Владислав Крпивин - Дагги-Тиц
Город и правда принадлежал ему! Весенний, солнечный, сверкающий стеклами, шумящий тополями, которые уже окутывала коричневатая дымка набухающих почек… Это был Оськин город, Инкин город. Вся земля была его — назло всем гадам, которые хотели эту землю сожрать, затоптать, нарезать на куски и затолкать в банковские сейфы…
Потом Инки перескочил через забор на территорию кошачей выставки — гибкий и бесстрашный. Он отбился от двух мешковатых сторожей, как юные рыцари отбиваются от нечистой силы. Он прыгнул к сколоченной из некрашенных палок решетке, за которой тосковала несчастная Беатриска.
Беатриска, ты совсем рехнулась?
Хорошо, что я тебя услышал!
…Хорошо, что Солнышко проснулось —
Красит в рыжий цвет котов и крыши.
Рыжее Солнышко-Юрасик возникло верхом на бетонном олене. Радостно замахало руками.
Оська рванул клетку, раскидал палки.
— Удирай отсюда, Беатриска!.. — разнеслось из динамиков. И… дальше тишина.
А потом в этой тишине отчетливо прозвучал голос Гвидона:
— Перерубили кабель, твари!
Инки обмер…
Но Оська не обмер. Он только чуть не заплакал от яростной обиды и за руку (за рыжую лапу!) выхватил Беатриску из остатков клетки.
…И он собрал все силы. Вдохнул в себя все отчаянье, всю жалость к Беатриске, все желание свободы — для нее и для себя. Все стремление оказаться сильнее тех, кто прячется за липкими черными джунглями зла. Не может быть, чтобы совсем не оказалось голоса, если хочешь пропеть свою песню изо всех сил!
Удирай отсюда, Беатриска!
Надо вольно жить на белом свете!
Счастье жизни вовсе не в сосисках —
Это знают все коты и дети! —
понеслось над сквером без всяких динамиков, отчаянной силой Инкиного желания и боли…
Можно, конечно, утверждать, что законы природы не обманешь и безголосый пацаненок не может сделаться юным солистом даже на миг. Но это было! Это не выдумка. Это слышали не только те, кто был тогда на площади, но и те, кто вечером смотрел «Новости региона»… Впрочем, сейчас до вечера было далеко, а песня звенела. И очень скоро ее подхватили ребята. Которые оказались в толпе зрителей. И детсадовские, и постарше. Ведь многие видели «Бегство рыжей звезды» и раньше, помнили все куплеты:
Нас вы не заманите в квартиры,
Нас вы не накроете сетями!
Даже полицейские мундиры
Кошки могут изодрать когтями!
А жадюгу, вора и бандита
От обжорства разнесет на клочья!
Пусть он даже золотом набитый,
Пусть он и кефирный, и Молочный…
…Потом, вечером, в комнате Зои, где собрались все штурманята, Инки видел на экране свое снятое крупным планом лицо с бегущими по щекам струйками. И не отворачивался, только прижимал палец к уголку глаза…
Весенние тревоги
Дядька с покрытым седой щетиной лицом и правда был капитаном. «Капитан речного флота в отставке», — так он сам назвал себя.
Он подошел к ребятам где-то через час после спектакля.
Зрители к тому времени разошлись, операторы с камерами уехали, милиция тоже укатила, оставив у дверей одного часового — не прежнего охранника, о которого Никитка разбил портрет, а дюжего сержанта с рыхлым лицом. Он добродушно посоветовал Зое:
— Скажи своим пацанам, чтобы не делали глупостей. Только поимеете лишние неприятности.
Зоя и ребята стояли перед грудой имущества и думали: куда все это девать. Ну, мелочь всякую, костюмы, магнитофоны можно растащить по домам, старые стулья и скамейки тут и бросить (пусть городское начальство делает с ними, что хочет). Но ведь были еще громоздкие звуковые колонки, электрокамин и обшарпанный, но всеми любимый шкаф-буфет с причудливой резьбой. И круглый стол, за котором проводили долгие вечера. И декорации к пьесам. И туристическое хозяйство…
Вот тогда-то опять и появился здесь щетинистый дяденька. Сказал всем ребятам, но прежде всего Зое:
— Во-первых, спасибо за представление. Очень даже крепко вы все сделали… Во-вторых, предлагаю вариант для решения ваших проблем… Я за вами не первый день наблюдаю, и на улицах встречал, и на спектаклях ваших бывал. Спросите: почему? Да вот так. Можно сказать, по душевному расположению. Чем-то похожи вы на друзей-приятелей моего доисторического детства, когда мы устраивали во дворах цирковые гастроли, открывали неведомые страны за ближними лесами и строили бриг под названием «Гибралтар» на берегу Лисянки. Была она тогда полноводнее, чем в нынешние времена…И про Бориса вашего я знаю, и про многое другое… Присядем, поговорим?
Они составили в кружок стулья и табуреты, сели (прямо на глазах у милицейского сержанта, плевать им было на него). И старик рассказал, что долго ходил по сибирским рекам, был капитаном грузовых судов.
— Так она вся жизнь и прошла. Не жалею. Хорошая была жизнь. Да теперь вот оказался один. Дети поразъехались, друзья далеко, а кое-кто уже… ну, ладно, не о том речь. А вот о чем. Один школьный друг (из тех, с кем строили парусник) оставил мне в наследство участок. Домик, огород и большущий лодочный сарай. Там он, друг мой, мастерил в свое время плоскодонки для местных рыбаков-охотников, тем и жил на старости лет… А из меня плотник так себе, а бизнесмен — тем более… Вот я и думаю: въезжайте вы со своим хозяйством в этот сарай. Там и печурка сложена для зимнего времени. Конечно, не городской театр на центральной площади, но все же крыша над головой… А зовут меня Георгий Матвеевич. Молодежь на пароходах в последние годы неофициально окликала «дед Егор»…
У деда Егора были светлые глаза, в которых, видимо, навсегда отразилась ясная голубизна северного неба и широкой воды. Были крепкие узловатые руки, редкие прокуренные зубы и короткая, возникающая лишь на миг улыбка. В общем — настоящий старый капитан.
В том, что он предложил, было, конечно, спасение. Можно сказать, чудо. Хотя, почему чудо? Может быть, справедливость судьбы? Ведь не должна же судьба обрушивать на людей одни лишь несчастья. Должна же она — для равновесия — делать и что-то хорошее. Ну и вот…
Имущество перевезли в несколько рейсов. На допотопном «капитанском» жигуленке с прицепом и на «Глюкозе-бенц», которая трещала, выпускала синие клубы, но честно «тянула лямку».
Когда наконец обустроились в длинном бревенчатом сарае с окнами-бойницами, дед Егор сказал, трогая поясницу:
— Значит, вот так… Можно и самовар раскочегарить ради новоселья… Одно плохо: далековато этот пиратский форт от ваших домов. Зимой-то можно накатать через болото лыжню, получится напрямую не больше полверсты. А сейчас придется вам каждый раз по объездной дороге… Правда, ходит иногда автобус, но частный. Все того же «молочного» ведомства…
— Можно ведь на велосипедах! — подскочил Юрась.
— Оно так! — оживился дед Егор. — Я сразу и не сообразил. В нашу пору велосипеды были редкостью…
Для Инки велосипед тоже был редкостью. Вернее, велосипеда у него не было. Он сперва и не просил. Он вообще никогда ничего не просил. И никому не завидовал. Когда бывал дома у Полянки, удивлялся, сколько у нее игрушек (в том числе и «мальчишечьих» — железная дорога, конструкторы всякие), но удивлялся радостно, без мысли «вот бы и мне такое». Игрушки иногда мастерил сам — например поезда с вагонами-чурбачками (колеса у них были из канцелярских кнопок). Но это давно еще, в первом классе…
Он не задумывался: бедно ли живет в эти свои школьные годы? Понятно, что не богато, но ведь не голодал же. И одежку мать привозила каждый раз, как приезжала откуда-нибудь. А то, что не было мобильника и компьютера… но ведь компьютер иногда был. То у Вика, то теперь у Егошина. Егошин говорил не раз: садись и залезай в Интернет, когда хочешь. Бывало, что Инки и залезал: Отыскивал сайты с картинками про старинные парусные корабли, дальние острова и города с причудливыми башнями. Скачивал.
— Это же дорого… — иногда привычно возмущалась мать.
— Зато на пользу, — отвечал Егошин.
Какая у Егошина и у матери была зарплата? Инки понятия не имел. Наверно, получали «не густо». Но все же появлялись в квартирке то пушистый диван, то блестящая люстра, то новенький гарнитур в маленькой кухне. («Чем старый-то был плох?» — ворчала Маргарита Леонтьевна, которая жила отдельно, однако появлялась у Егошина каждый день, не оставляла своими заботами и брата, и его новую жену, и даже Инки…) У Инки тоже кое-что поменялось в его «конуре». Вместо шаткой этажерки появился книжный стеллаж, вместо обычного столика — письменный, с ящиками и полочками. Ну и спасибо… Главное, чтобы не зацепили часы, когда меняют мебель… Альмиранте новшеств не одобрял. К столу и стеллажу принюхивался подозрительно, а потом удирал в форточку и пропадал на несколько часов, а то и на сутки. Это была такая нервотрепка — искать его по чужим дворам и переулкам…
