Бьянка Питцорно - Удивительное путешествие Полисены Пороселло
– Ну, тогда я отправлю ее работать посудомойкой в «Зеленую Сову».
– Только попробуй, и получишь от меня пару пощечин, да таких, что уши будут гореть.
– А я прикажу страже тебя арестовать!
– Прекрасно! Кто-то еще недавно говорил, что назначит меня первым министром!
– И назначу, если будешь вести себя хорошо и слушаться.
– Еще чего! Я даже Жиральди не слушалась, хоть он и избивал меня палками.
– О, Лукреция, хватит! Ну почему тебе обязательно надо со мной спорить? Ведь ты одна во всем дворце меня любишь. Ну конечно же, я назначу тебя министром! И ты будешь всегда со мной рядом. Станешь моим главным советником. А королева тебя удочерит. Будешь моей младшей сестренкой…
Но у Лукреции были другие планы. Как только вернется королева и все как-нибудь образуется, она оставит Полисену на ее новом месте, а сама возвратится к прежнему ремеслу, туда, где все ее знали и где она всех знала.
Как и предполагал старший камергер, все девять безумцев, которые в эти дни пытались исцелить Изабеллину печаль, потерпели крах. Принцесса очень беспокоилась за их судьбу, и это не облегчало им задачи.
Больная даже попыталась растянуть губы в искусственной улыбке, но Контрольная комиссия, состоявшая из правителя, старшего камергера, эрцгерцогини Теодоры, трех министров, двух баронов, философа, врача и повивальной бабки, выявила обман.
– Это нечестно с вашей стороны, Ваше Высочество! – протестовал врач. – Когда улыбка произвольная, она не застывает на губах, а распространяется на нос, глаза, лоб и уши.
– Прежде всего на глаза – зеркало души, – добавил философ. – От настоящей улыбки и душа улыбается.
Наконец подошла очередь Труппы Рамузио со зверями-циркачами.
Лукреция всю ночь провела в конюшне вместе с подругой и зверями – они готовили номер, придуманный ею после доверительного разговора с Изабеллой. Несмотря на то, что время поджимало, каждый из животных прекрасно разучил свою роль. Казалось, что они понимали всю важность этого необычного представления.
Когда Труппа Рамузио в полном составе явилась в Бирюзовый салон, у подружек было спокойное и радостное настроение. Обе оделись в костюмы жонглеров, Лукреция – в голубой, а Полисена – в красный, на голове у них красовались островерхие колпачки с позолоченными колокольчиками. Звери были наряжены в костюмы, каждый из которых напоминал кого-нибудь из присутствующих придворных.
Не обращая внимания на сочувственный взгляд сидящей на троне Изабеллы, Лукреция и Полисена заняли места возле табурета, покрытого золотисто-желтым бархатом, и настроили сначала мандолину, а потом цитру.
Услышав эти звуки, обезьяна Казильда, одетая в платье, похожее на Изабеллино, с маленькой короной на голове, скачком приблизилась к табурету и уселась на него с сокрушенным видом, прикрыв глаза и изображая глубокую безутешность.
Лукреция церемонно поклонилась и запела:
Ах, принцесса дорогая,
Отчего грустишь всегда,
Может, тут стряслась беда,
И никто не утешает?
Что принцессу сокрушает?
Вместо ответа Казильда выпятила губы и зашевелила ими, как это умеют только обезьяны, причмокивая и высовывая язык. Один из пажей расхохотался, но эрцгерцогиня отвесила ему подзатыльник. А Полисена пела, отвечая от имени обезьянки:
Разучились улыбаться
Мои губы, я вздыхаю
И от грусти погибаю:
Папа замуж выдает,
А жених – такой урод!
Тут на сцену, выпятив грудь, вышел Дмитрий в одежде посла и со свитком в лапах, а рядом с ним вышагивал Ланселот. На шимпанзе было роскошное платье, на голове – корона. Оба поклонились Казильде, и Лукреция продолжила:
Вот он, претендент на руку
С хитрецом-послом под руку,
Рядом с ним жених-урод,
Сердце у него, как лед,
Как сорока, он болтает,
Луком изо рта воняет!
При этих словах Ланселот широко раскрыл рот, и обезьянка с писком отскочила за спинку трона. Тут же, громко хлопая крыльями, влетела гусыня Аполлония с жестким воротничком на шее и чалмой из перьев на голове – точь-в‑точь как у эрцгерцогини. Повивальная бабка рассмеялась, прикрывая рот рукой, а знатная компаньонка скривилась в недовольной гримасе.
Гусыня запела голосом Полисены:
Как ведешь себя, принцесса?
Будьте вежливы, любезны!
Соблюдайте этикет,
Слушайтесь, а если нет –
Будете держать ответ!
Две последние строки были обращены не к обезьянке-принцессе, а к публике. Пока Полисена пела, гусыня ударами клюва прогнала Казильду из своего убежища и снова поставила ее перед претендентом. Ланселот опять начал кланяться и попытался поцеловать мартышку в мордочку, но та, чтобы избежать этого, высоко подпрыгнула и спряталась в свечах люстры. Тогда Рамиро, наряженный в просторный домашний халат такого же красного оттенка, как мундир правителя, и в такую же шапочку, подскочил к люстре, поднял морду и залаял на Казильду.
Лукреция пела:
Не по вкусу? Привереда!
От кого воротишь нос?
Отвечай на мой вопрос!
Знай, что за непослушанье
Ждет принцессу наказанье!
В этот момент на сцену стремительным галопом влетел поросенок Белоцветик, совершенно голый, если не считать белой гвоздики на хвостике. Остановившись перед Рамиро, окинул его дерзким взглядом и поднял пятачок, рассматривая Казильду.
Полисена и Лукреция изображали диалог обезьяны и поросенка:
Едет всадник во всю мочь:
«Я спасу вас, я спешу!» –
«Ой, спасибо!» – «Рад помочь.
Вас спасти совсем не прочь.
Всех врагов я сокрушу».
После чего поросенок сурово захрюкал на гусыню, собаку, медведя и шимпанзе, которые, дрожа, прижались друг к другу.
Лукреция и Полисена пели:
И с угрозою во взоре
Обратился к наглецам:
«Я займусь вопросом сам.
Кто навяжет свою волю –
Тот получит по зубам».
Один из младших пажей украдкой засмеялся. Эрцгерцогиня нервно похлопывала веером по коленям.
– Какое непочтение! – пробормотал один из баронов.
Внезапно поросенок начал царапать пол задней лапкой, потом, низко опустив голову, бросился в атаку против своих неприятелей, которые забегали по кругу, изображая ужасную панику. Пес скулил, шимпанзе рвал на себе волосы, гусыня хлопала крыльями. Лукреция нежным голосом выводила:
Шпагу в руки – и вперед!
Мечется, кричит народ.
А принцесса подскочила
Да в объятья заключила
Удалого храбреца –
И целует без конца!
Казильда стрелой метнулась вниз с люстры и приземлилась на спину поросенка, крепко обнимая его за шею и покрывая голову поцелуями, а тот продолжал носиться по кругу за преследователями принцессы.
Зрители были в смущении. Многим хотелось смеяться, но они не смели, потому что сходство актеров с правителем и его приспешниками было слишком очевидным.
Глава восьмая
Изабелла с большим интересом смотрела на эту сценку, такую необычную на фоне услужливого почтения, с которым все придворные относились к правителю и его именитым приспешникам и которое должно было проявляться не только в людях, но и в их изображении и даже в каждом произнесенном слове.
Несколько раз в глазах у нее зажигался мимолетный веселый огонек, но ему не удалось распространиться на лицо и тем более на губы.
А когда Лукреция закончила свою песенку, то и этот огонек потух.
Но на этом выступление Людвига и зверей не закончилось. «Придворные» продолжали носиться по кругу, спотыкаясь и ударяясь друг о друга, катаясь по земле и подскакивая совсем не подобающим положению образом, а Казильда следовала за ними верхом на Белоцветике с дикими воплями, забрасывая всех орехами из кармана своего платья.
И вот Лукреция провела по струнам мандолины. Поросенок вдруг вышел из круга своих друзей и забегал под ногами у настоящих придворных, вызывая визги дам и проклятия господ. Казильда уцепилась за полу одежды правителя и залезла к нему на руки, потом обвила вокруг шеи свои мохнатые лапки и стала покрывать его поцелуями. Ланселот вытащил из кармана яблоко и швырнул его в эрцгерцогиню Теодору.
Изабелла, увидев летящую по воздуху пернатую чалму вместе с париком, открывшим абсолютно лысый выпуклый череп, вдруг почувствовала какое-то тепло во всем теле, в носу у нее защекотало, и она подумала: «Сейчас чихну».
Но, к своему великому удивлению, она начала смеяться, да так громко, что чуть не свалилась с трона. Она смеялась и смеялась без остановки. В конце концов она стала икать, глаза заслезились, от смеха пришлось схватиться за живот.
– Надо же, в каком странном месте находится у нашей принцессы душа! – заметил философ.