Евгений Титаренко - Открытия, войны, странствия
Петька вывернул свои карманы. Никита проделал то же самое. В Рагозинку следовало идти лишь в майках и штанах, если не хочешь лишиться ножичка, рогатки или еще чего…
Петька взял в материном сундуке рубль. Через огород Евсеича пробрались к дому Никиты, и бабка Алена тоже дала Никите рубль.
Когда путешественники спокойно, будто фильм «Чапаев» — самое обыкновенное дело для них, подошли к Стерле, на берегу ее собралась и возбужденно базарила на все голоса толпа белоглинцев человек в двадцать. Надо было подождать остальных. По одному в рагозинский клуб не ходили, — ходили, как правило, всем обществом.
Галдеж немного утих с появлением адмирал-генералиссимуса.
— Я иду, а Володя-киномеханик своего Серко тянет! «Чапай», понял?! — сообщил ему Мишка.
И Петька сознавал, что молчать перед лицом такого события — глупо.
— Чего ж… Я его пять раз смотрел — «Чапая»…
— А я шесть! — быстро соврал Мишка. Будто бы Петька, или Никита, или кто другой, к примеру, могли пропустить один сеанс: иди, мол, Мишка, смотри, пусть ты больше нас увидишь… Но тот опять вывернулся: — А в День Победы, когда динамо ломалось, Володя прокрутил от середины!
— Так это не шесть, а пять с половиной, — уточнил Никита.
Владька со следами красной глины на шее хмыкнул:
— Я «Чапаева» видел девятнадцать раз!
Все помолчали, невольно подавленные цифрой. Владька—человек приезжий. Если была возможность — почему бы не посмотреть девятнадцать раз? А, с другой стороны, — если он и соврет, его не уличишь.
Самым находчивым неожиданно оказался Колька тетки Татьянин. Колька по своему возрасту не мог видеть «Чапаева» больше трех раз, и потому цифра девятнадцать была для него вдвойне обидной. Колька втиснулся перед Владькой и, глядя снизу вверх, спросил:
— А сколько очередей Анка по белякам дает?
Владька мог бы не отвечать Кольке, но, быстро подсчитав, ответил. И потому, что ответил он правильно, Петька в расстройстве отвернулся. «Тоже мне, мелюзга… с вопросами…»
Колька отошел и, сознавая свое поражение, вздохнул:
— А в последний раз у нас было меньше.
Мог бы не говорить. Это каждый и без него знал, что лента от сеанса к сеансу сокращалась…
Впрочем, настроение от этого не очень испортилось: так и так исчезающие куски ленты были известны каждому наизусть.
Кто-то крикнул:
— Все! Кто-то спросил:
— А Борька конопатый где?
— Здеся я!.. — пропищал конопатый Борька, придерживая рукой сползающие трусы.
Двинулись. Кто по жердочкам, кто вброд. Петька, Никита, Мишка и Владька — по жердочкам, Колька тетки Татьянин, Борька и прочая мелочь — вброд.
На рагозинском берегу Стерли подождали отстающих и, сбившись тесной кучей, мелюзга в середине, кто позакаленней — на флангах и впереди, без лишней болтовни на территории врага пошагали в гору — туда, где маячили в синеве кресты бывшей рагозинской церкви.
О рагозинском клубе и кино
Церковь была большой, а клуб — маленьким. Это только снаружи казалось, что в клубе можно на качелях качаться. Помещение церкви, где расположился клуб, было низеньким, узким, тесным, примерно как амбар, что рядом с сельсоветом. И как амбар большую часть времени клуб использовался под хранилище, особенно весной, накануне сева и осенью: то в нем сушили картошку, то сортировали семена, и потому лавки никогда не стояли в клубе. Для них была отведена специальная боковушка у входа, и зрители, отдав Володе-киномеханику билет, который только что купили у него и который он тут же клал в свою кепку, вытаскивали из боковушки лавку — человек на десять каждая — п и устанавливали ее на незанятом пространстве, как им хотелось и где хотелось.
Иногда в клубе при свете двух керосиновых фонарей выступала самодеятельность, и тетка Бульбаниха, бывшая монашка, грустно-грустно пела:
В том лесу меж густыми древами,
Где быстро журчит ручеек…
В том ручейке между тиной зеленой
Женское тело плывет…
Самодеятельность выступала бесплатно. — Выступала на пасху, чтобы в деревнях не красили яйца, и на Первое мая, иногда под ноябрьские — если бывало не очень холодно.
Но случалось, раз или два в год, что в Рагозинку заезжали настоящие артисты. Сколько-то лет заезжали трое. А все последние годы — по двое: женщина и мужчина. У настоящих артистов и все было по-настоящему. Лавки в клубе устанавливались заранее. А колхозники шли в клуб степенно, по-городскому. И сначала подкупали у женщины за столиком билет, а потом отдавали его мужчине, и он складывал эти билеты не в кепку, как Володя-киномеханик, а в специальную коробку из-под каких-то загадочных конфет.
Потом двери закрывались на крючок. (Володя опоздавших пускал бесплатно и потому дверь не закрывал.
Артисты переодевались в боковушке. Мужчина выходил в костюме с галстуком, а женщина в черном платье до полу, вся в блестящих каких-то искрах, с ярко-красными губами и черными бровями. Концерт начинался. Артисты — они не самодеятельность. Они и поют, и на гармошке играют, и на гитаре, и даже на обыкновенной пиле, которой дрова пилят, и танцуют, и фокусы показывают, и тарелками перебрасываются…
В деревнях после одного такого концерта с месяц все мальчишки показывали друг другу фокусы, перебрасывались какими-нибудь деревяшками вместо тарелок или занимались акробатикой, как после приезда последней пары, когда женщина вдруг скинула платье и, почти голая, стала такое выделывать, что дух захватывало, будто она резиновая — без костей.
Но все-таки чаще всего приезжал в деревню на своем Серко Володя-киномеханик. Вешал на дальнем узком простенке экран из двух простыней, приворачивал к лавке динамо, которое желающие крутили весь сеанс, устанавливал аппарат и под завораживающее жужжание динамомашины начинал тут же склеивать разорванную, где-то на предыдущем сеансе ленту.
— Сейчас, сейчас, будет порядочек, — говорил он.
И все знали, что действительно порядочек будет. Володя считался своим парнем, и взрослые обращались с ним по-приятельски, иногда просили прокрутить интересный кусок еще раз. Володя прокручивал.
Борьба за первенство
Сеанс обыкновенно начинался с темнотой, и до начала его было еще часов пять. Белоглинцы рассчитала правильно. Враг не успел сосредоточить свои силы. В пустом клубе суетились только два одногодка Борьки конопатого — жалкий авангард рагозинцев. Пропищав испуганными голосами, что два первых ряда уже заняты, хотя в клубе не было еще ни одной лавки, авангард, выскочил через окно на улицу.
Быстро втащили две лавки: одну длинную, одну короткую, втиснули их рядышком на расстоянии двух метров от экрана и уселись все двадцать пять человек в один ряд. Ставить лавки ближе к экрану Володя запрещал, чтобы на экране не мелькали головы впереди сидящих.
Сам Володя куда-то ушел к этому времени. Лишь вывесил экран да установил зачехленный аппарат, а динамо не прикрутил, чтобы не сломали.
Белоглинцы долго еще шумели, возбужденные, а потом устали и, глядя на экран, стали переговариваться вполголоса по двое, по трое. Для того, кто знает цену кино, экран никогда не бывает пустым. Вот в том месте, где теперь видна желтая полоса, появятся цепи беляков, а там, где ползет муха, — как раз и будет лежать Анка-пулеметчица. Экран живет каждой своей складкой, каждым пятнышком.
Рагозинцы собрались и пришли только часа за четыре до начала сеанса. Загалдели, выстроившись сзади, потом немного утихомирились, и Васька Малыга начал переговоры:
— Вас предупреждали, что два ряда занято?
Петька и Никита сочли ниже своего достоинства поворачивать головы к противнику: они сами недавно приобщились к героизму, так что в ожидаемых событиях на экране будет чуточку и про них. Во всяком случае, так должно было казаться остальным…
— А лавок-то не было! — ухмыльнулся через плечо Мишка.
— Ну и что ж, что не было? — спросил Малыга.
— А что вы занимали, если не было? — спросил Владька.
— Рыжих не спрашивают, — отрезал Малыга, явно желая обострить обстановку. — Вас предупреждали, что два ряда занято?
— Я вот тебе за рыжих! — И Владька приподнялся с места.
А рагозинцы сразу понадвинулись вплотную на бе-логлинцев.
— Мы предупреждали! Мы предупреждали! — завизжал появившийся откуда-то авангард.
— Ничего не предупреждали! — выкрикнул Мишка. И ухватил одного из представителей авангарда за челку. — А ну, говори!
— Честное слово! — захныкал авангард.
Никита и Петька не оглядывались. В клубе так и так драки не будет. Года полтора назад не выдержали — сшиблись и всей толпой были изгнаны из клуба. Додрались на улице. А потом сидели у окон на траве и слышали только музыку да взрывы. Шел фильм «Два бойца».
