Софья Могилевская - Марка страны Гонделупы
— Хороший у тебя брат, — сказала Зина, прислушиваясь к легкому и быстрому топоту удаляющихся ног.
— Ничего себе, — снисходительно согласился Остап, на тут же, спохватившись, прибавил: — Только дерется, як бес! И дюже горластый… А так ничего себе…
Опанас мчался обратно к Петрику.
В такой день ничто не могло удивить Опанаса, решительно ничто. И даже если бы откуда-нибудь, скажем с заводской трубы, ему крикнули: «Опанас, Опанас, полезай сюда!» — Опанас, не задумываясь, полез бы.
И потому Опанас ни капельки не удивился, когда из открытой двери автобуса, мимо которой он пробегал, раздался отчаянный вопль Петрика:
— Опанас, Опанас, полезай сюда!
И Опанас ни капельки не удивился, когда из тех же открытых дверей автобуса протянулась чья-то рука и почти на ходу втащила его в машину. Его не удивило и то, что в автобусе оказались Петрика мама и новый знакомый с Севера. Его не удивило и то, что Петрик, розовый от возбуждения, кричал:
— Нашелся… Только что нашелся! На вокзале. Нам звонили из милиции…
Нет, в такой день, как сегодняшний, разве что-нибудь могло удивить Опанаса? Ничто! Решительно ничто!
Глава двадцать седьмая. Встреча на шоссе
А Кирилка тем временем снова шагал по шоссе. Только теперь уже не на вокзал, а с вокзала. И снова рядом с ним трусил Тяпа, веселый и жизнерадостный, забывший про все свои обиды и огорчения и даже про разбитый при падении из вагона нос.
Они только что встретились, эти два участника северной экспедиции, и оба, безмерно счастливые новой встречей, побежали обратно в поселок.
— Понимаешь, — тихонько шептал Кирилка, — я только посмотрел на часы и сразу все вспомнил… Все-все сразу. И как я мог раньше забыть? И тогда я скорей побежал к забору и как раз увидел тебя за калиткой…
В ответ на эти слова Тяпа подпрыгнул чуть ли не на полметра выше своей головы и, блаженно взвизгнув, на лету поцеловал Кирилку куда-то в шарф…
— И как я мог забыть? — удивленно пищал Кирилка. — Как я мог забыть, когда раньше я про все помнил?
При этом он попробовал всплеснуть руками. Но в правой был тяжелый портфель, и ничего не получилось. Он лишь вопросительно посмотрел на Тяпу и по привычке вздохнул.
Тяпа был полон таким восторгом, что ему было совершенно все равно, помнил ли о чем-нибудь Кирилка или им забыто все на свете. Он просто крутился волчком вокруг Кирилкиных ног.
Ах, если бы у него был хвост! Тот хвост, который потерян еще в дни младенчества… Уж он показал бы и Кирилке и всему миру, как выражают свои чувства любящие и преданные души.
— Помни, Тяпа, — продолжал шептать Кирилка, — если уж дрались вместе, значит нужно вместе в пионерскую комнату. Идем скорей…
Он ускорил шаги. И Тяпа затрусил быстрее.
А тяжелый солнечный шар уже медленно падал вниз, и нестерпимо розовый дождь его косых лучей лился на землю.
И на заводскую кирпичную трубу, которая казалась совсем близкой, но была еще очень далеко, тоже струился этот теплый розовый ливень…
И на пустое шоссе, ровное и прямое, как линейка, падали розовые капли заката…
И даже большой голубой автобус, который мчался из поселка к вокзалу, был весь обрызган этим пламенным дождем закатных лучей и казался какого-то сказочного сиренево-розового цвета. Он мчался грузно, разбрасывая весенние лужи и оглашая воздух хриплыми гудками.
Мальчик и щенок посторонились, пропуская машину, но брызгами их все же обдало с ног до головы.
— Ух! — закричал Кирилка и погрозил вслед кулаком, а Тяпа вызывающе залаял.
Потом они пошли дальше, а Кирилка сказал, рассматривая маленький бронзовый кружочек, вынутый из кармана:
— Вот наша копейка! Только одна… А если б было еще девятнадцать, мы бы сели в автобус. Ты когда-нибудь ездил, Тяпа?
Но Тяпа почему-то не спешил с ответом. Это было даже странно. Он не бросился Кирилке под ноги. И не взвизгнул. И не запрыгал. И вообще ничем не выразил своего мнения. Тяпы попросту не было возле Кирилки.
— Тяпа, где ты? — тревожно воскликнул Кирилка.
Тяпа несся, болтая ушами и оглашая воздух ликующим лаем, туда, где на самой середке шоссе почему-то неподвижно стоял автобус…
А навстречу Тяпе бежали…
Кирилка взволнованно потер ладошкой лоб, будто не в силах был понять того, что перед ним происходит.
— Но кто же другой может бежать прямо по лужам так, что брызги летят выше головы, кто другой, кроме Опанаса?!
А за ним? Ну, разумеется, Петрик! Это он снял шапку и, как саблей, крутит ею над головой. А ушки его, освещенные солнцем, пылают, будто два маленьких алых фонарика. И он кричит восторженно и громко:
— Кирилка, ура! Это я тебя первый увидел…
И с ними Петрика мама в своей меховой серенькой шубке бежит навстречу ему, Кирилке, и что-то кричит. И машет ему рукой.
А четвертый? Кто же четвертый?
Быть может, волшебный розовый дождь ослепил его?
Кто этот невысокий человек в таких странных мохнатых сапогах? И в такой шапке с длинными ушами? И почему у него такие глаза, будто он сейчас заплачет, или засмеется, или сделает то и другое разом?..
— Приехал, — шепчет Кирилка дрожащими губами, — приехал…
И бросается к ним всем четверым навстречу, точно слепой, протягивая вперед руки, всхлипывая и задыхаясь от слез…
Разве легко найти слова, чтобы описать радость этой встречи?
— Кирилка, — восклицает Петрик, готовый сам зарыдать, — прошу тебя, не плачь… Я был тогда ужасная дрянь… Возьми мой носовой платок… Но почему ты забыл таблицу умножения?
— Кирилка, — орет Опанас, выхватывая из Кирилкиных рук портфель, — заседание уже было… Возьми лучше мой платок… Ничего, ничего, утирайся… он грязный!
— Кирилка, дружочек, — шепчет Петрика мама, — зачем ты так сделал? Как ты мог уйти?
А тот, в высоких северных сапогах, тот ничего не говорит. Он только целует мокрые щеки Кирилки, покрытые веснушками, его рыжие волосы и заплаканные глаза…
И тут все увидели, как они похожи — Кирилка и этот незнакомый человек с Севера.
И тут все увидели, как они похожи — Кирилка и этот незнакомый человек с Севера.— Вот так да! — растерянно воскликнул Петрик. — Значит, вы и есть Кирилкин папа? Мама, ты раньше догадалась?
— Нет, — смело ответила мама, — я догадалась только сейчас.
— А я догадался, я догадался! — завопил Опанас, надувая щеки. — Я догадался. Я говорил: может, он и есть его папа… Петрик, я говорил?
— Нет, — твердо сказал Петрик, — ты этого ни разу не говорил. И раз мы с мамой не догадались, то как же ты смог?
— Значит, я тоже не догадался! — восхищенно крикнул Опанас. — Вот так здо́рово! Никто не догадался.
— Мальчики, — воскликнула мама, — вот вы снова все вместе… И как я рада за Кирилку!..
И в тот самый момент, когда, казалось, ничто не могло омрачить общей радости и ликования, вдруг какая-то тень появилась между Кирилкой и солнцем, и какая-то огромная, прямо-таки нечеловеческая рука опустилась на Кирилкино плечо, и чей-то голос громовым басом пророкотал над Кирилкиной головой:
— Эге! Попался! Теперь пийшли до милиции.
И безо всяких церемоний рука потащила за собой Кирилку в сторону станции.
— Честное слово, — закричал Кирилка, упираясь обеими ногами, — я не виноват… я не брал…
Но на милиционера эти слова не произвели никакого впечатления.
— Пийшли до милиции, — упрямо повторил он.
— Кирилка, — прошептал Петрик, — что ж это?
И больше он ничего не мог сказать.
— Кирилка, — тяжело дыша, проговорил Кирилкин отец, — скажи, что?
Опанас же стоял, насупив черные брови и раздув щеки. Он думал сосредоточенно и тяжело.
Кирилку уводит милиционер? Что же он сделал?
А Тяпа готов был разорваться на части. Наскакивая на милиционера, он оглашал воздух гневным лаем.
Нет, нет, нет, он не верил, чтобы Кирилка мог в чем-нибудь провиниться…
— Вот какие все глупости! — сердито воскликнула мама. — Виданное ли дело, чтобы так уводить мальчика? Он с кем-нибудь подрался?
— Та ни! — изумился Степочка.
— Он что-нибудь где-нибудь взял? — еще грознее проговорила мама, решительно наступая на милиционера.
— Та ни, — возмущенно пробасил Степочка, замахав руками, — ничего такого не було́…
— Тогда что же он сделал и зачем его в милицию? — воскликнула мама. — Зачем?
— Так его ж шукают по всем местам… Це хлопчик, якой потерялся… А так ничего худого не було́, — забормотал милиционер, стараясь подальше отойти от рассерженной, мамы.
— Боже мой, — чуть не плача, закричала мама, — ну можно ли так пугать детей? Он нашелся, понимаете? Он нашелся! Это мы его искали, и мы его нашли… Кирилка, не плачь.
— Раз нашелся, нехай и будет с вами! — добродушно прогудел Степочка. — В таком разе я пийшел. Можно без протокола…
