Елизавета Кондрашова - Дети Солнцевых
— Шутки шутить! — передразнила шепотом Варя. — Если я говорю, что я, значит, правда!
После долгого молчания Бунина, как бы одумавшись, обернулась и посмотрела на Варю:
— Желала бы я знать, как бы ты это могла, чтобы я не видела…
— Я там спала… — ответила просто Варя. — Елена Антоновна…
— А-а-а! — протянула Бунина и, вытянув губы и мотнув головой вперед, она как бы вдруг все сообразила и поняла.
Между маленькими произошло волнение. Одна передавала другой услышанную новость. Дети шептались, удивлялись, высказывали недоверие. Громкое «ш-ш-ш!», пронесшееся по зале, не успокоило их. За дверью слышались уже приближающиеся шаги, все вытянулись в струнку, а маленькие не унимались.
Какое разочарование! Черный мужик с длинной бородой, с топором… И вдруг просто Солнцева! А Бунина волновалась и думала: «Противная девчонка, теперь отвечай за нее! Разве я виновата? А достанется, конечно, мне…»
В дверях показалось сначала синее платье мадам Адлер, потом ее левое плечо, потом уже вся фигура рядом с начальницей, которую она ввела под руку, — высокой, полной, очень пожилой женщиной с серьезным строгим лицом.
Классные дамы почтительно склонили головы; все дети низко-низко присели и медленно поднялись. Мадам Адлер подвела начальницу к креслу, осторожно поддерживая ее, помогла ей сесть в него, придержала ногой подушку, пока начальница укладывала на нее свои сильно болевшие в последнее время ноги, незаметно подвинула ногой ближе к креслу ее распустившееся веером широкое шелковое синее платье, оправила накинутую на плечи темно-синюю бархатную мантилью [91], подбитую мехом, и стала рядом с ней. Начальница, подняв голову, негромко что-то сказала ей.
— Который класс оставил залу первым? — спросила мадам Адлер по-французски.
Голос ее звонко и громко раздался в высокой, большой зале и отдался в каждом сердце.
— Les quatrièmes! [92] — загудело ей в ответ со всех концов залы.
— Les quatrièmes! En avant! [93] — крикнула она громко.
Все маленькие сердца сжались. Некоторые лица побледнели, другие покраснели; почти все перекрестились маленьким крестом у подложечки.
Бунина, тоже побледневшая и взволнованная, обернулась к классу и чуть слышно прошептала:
— Ровнее, не тащить ног! Вперед!
Послышались шуршанье платьев и ровные, спешные шаги многих детских ног. Дети шли посередине залы и, подойдя довольно близко к начальнице, остановились и вытянулись перед ней в две линии.
— Дежурная сегодня кто? — спросила начальница, подняв серьезное лицо на Бунину.
— Мадам Якунина, — ответила заметно дрожащим голосом Бунина.
Начальница удивленно осмотрелась.
Бунина поняла, в чем дело, и поспешила объяснить, что мадам Якунина повела детей в лазарет и еще не возвращалась.
— Так это вы вели детей от молитвы? — спросила начальница, глядя Буниной в лицо.
— Нет, мадам Якунина сама. Я взяла их, когда они уже вошли на лестницу, — ответила пепиньерка таким взволнованным голосом, что начальница заставила ее повторить ответ дважды.
— Кто первый крикнул? — спросила она, повернув свое строгое лицо к детям.
— Тимен… Тимен… Тимен… — пронеслось негромко с одного конца на другой.
— Тимен! — вызвала начальница, сделав знак пальцем, чтобы девочка подошла к ней.
Верочку, бледную, как полотно, соседки вытолкнули из ряда, и она, растерянно оглянувшись на оставленное ею место, сделала два шага вперед.
— Подойди ближе к maman, — сказала вполголоса мадам Адлер.
Верочка сделала два шага вперед и опять остановилась.
— Ты чего испугалась? Отчего крикнула? — спросила начальница, нагнувшись немного вперед и глядя ей в лицо.
— Я… я… я…
И Верочка вдруг залилась слезами.
— Вы узнали от нее, чего она испугалась? — спросила начальница, переводя глаза на бледную, с виноватым видом стоящую перед ней пепиньерку.
— Ее Солнцева схватила за ногу. Она испугалась, — ответила Бунина.
— Солнцева? — хором спросили изумленные начальница и инспектриса, которым было донесено как об испуге, так и о разных толках, взволновавших воспитанниц.
По зале как молния пробежала:
— Солнцева… Солнцева… Солнцева.
Это было так неожиданно, что многие не верили своим ушам.
— Зачем? — спросила начальница.
Бунина, уже немного оправившаяся, довольно обстоятельно рассказала о том, что Елена Антоновна сама отвела Солнцеву в дортуар после уроков для того, чтобы она уснула, так как она жаловалась весь день на головную боль. А Солнцева спряталась под кровать и, когда класс проходил в спальную, схватила Тимен за ногу. Тимен от испуга страшно закричала, а прочие, не зная, в чем дело, испугались, побежали и тоже стали кричать.
— Солнцева! — вызвала громко начальница.
Торжественность минуты, общее настроение и чувство страха, которое охватило всех воспитанниц, передалось и Варе. Когда Бунина дотронулась рукой до ее спины и выдвинула ее вперед, на ней, как говорится, лица не было, и перед начальницей предстала маленькая девочка с бледным лицом, крепко сжатыми губами и испуганными черными глазами.
— Как могла ты это сделать? Как смела? — спросила начальница, строго глядя в глаза Варе и грозя ей пальцем.
Варя молчала. Ее глаза беспокойно перебегали от лица начальницы к лицу Верочки, по которому текли крупные слезы.
— И как ты могла молчать, когда увидела, что всех перепугала?
— Я не знала… — ответила Варя и хотела объяснить, что она тоже сначала испугалась и только потом все поняла и сама объяснила. Но язык не слушался ее, и она, с трудом глотая слюну, замолчала.
— Чего не знала? — спросила начальница.
Варя не отвечала.
Начальница с минуту в упор смотрела на Варю. Варя потупила глаза, губы ее судорожно подергивались, и она молчала.
— Какого поведения эти дети? — спросила начальница, подняв глаза на Бунину.
— Тимен — одна из лучших в классе, — ответила Бунина, волнуясь.
— А эта маленькая?
— Солнцева до сих пор на дурном счету. У нее единица в поведении за дерзости и шалости.
— Да-а? — произнесла начальница, не спуская глаз с Вари.
Варя не произносила ни слова и стояла, как окаменелая.
Мадам Адлер, стоя за креслом maman, делала Варе знаки, шептала губами и показывала жестами, чтобы она просила прощения, но Варя не понимала и продолжала стоять молча.
— Такую шалость извинить нельзя, в особенности, если она не первая. Стыдно, — сказала начальница, с упреком глядя на Варю, — стыдно, что ты довела себя до этого. Можете отвести детей на место, — добавила она, обратившись к Буниной.
Бунина встала во главе класса, и дети, присев на этот раз вовсе не плавно и порознь, повернулись и прошли на свое прежнее место.
Начальница подняла голову на мадам Адлер. Мадам Адлер нагнулась к ней. Они стали о чем-то говорить. Казалось, мадам Адлер просила о чем-то, на что начальница не хотела согласиться, и мадам Адлер, слегка покраснев, вышла из залы своей привычной медленной походкой.
Начальница, окинув всех воспитанниц строгим взглядом, стала внушительно и громко объяснять им все неприличие их поведения.
— В особенности стыдно вам, старшим, — сказала она. — Вместо того, чтобы удержать маленьких и объяснить им, что здесь страшного ничего нет и быть не может, вы сами принимаете участие в беспорядке. Это непростительно!
Некоторые из старших вынули носовые платки и приложили их к глазам. Все воспитанницы, и пепиньерки, и классные дамы стояли, опустив головы, и внимательно вслушивались в каждый звук голоса maman.
Пока начальница говорила, две горничные внесли в залу узкую длинную скамейку, поставили ее в десяти шагах от начальницы. Третья горничная, вошедшая вслед за ними, держала в руках пучок длинных прутьев, связанных мочалкой.
Воспитанниц всех классов и возрастов при виде этих приготовлений сковал ужас. «Кого? — думалось каждой. — Всех? Это невозможно! Тех, кто кричал? А как узнать, кто кричал, а кто нет? Верно, только тех, у кого дурные балы за поведение».
И каждая стала вспоминать свои провинности и проверять свои отметки. Даже те из воспитанниц, которые могли быть уверены в неприкосновенности, так как имели на плече две кокарды, красную за усердие и голубую за поведение, и те волновались от ожидания чего-то страшного.
— Солнцева! — вызвала опять начальница.
— Тебя, тебя, — зашептали девочки, слегка толкая Варю.
Варя, как и в первый раз, нерешительно шагнула вперед и остановилась.
Мадам Адлер сказала что-то горничным, стоявшим у скамейки. Одна из них, волнуясь не менее самих воспитанниц, подошла к Варе, подвела ее к скамейке, другая расстегнула и спустила с девочки все платье, и Варя, еще не успев понять, что с ней делают и для чего, уже лежала на скамейке, две девушки держали ее, а третья стегала прутьями.
