Иван Логвиненко - Багряные зори
МАСКА СОРВАНА!
Володю мучили сомнения. Кто этот необычный немецкий капитан? Если враг, то почему он, как тот палач Шифке, не пытается узнать у Володи, где находится штаб? Ни одного вопроса не услышал он от него о том, что видел в расположении советских войск, о чем разговаривал с советским командиром, какое получил от него задание и как его выполнил.
Странно… Но сведения, которые ему передал немецкий офицер, очень важные. Танки… Володя слышит беспрерывный шум моторов именно там, где говорил гауптман. Об этом обязательно узнают наши. И фашисты за все получат по заслугам. О, как Володя ненавидит их!..
Немцы… В Германии родился Маркс, Энгельс был немец. А Тельман? Великий Эрнст Тельман, чьи пламенные выступления стали началом к сочинению Володи о солидарности международного рабочего класса. Нет, не так просто во всем разобраться. Не каждый немец фашист… А может, и гауптман такой же?.. Но как узнать? С кем посоветоваться? С темнотой, что медленно окружает сарай?..
И вдруг в голове возникает неожиданная мысль: неужели у гауптмана нет другой возможности, чтобы передать советскому командованию секретные данные?
И тут же находит ответ: а если их надо передать срочно?
По-видимому, так: срочно!
Тогда почему гауптман предложил записать все на лист бумаги? Я и так запомнил бы и рассказал там, за рекой.
Нет, правильно сделал гауптман. А если несчастный случай?
Война.
Все будет хорошо. Разве ему впервые переходить линию фронта? Утром старший лейтенант Воронин внимательно посмотрит в глаза, положит на плечо руку, как когда-то делал отец, и ласково скажет: «Как дела, разведчик? А ну докладывай». Володя молча достанет лист, положит ему на стол и все по порядку расскажет.
Закололо в груди. Володя перевернулся на другой бок, зашелестела солома.
А мысли-воспоминания роились в голове, как волны; набегают одна за другой, проплывают прямо перед ним, совсем как на экране. Экран… Белое полотно в сельском клубе. Там шел фильм «Болотные солдаты». О немцах, боровшихся за коммунизм. О немцах-коммунистах. А если гауптман коммунист? Может, он вовсе и не немец?..
В голове, точно в ветряной мельнице, промелькнет мысль и исчезнет, за ней вторая, третья… Будто крылья мельницы.
Вот промелькнула самая мучительная — как там без меня мать? Разрешат ли на минуту зайти домой, хотя бы увидеть ее…
Возле двери время от времени слышно поскрипывание снега под сапогами часового. Из щелей тянет холодом, гуляет ветер по каморке, тешится пламенем маленького каганца. И язычок дрожит, качается из стороны в сторону; только удивляться приходится, какая сила его заставляет держаться, раз он до сих пор не погас.
Услышал — отомкнули замок, кто-то с тихим стоном упал возле Володи. Володя поднялся на локоть. На лице нового арестанта запекшаяся кровь, дышит тяжело, в груди что-то хрипит, клокочет, на губах, вместе с выдохом, появляется розовая пена.
— Кто вы? — спрашивает Володя.
Вопрос лишний — мальчуган сразу догадался. Такие маскировочные халаты, ватные куртки он видел на советских разведчиках по ту сторону реки.
— Меня раненого захватили немцы… — пересохшими губами прошептал разведчик.
— Над вами издевались, били?
— Допрашивали. Гауптман Вернер злобствовал. Страшный человек… Не человек — зверь.
— Не может быть! — невольно вырвалось у Володи.
— Что не может быть? — спросил недоверчиво раненый.
— Чтоб бил вас гауптман. Это же наш немец! — решительно возразил ему Володя.
— Какой там наш! — по-прежнему ничего не понимает разведчик.
Володя наклонился к самому уху разведчика и, волнуясь, проглатывая концы слов, подробно рассказал сначала о себе, потом о задании Вернера.
Через минуту разведчик спросил:
— Где тот лист?
— У меня.
— Дай сюда.
Володя неторопливо достал вчетверо сложенный лист бумаги и протянул его разведчику.
— Подай мне огонь, — попросил он. Володя приблизил каганец…
— Вранье, провокация, — чуть слышно прошептал разведчик. — Послушай, там нет ни пушек, ни складов с боеприпасами, ни танков. Гауптман хочет ввести в заблуждение наше командование. Схема, написанная твоей рукой, ни в коем случае не должна попасть нашему командованию. Ты говорил, что был там несколько раз и что-то писал. Значит, твою руку, твой почерк знают. Поверят… Немцы могут тебя убить, а схему каким-то иным способом переправить на нашу сторону. Этот лист надо уничтожить. Сам понимаешь…
Собрав последние силы, разведчик поднес бумагу к каганцу.
И упал на солому.
Володя наклонился, голову его положил на колени и едва услышал разведчика:
— Обо мне не беспокойся, мне уже ничего не поможет… — И через секунду, еще тише, едва выговаривая слова, произнес: — Отвоевался… Уми…рать буду, ска…ска…скажи…
И умолк. В уголках рта заалела кровь. Что он хотел сказать в последний раз, кому и что передать?
Унес разведчик тайну с собой…
БАГРЯНЫЕ ЗОРИ
Прислонившись головой к лежанке, в ожидании Володя задремал. Внешне он был спокоен. Только мысли по-прежнему, словно большой мохнатый клубок, медленно разматываются в голове.
«Может, ошибается наш разведчик? Может, гауптман как раз и говорил правду?..» — пытают, мучают мальчугана сомнения.
В сенцах раздались шаги, скрипнула дверь. Володя вздрогнул. Вернер отряхнул снег с шапки и мехового воротника и, приятно улыбнувшись, учтиво спросил:
— Ну как, отдохнул?
— Холодно здесь и темно, — признался Володя.
— Ничего. Скоро встретишься со своими. Как бы я хотел быть на твоем месте! Ну что ж, собирайся. Я тебя сам проведу.
— Не беспокойтесь. Я сам дорогу найду.
— Нет-нет, одного я тебя не пущу. Могут солдаты задержать. И мало ли еще что может случиться! Нет, я пойду с тобой.
— Тогда разрешите мне хотя бы мать повидать, домой зайти, поговорить с ней, чтоб не беспокоилась, — попросил Володя Вернера.
— У меня кончается терпение, мой мальчик, — с трудом скрывая раздражение, продолжает Вернер, — Разведчик не имеет права задавать лишних вопросов. Ты получил задание, в первую очередь должен его выполнить. И немедленно.
— Но я вас не знаю… Я никуда не пойду. Я вам не верю!.. — смело говорит Володя.
— Пять минут на размышление. Уберите его! — крикнул часовым. — Пускай в другой комнате подождет. Коменданта штаба ко мне!
Прибежал комендант штаба, приземистый обер-фельдфебель.
— С кем разговаривал задержанный? — угрожающе спросил Вернер, когда вывели мальчишку.
И неожиданно увидел в углу труп.
— Кто это? — завизжал гауптман.
— Советский разведчик! — ответил обер-фельдфебель.
— Кто?! — побледнел Вернер и вдруг набросился на обер-фельдфебеля с кулаками. — Кретин, баран! Ты спутал все мои карты! Кто тебе разрешил в одном помещении с мальчишкой держать еще кого-то! Кто ты такой?
— Обер-фельдфебель Лютце, герр гауптман, — дрожащим голосом объясняет комендант штаба.
— Нет!
— Военнослужащий вермахта, герр гауптман.
— Нет!
— Солдат фюрера, герр гауптман.
Вернер ударил коменданта рукой по вспотевшему лицу, потом сорвал с фельдфебеля один погон, затем другой.
— Ты осел! Пойдешь в штрафную роту. Теперь тебе не увидеть дорогого фатерланда.
— А мы и так все в штрафной роте, в штрафном батальоне, полку, дивизии. И вся наша армия штрафная. Не сегодня-завтра все мы погибнем в этом мешке! — не выдержал Лютце.
— Молчать, негодяй! — пришел в бешенство Вернер. В комнату заглянул испуганный телефонист:
— Герр гауптман, вас вызывает в штаб дивизии герр оберст.
— Что я ему сейчас скажу?! Что?! — забегал по комнате Вернер. Ткнув фельдфебеля кулаком в зубы, сказал: — Мальчишку расстрелять немедленно!
Надел шинель и торопливо вышел из комнаты.
* * *
— Ауфштеен![19] — ворвалось в открытую дверь.
Володя поднялся.
— Ком мит унс, ком! Форвертс![20]
Вышли. Лес затаился в глубоком молчании. Только встревоженные белки прыгают с ветки на ветку, царапают коготками столетние стволы. Протоптанной тропинкой шагают по снегу трое. Впереди Володя, следом за ним немцы. Тропинка очень знакомая и родная, по которой не один раз ходил Володя. Тропинка, по которой, может даже завтра на рассвете, пройдут красные.
Выстрела Володя не слышал. Точно электрический ток пробежал по всему телу. Подкосились ноги. Еще увидел: в чистом зимнем небе высоко мигали большие звезды. Они росли, приближались и краснели, словно наливались кровью, а потом красным покрывалом тихо опускались на Володю.
Багряные звезды. Последние звезды.
Последние в человеческой жизни звезды.
Долго и тоскливо подвывает зимний ветер на верхушках высоких деревьев. А под ними пожелтевшими листьями шелестит молодой дубок. Дрожат под ветром хрупкие мерзлые листья, но никакая метель их не оторвет. Ранней весной дубок сам те листья тихо уронит на землю, чтоб потом потянулись к солнцу новые зеленые лепестки…
