Владимир Добряков - Новая жизнь Димки Шустрова
— А почему бабушка никак не хочет к нам приехать? — спросила она.
— Обиделась, наверно.
— На тебя и тетю Надю? Или на моего папу?
— Не знаю, — вздохнул Димка. Он и правда не знал на кого. — Я говорил, чтобы пришла, а она… будто не слышит.
— Приехала бы, Дымочка привезла. Ему тут понравится.
— Еще бы! — сказал Димка, оглядев сад. — Он там у нас никуда не выходит. Бабушка не пускает. Даже на балконе сама с ним сидит. Думает, что он вниз прыгнет.
— Так он и по земле никогда не ходил?
— Нет, только по полу.
Чтобы Димке удобно было нести цветы, Алена поставила вазу в сумку. А он туда положил еще ножовку, кусачки и несколько винтов с гвоздями. Вспомнил, что дверная ручка в ванной комнате шатается. Пробовал вытащить гвоздь, но тот не поддавался.
Димка собирался вернуться к обеду, а пришел почти вечером, когда все были дома и начали немного волноваться.
Пришел веселый. Передал от бабушки приветы, сдобное печенье. Оказалось, здорово дома потрудился: починил ручку в ванной, прибил ножки расшатавшейся табуретки, выправил на почтовом ящике погнутую крышку, винты в замке подвернул. Но самое главное — сделал турник (труба так и валялась за сараем). Укоротил ее за двадцать минут, на часах засекал.
Слушая его оживленный рассказ, Сомов удрученно покачивал головой. Понимал: ему бы надо заняться этим. Надо бы, а вот не получается у них взаимоотношений с Еленой Трофимовной.
— Ну, а как твои переговоры-то? — спросила Надежда Сергеевна.
Димка сразу сник:
— Печенье, приветы передала, а в гости идти не хочет.
— А что все-таки говорит?
— Ничего. Мы, говорит, с Дымочком здесь живем.
— Вот ведь какая она упрямая у меня, — огорчилась Надежда Сергеевна. — Никак характер не может переломить. Всегда заботилась о нас, была уверена, — без нее мы пропадем, вся жизнь остановится, а получилось-то не так. Совсем не так. И обиделась тогда, посчитала, что никому теперь не нужна, кроме Дымочка. Ну, ничего, — ободрилась Надежда Сергеевна. — Все, думаю, наладится. Время — мудрый врач.
— Эх, а какой я турник сделал! — похвастал Димка. — У Любчика — и то похуже. Мой нисколечко не качается.
— То-то до вечера провозился! — Мама потрепала Димку по густым, хотя и сильно укороченным кудрям.
— Что ты, Наденька, — заступился за Димку Сомов. — Врезать в дверные косяки турник — не простое дело. Даже удивляюсь, как он справился.
— Дядя Володя, — радостно сказал Димка, — а я водяной мотоцикл придумал! По воде, как по дороге, будет мчаться!
— Хвастунишка! — засмеялась Надежда Сергеевна. — Давайте-ка ужинать. Алена уже на стол собрала.
Верно: хлопочет Алена, а лицо у нее грустное. Улучила минутку, Димку за руку потянула:
— А что, моя ваза бабушке совсем не понравилась?
Ну, как ей скажешь, что на вазу бабушка не обратила внимания? Он горячо замотал головой:
— Нет-нет, сказала, что очень красивая. А я сказал, что это ты сама сделала, ей в подарок.
ПРЕКРАСНЫЙ СТРАШИЛА
Услышав о «водяном мотоцикле», Надежда Сергеевна обозвала Димку хвастунишкой, но сейчас, когда ехали в трамвае на работу, со вниманием прислушивалась к разговору сына и Сомова. А те и вчера, в воскресенье, обсуждали эту идею, и даже совместными усилиями попытались выразить ее на бумаге — в рисунке. По всему выходило — дело реальное. На переднем колесе придумали установить гребные лопатки в виде коробочки, а заднее обеспечить крылом. В том, что на скорости мотоцикл пойдет по воде, не сомневались. А вначале? Тонуть же станет тяжелая машина. Да и седло надо особое. Там же брызг больше, чем в любой ливень. Хотя чего на брызги смотреть — такая машина, наверно, для спорта годится. Как сёрфинг.
Что-то серьезное задумали… Надежда Сергеевна и дальше послушала бы, да приехали. За трамвайным окном — заводской корпус. Выходят ее слесари-изобретатели.
На прощание она сказала сыну:
— Всю работу не переделай там. На завтра оставь.
Как в воду смотрела мама. Подошел Димка к своему месту, а у тисков ящик стоит. Гайки, шайбочки, болтики — все перемешано.
«Это еще зачем тут?» — подумал Димка и хотел снять ящик на пол. Да не смог — тяжелый. Но, оказывается, его и снимать не надо было: специально принесли. Никита Степанович объяснил, что гайки, болты и шайбы надо рассортировать.
— Тут тебе до следующего отпуска дела хватит, — сказал он. — Пойди в кладовую, скажи, что я велел выдать пяток пустых коробок. В них и будешь раскладывать. Все понял?
— Все, — кисловато ответил Димка. Не очень была ему по душе эта работа. Пилить, обтачивать или стучать звонким молоточком по керну было интересней. А тут три дня сиди над этим дурацким ящиком.
Но завод есть завод: получил задание — выполняй. Никто за тебя работу не сделает. Дисциплина! И Димка пошел к тете Даше.
Только плохо рассчитал мастер участка! И характера Димкиного не знал. Да и сам Димка как следует еще не знал себя. Стал он гайки да шайбы раскладывать по коробкам сначала медленно, — все присматривался, — потом побыстрей, а потом так наловчился — только и слышно: дзинь, дзинь! Минут через двадцать и дзинькать перестало — серого пластмассового дна в коробках уже не видно, забросал шайбочками и гайками.
Сомов нет-нет да и посмотрит, как подвигается дело. Посмотрит и улыбнется — заводной, оказывается, парнишка! Он ведь тоже еще хорошо не знал своего нового члена семьи. Потом Сомов снял с руки часы и положил перед Димкой.
— Я такую вот скучную работу люблю по часам делать. Веселей. Попробуй, сколько штук в минуту насобираешь.
Димке тоже понравилось с часами. Придумал брать по отдельности — сначала большие шайбы выберет сверху, затем — которые поменьше, отдельно гайки… В первую минуту пятьдесят две шайбы собрал, во вторую — на восемь больше. А потом чуть не по сотне набирал.
Подошел мастер, в ящик поглядел, в коробки, на часы, на самого Димку. Удивился. А Димке и удивляться некогда — знай работает.
И получилось, что в этот день слесарь Шустров выполнил норму на триста процентов. К концу смены ящик был пуст.
Не один Никита Степанович удивлялся. И другие рабочие Димку похлопывали по плечу, жали руку.
— Побольше бы нам таких. В три года пятилетку выполним!
А двухметровый тезка утопил в необъятной ладони Димкину руку:
— Подрастешь — приходи к нам в команду. Центровой из тебя получится что надо!
Предлагали в честь рекорда «Молнию» вывесить. Шутили, конечно. Однако и без «Молнии» Димка был счастлив.
Когда мама узнала о рекорде, она тоже пошутила:
— Придется информацию на первую полосу давать!
Маме он сразу же все рассказал, едва только Надежда Сергеевна появилась в сквере, где они с Сомовым, как всегда, ожидали ее.
Информации на первой полосе не было, зато был торт. Самый лучший, какой только оказался за стеклянной витриной кондитерского отдела гастронома.
На торт, манивший розочками и шоколадной обливкой, набросились с такой жадностью, будто никогда и не ели таких вкусных вещей.
— Эх, пропадай моя талия! — Надежда Сергеевна взмахнула ножом и отрезала кусок, от которого в другое время пришла бы в ужас. — Аленушка, а тебе?
— И мне такой! — радостно сказала Алена.
— А мне и того больше, — басом, словно в трубу, прогудел Сомов.
Естественно, и рекордсмен уплетал торт за обе щеки.
А вечером произошло новое большое событие: зеленый крокодил открыл пасть!
Открыл не сразу. Запершись на веранде, изобретатели часа два в тазу с водой отлаживали, регулировали, навешивали на челюсть дополнительные ничтожные доли груза. И добились. Воздушные пузырьки, гонимые компрессором, послушно собирались под челюстью и широко открывали ее. Смотреть на это было удивительно. Но когда зеленого, с бугристой спиной крокодила поместили у передней стенки аквариума — зрелище было потрясающее.
Хищно поблескивая красными глазами, зеленый полупрозрачный крокодил через каждые четыре-пять секунд во всю ширь раскрывал длинную пасть, усыпанную белыми, острыми зубами, и выпускал пузыри воздуха.
К новому страшному жильцу, который был в несколько раз больше самой крупной рыбы, обитатели водяного дома отнеслись с опаской. Разглядывали его с почтительного расстояния. Только малюсенький сине-перламутровый самец гуппи набрался смелости, подскочил и клюнул крокодила в красный глаз. Но челюсть тут же открылась, и храбрец трусливо отпрянул в зеленые заросли.
— Боюсь, — сказала Надежда Сергеевна, — что у них начнется гипертоническая болезнь: не смогут выдержать такой нервной нагрузки. — И, смеясь, добавила: — Ах, какой прекрасный страшила!
СОМНЕНИЯ
В работе, заботах, в ежедневных будничных делах мелькали дни. Как пасть крокодила: хоп — день прошел, хоп — второго нет. Любчик еще письмо прислал: на следующей неделе уже возвращается. Похвастал, что правой рукой выжимает сорок три килограмма. Упорно, значит, тренируется. Однако на этот раз сильной воле друга Димка не позавидовал. Не только он один такой. А сам Димка? Не доказал разве, что у него тоже есть упорство и воля?
