Мария Халаши - На последней парте
У подножия горы они разделились. Девочки пошли направо, мальчики налево. Кладек отдавал приказания официальным тоном, Феттер выстроила девочек строго в затылок. Они шли друг за дружкой по крутой скользкой тропе, усеянной мокрыми листьями; по обе стороны от тропинки торчали совсем еще голые кусты. Кати ударил в нос аромат волглой земли. Она глубоко вдохнула так хорошо знакомый ей запах.
Когда же она вдыхала его последний раз?
Ах да! Однажды к ней прибежал с таинственным видом Надьхаю… Странно, как давно она не вспоминала Надьхаю! Но вот сейчас вспомнила… Прибежал он и важно-преважно сказал: «Я тут придумал кое-что… Будем рыбу удить!» — И вынул из кармана шпагат и крючок. «Шпагат он нашел дома, крючок, конечно, стянул», — подумала Кати, но ничего не сказала и весело побежала за ним. У мельничной запруды они остановились. Очевидно, там должна была водиться рыба. Надьхаю утверждал, что Маро ловил уже здесь — правда, маленьких, но с тех пор они, вероятно, подросли. Он сломал ветку, привязал к ней веревку, сантиметрах в двадцати от ветки приладил гусиное перышко — это будет поплавок, — а на самый конец подвязал крючок. Через час Кати уже порядком надоела эта затея: вода в канаве была совершенно неподвижна, словно ее накрыли сверху стеклом. Она легла на спину, а голову повернула набок, чтобы лицом касаться влажной, душистой земли. И так глубоко вдыхала вешний запах земли, что он долго-долго оставался в носу. Вдруг Надьхаю вскрикнул, и Кати вскочила. Поплавок в самом деле погрузился в воду. Надьхаю дернул удочку, и на берегу заплясала безобразная жаба. Надьхаю принялся размахивать удочкой, пугая жабой Кати. Кати взвизгнула и бросилась бежать. Но этот противный Надьхаю еще долго преследовал ее по пятам со своей отвратительной жабой!
— Кати! — укоризненно воскликнула Марика.
А Кати и правда немного отстала: бросившись на землю, она прижалась лицом к влажным прошлогодним листьям. Прохладная земля приятно освежала пылающие щеки.
Кати тут же вскочила и заторопилась вслед за звеном.
На небольшой опушке, окруженной высокими деревьями, Феттер объявила привал. Тетя Дёрди заботливо попробовала, не слишком ли сыро, и сказала, что сидеть на земле еще нельзя. К счастью, двое захватили с собой одеяла. Их расстелили прямо на земле. Уместились все. Кати тесно прижалась к Марике, от которой так славно пахло детским мылом!
Эмё осталась стоять. Она вызывала членов звена «Бабочка» одного за другим, задавала вопросы и тут же ставила за ответы очки.
После Като Немеш пришла очередь Марики.
— Назови героя венгерского освободительного движения!
— Ференц Ракоци, — быстро ответила Персик.
Кати представила себе двенадцатилетнего мальчика с длинными волосами, который гуляет по саду со своим воспитателем и заливается горькими слезами, когда воспитатель рассказывает ему о тяжкой судьбе его родины. Так же, наверное, как плакала сама Кати, когда однажды у нее сгорела заправка и в доме не осталось ни капли жиру, чтобы сделать другую.
— Лакатош, — сказала Эмё.
Тетя Дёрди хотела вмешаться, сказать, чтобы Кати пока не спрашивали, — может, потом, позже… Но она тут же передумала: может, сумеет ответить, а значит, и испытание выдержит перед вступлением в пионеры.
— Скажи, какого ты знаешь космонавта?
Напряженное лицо Кати вдруг расплылось в улыбку. Фотография в позолоченной рамке все еще висела у них в классе. Молодой летчик с улыбающимися глазами был первый, кто приветливо встретил ее в четвертом «А».
— Гагарин, — сказала Кати.
Эмё сделала в записной книжке пометку.
— Феттер!
Аги с важным видом шагнула на середину.
— Скажи нам третий пункт обязательства маленьких барабанщиков! — потребовала Табори.
Феттер нараспев начала:
— Маленький барабанщик прилежно учится и… — голос Феттер вдруг задрожал, — и помогает своим товарищам.
Никто не промолвил ни слова. Феттер с пылающим лицом села на одеяло с самого края.
К условному месту оба звена прибыли одновременно, да и по очкам, как выяснилось, «Бабочка» и «Лев» шли почти наравне. Вот только гимнастическое представление в трамвае, устроенное Тизедешем, чуть-чуть снизило мальчикам результаты.
Все достали пакеты с едой. Кати не знала, за что и браться: тетя Дёрди угощала ее булочкой с салями, Марика — чаем, Виола Кертес решила во что бы то ни стало заставить ее проглотить кусок сыру. Кати терпеть не могла сыр, но ела, — просто ей не хотелось, чтобы Виола думала, будто Кати сердится на нее за прежнее ябедничество. Нет, Кати давным-давно и думать забыла об этом. И сейчас от усердия проглотила даже шкурку от сыра, хотя ей казалось, что она глотает камни.
Все ребята давно уже играли кто во что. Девочки затеяли игру в кошки-мышки, мальчики стали гонять мяч, Коняшка раскачивался на толстом суку, а Тизедеш старался сбросить его оттуда; Шашади без конца наполняла землей свой котелок — надо его как-то использовать, раз уж принесла! Эмё пела с группой девочек, потом вдруг вышла из круга и побежала к высокому дереву, словно увидела там что-то интересное. Но только ничего там интересного не было, если не считать Миши Макоша, который прислонился к этому самому дереву спиной… Одна лишь Кати все еще ни к кому не присоединялась. Иногда она делала несколько шагов к тете Дёрди, но потом передумывала и незаметно отступала.
— Иди сюда, и рассказывай, — поманила ее тетя Дёрди, сидевшая на большом пне и салфеткой чистившая свой перочинный нож.
— А что рассказывать, — неуверенно пожала плечами Кати.
— Я думала, ты хочешь мне что-то сказать, но, видно, я ошиблась. — Тетя Дёрди посмотрела на Кати искоса, и Кати могла бы поклясться, что она вовсе не думала, что ошиблась. Однако тетя Дёрди продолжала складывать салфетку, словно с этой минуты ничто иное ее не интересовало.
Кати носком туфли подбрасывала листья.
— Я только спросить хотела… Я тоже… тоже буду пионеркой Первого мая?
— А тебе хотелось бы?
— Да.
— Почему?
Кати все подбрасывала листья.
— Чтобы быть вот с ними, — сказала она и мотнула головой в сторону поющих.
— Ты будешь с ними, — кивнула тетя Дёрди и положила вконец скомканную салфетку в свой зеленый ридикюль.
Все-таки Кати оказалась права! Тетя Лаки требовала, чтобы Кати надела свитер, потому что наверняка будет прохладно, но Кати только головой трясла: быть того не может, чтобы в день, когда ее принимают в пионеры, не светило солнце!
И, конечно, солнце светило! Кати всегда жила в дружбе с этими теплыми сияющими лучами еще в те времена, когда ее вместе с Надьхаю выгоняли из рядов на Главной площади.
Надьхаю! Посмотрел бы он сейчас на нее, в белой пионерской блузке и темно-синей юбке в складочку! Право же, обидно было бы надеть сверху еще этот противный красный свитер, как хотела тетя Лаки.
Во дворе она стояла в первом ряду, рядом с Шашади. Шашади и тут не могла стоять спокойно, вертелась, словно белка, хотя тетя Дёрди еще в классе сказала, что они должны вести себя дисциплинированно и что она сквозь землю провалится со стыда, если будущие маленькие барабанщики, которых должны принимать здесь же, сумеют вести себя лучше. Тетя Дёрди стояла в сторонке, под акацией, и Кати боялась даже пошевельнуться, — она представила себе, как тетя Дёрди проваливается сквозь землю: вот уже видны только очки, а вот и они исчезли… Кати толкнула Шашади, чтобы привести ее в чувство. Если Коняшка и Тизедеш могут стоять спокойно в звене «Льва», то и Шашади выдержит как-нибудь, пока повяжут им красные галстуки.
На трибуну взошли директор, тетя Луиза, старшая пионервожатая школы и еще две незнакомые взрослые тети в пионерской форме. Правда, одна тетя была острижена под мальчика. Кати задумалась: как же сзади узнать эту тетю пионерку, которая вполне сойдет и за дядю пионера?..
Заиграл оркестр, солнечный свет залил трибуну, и двор, и весь мир. Тетя с мальчиковой прической сошла с помоста и стала посередине, как раз перед Кати. Вожатые отрядов скомандовали «смирно», оркестр все играл, а Кати боялась дышать, чтобы не пропустить чего-нибудь из церемонии приема в пионеры.
Марика тоже скомандовала своему звену «смирно». Феттер слегка вздрогнула, сердито откинула голову назад, но подчинилась.
Дело в том, что звеньевой в звене «Бабочка» теперь была Марика. Так решил класс. Даже Золтанка, случайно задержавшаяся в классе, голосовала за Марику, начисто позабыв, что она не член отряда.
После выборов Кладек так, словно ничего особенного не произошло, сказал Феттер:
— Будешь заниматься с Кати по арифметике. Ты ведь у нас по арифметике самая сильная.
— Ну конечно, — чуть слышно отозвалась Феттер и на другой же день стала заниматься с Кати.
Тетя-мальчик говорила слова пионерской клятвы, и весь двор дружно повторял их за ней. Когда все кончилось, Кати очень опечалилась: она-то готова была хоть всю жизнь напролет простоять здесь, слившись воедино с этим разноголосым, но дружным хором!
