозов — ничего! Поехал я в Ковно, как все тогда ездили, на лошадях. Остановился по дороге отдохнуть в какой-то деревне. Не то Григайцы деревню звали, не то Ланцуты — уж не помню. Устал я — трясся с утра на телеге, под дождем, промок до костей! Прихожу на постоялый двор. Дайте, говорю, поесть — я голодный, как зверь! А в хате этой постоялой — бедность, грязь. Тут и люди, тут и коза с козленком, и петух с курами — все вместе… И что бы ты думал? Нету, ничего у них нету! Чуть не заплакал я — голодный ведь… «Есть у нас, — вспоминает хозяйка, — пяток яиц, последние! Могу вам, пане, яичницу испекчи». — «Пеки!» — говорю.
Обрадовался, снял с себя все мокрое, повесил сушить. Жду этой яичницы, я тебе скажу, как не знаю какого счастья. Мою руки у рукомойника, даже запел от аппетита. И вот она стоит передо мной на сковородке, что твоя купчиха первой гильдии! Золотая, пузырится, ну прямо дышит! И…
— И?.. — повторяет Сенечка.
— И не досталась она мне, та яичница!
— Почему?
— Петух там вертелся, пропади он совсем! Большой, красивый такой, чисто офицер. Вскочил на стол — и плакала она, моя яичница!
— Петух скушал? — догадывается Сенечка.
— Не скушал — нагадил он в яичницу, вот что! Всю испаскудил, подлец петух! Так я и уехал голодный…
Сенечка смеется. И мама, и сам дедушка тоже.
Но я слышу это из своей комнаты, как сквозь сон… То есть и смех, и разговоры доносятся до меня, да и историю с петухом и яичницей дедушка не раз мне рассказывал!.. Но тут — словно меня нет. Вместе с книгой «Андрей Кожухов» я улетела далеко — в Швейцарию!
Там, в Женеве, русский революционер Андрей Кожухов читает письмо, полученное от товарищей из Петербурга.
Что пишут ему товарищи? Из-за морозов погибли овечки…
Сестра Катя вышла замуж… Очень несчастна… Отец в отчаянии.
Его седые волосы…
Что за галиматья! Какие-то овечки, какая-то Катя, какой-то отец с его седыми волосами… Что все это означает?
Это — конспиративное письмо. Андрей Кожухов смазывает страницы кисточкой, пропитанной каким-то химическим составом.
Тотчас же смываются и исчезают нелепые фразы письма; под ними обнаруживается другой текст. Но и его не так просто прочитать. Это не слова, а какие-то отдельные цифры, буквы — шифр!
Опасаясь, как бы жандармы, в свою очередь, не додумались до химического состава, смывающего верхний слой письма, петербургские революционеры еще и зашифровали письмо. Несколько часов проводит Андрей Кожухов, расшифровывая письмо при помощи особого «ключа».
Наконец письмо прочитано. Андрей Кожухов узнает, что его друг и товарищ по революционной работе, Борис, арестован.
Андрей должен немедленно возвратиться в Россию. Его встретят в пограничном городке, вручат ему фальшивый паспорт и помогут нелегально перейти русскую границу…
Дедушка давно ушел. Сенечка спит. Мама одевается — собирается в гости, куда должен приехать и папа, если он рано освободится.
А я все читаю замечательную книжку.
Вместе с Андреем Кожуховым я приезжаю в Россию и окунаюсь в тревожную, напряженную жизнь революционеров… Какие люди! Какие герои!
Один из них, Борис, схвачен и сидит в тюрьме. Революционеры — среди них его жена Зина и недавно приехавший из-за границы Андрей Кожухов — предпринимают отчаянные попытки освободить из тюрьмы Бориса и двух его товарищей. Но все попытки в самую последнюю минуту срываются. Уже готов подкоп, прорытый под зданием тюрьмы, — завтра Борис и его товарищи убегут из тюрьмы. Но все срывается — подкоп обнаружен!
Тогда революционеры решают: когда Бориса с товарищами поведут на допрос, напасть на конвой и отбить арестованных.
В назначенный день все готово: через подкупленного тюремного надзирателя Борису и товарищам его передано оружие. По всему городу выставлены сигнальщики; готова коляска, которая увезет отбитых арестованных. В назначенный день Андрей с группой вооруженных революционеров нападают на конвой — товарищи Бориса отбиты и увезены. Но Бориса отбить не удается — он остается в руках у тюремщиков! И теперь — после вооруженной схватки с конвоирами — положение Бориса безнадежно: его ожидает смертная казнь…
Уже поздно. Мама уехала в гости. Сенечка и Юзефа давно спят. А я все читаю.
— Загась лямпу! — приказывает мне Юзефа, приподняв от подушки растрепанную седую голову. — Спать не даешь!
И она снова засыпает.
Погасить лампу? Прервать чтение? И до самого утра не знать, что было дальше с этими удивительными героями? Нет, не могу я оторваться от книги.
Лампу я, конечно, погасила — пусть Юзефа и Сенечка спят.
Неслышно ступая босыми ногами, я ухожу из нашей комнаты.
Куда? Ну конечно, в единственное надежное убежище: в уборную. Вслед мне доносится сонный голос Юзефы — она заметила, что в комнате стало темно.
— Загасила лямпу? Ну и умница… Спи, спи!
Нет, я не сплю. Я сижу в уборной и при свете маленькой коптилки читаю свою книгу.
…Все пропало! Царский суд приговорил к повешению Бориса, его жену Зину и Василия, милого Василия, такого веселого затейника, такого верного товарища и железного революционера!
Привязанных веревками к позорной колеснице, их везут по городу к месту казни. Андрей Кожухов становится в толпе так, чтобы революционеры-смертники в последний час перед казнью увидели лицо друга. Вот колесница поравнялась с Андреем. Вот их взгляды скрещиваются в последний раз. Ветер развевает светлые волосы Зины вокруг ее милого лица… «Почему у нее стали короткие волосы? — думает Андрей. — Ах, да, — понимает он, — ее остригли для того, чтобы палачу было удобнее повесить ее…»
