Жаклин Уилсон - Девчонки и мода
– Естественно, каждый, – говорю я и подмигиваю Анне, показывая, что шучу.
Отец заметно нервничает и подозрительно на меня смотрит, когда после ужина я иду к себе наверх.
– Куда это ты намылилась?
– Делать уроки, пап. Честно.
Я говорю чистую правду. Хотя французский решаю не делать, а математику собираюсь наутро списать у Магды. Отложив все дела, весь вечер я тружусь над домашним заданием по ИЗО и пытаюсь нарисовать собственный портрет.
Я рисую с полдюжины автопортретов, один хуже другого. Смотрю на себя в зеркало и по-прежнему вижу в нем толстую кучерявую девчонку. На бумаге она выходит еще толще, и вид у нее до того хмурый, что она того и гляди разревется.
Раздается стук в дверь. Входит Анна.
– Что поделываешь? – спрашивает она. – Я только что уложила Цыпу, и мы с отцом собираемся попить кофе. Хочешь чашечку?
– Давай.
Я поворачиваюсь обратно к столу и тяжко вздыхаю.
– Что случилось, Элли? О, как красиво!
– Да ну, ерунда сплошная. Уродство.
– Ты изобразила себя гораздо толще, чем есть на самом деле, и гораздо печальнее.
– Еще бы. Я сущая бездарность, – говорю я и разом комкаю все листы.
– Зачем? Они же замечательные. Сходи покажи отцу.
– Ни за что. Лучше завтра попробую заново, – вздыхаю я, потирая глаза. – Что-то я устала.
– И я.
– Спасибо, Анна, ты такая хорошая.
Не очень-то выразительная благодарность. «Хороший» – слишком общее слово, и учительница по английскому всегда подчеркивает его красным, когда я употребляю его в сочинениях. Но Анна сияет так, словно я пропела ей хвалебную оду.
Она очень хорошая. Я никогда не полюблю ее так, как свою родную маму, но раз уж родной мамы больше нет, то Анна самая лучшая ей замена.
Я спускаюсь вниз пить кофе. И даже съедаю одну печенюшку, из тех, что испекла Анна. Я смакую каждый кусочек и очень боюсь, что захочу еще, а потом еще и не остановлюсь до тех пор, пока не опустошу все блюдо.
Нет. Я не буду объедаться. И не буду морить себя голодом. Я не хочу закончить, как все эти девушки в лечебнице. Я буду есть что хочу и когда хочу. Я могу. И я буду.
Впервые за последние несколько недель я сплю крепким сном и просыпаюсь в приподнятом настроении, чувствуя необыкновенный прилив сил. Хочу сходить поплавать, но не могу, потому что боюсь встретить в бассейне Мика с его придурочными дружками.
Ну уж нет. Я могу. И я не позволю каким-то кретинам помешать мне делать то, что я хочу.
Я надеваю под школьную форму купальник и кладу в сумку полотенце. Анна на кухне намазывает маслом хлебные лепешки.
– Я не буду завтракать, – говорю я.
– Почему? – в ужасе замирает Анна.
– Потому что собираюсь пойти поплавать. Я возьму лепешку с собой и съем после бассейна, ладно?
– Ладно, – соглашается Анна.
Вполне возможно, что она мне не верит. Я и сама-то не до конца себе верю. Я бодро шагаю к бассейну, но по мере приближения чувствую, как у меня начинает сосать под ложечкой от страха. А что, если Мик со своими приятелями уже там? Даже не представляю, что они со мной сделают и как будут обзывать. Потому что в тот раз я по-настоящему сильно ему врезала. В бассейне всегда дежурят спасатели, так что вряд ли они вздумают меня топить, но наговорить могут всякого.
Если уж они Магду обзывали, то для меня придумают особо изощренные ругательства. Меня передергивает. Я с ума сошла. Как я могу пойти туда?
Могу, могу, могу.
Я покупаю билет, иду в раздевалку. Снимаю одежду. Долго вожусь с новым купальником, как следует растягиваю его по всей попе и расправляю на груди. Все еще чувствую себя толстой, хотя такой худой, как сейчас, я еще никогда не была. Ощупываю свою фигуру в темноте кабинки. Вспоминаю Зою с ее навязчивой идеей о собственной полноте, при том что теперь она весит не больше тридцати килограммов.
– Я не толстая, – шепчу я себе. – Мне только так кажется, но на самом деле – нет, а будь даже и так, то кому какое дело, не помирать же теперь из-за этого. Сейчас я выйду из кабинки и пойду в бассейн. Какая разница, будут надо мной смеяться или нет. Пусть дружки Мика обзывают меня последними словами, я не буду обращать внимания.
Высоко подняв голову, я решительным шагом я выхожу из раздевалки. По дороге спотыкаюсь о чьи-то шлепки и едва не лечу носом вниз, отчего вся моя уверенность мигом улетучивается. Я поспешно ныряю в воду и быстро плыву, чтобы никто на меня не пялился. Без очков я плохо вижу, что творится вокруг. Интересно, здесь ли приятели Мика? Постепенно я вхожу в ритм и гребу туда-сюда, забыв обо всем. Так приятно выбрасывать вперед руки, работать ногами и скользить по воде.
В противоположном конце бассейна хохочут какие-то парни. Не знаю, они это или нет, и понятия не имею, над кем они смеются. Вполне возможно, что надо мной. Я продолжаю плавать из конца в конец дорожки, но никто не пристает ко мне, не топит и не тянет за купальник. Никто ко мне даже не приближается. Наверное, это другие парни. Кажется, пронесло.
Но я не хочу слишком испытывать судьбу. Вылезаю из бассейна и спешу в душ, ощущая, как по телу разливается приятная усталость. Я насвистываю, пока вытираюсь и одеваюсь. В кармане пиджака нащупываю завернутую лепешку с начинкой, которую приготовила Анна. Достаю ее и с аппетитом съедаю, пока сушу волосы.
Теперь хочется пить. У меня как раз есть с собой деньги. Я могла бы выпить чашечку горячего шоколада в кафетерии. Те парни еще резвятся в бассейне и не скоро вылезут.
О боже, горячий шоколад! При мысли о нем у меня текут слюнки.
Я спускаюсь в кафетерий и заказываю чашку шоколада со сливками. От его приторного запаха кружится голова. Подцепляю ложечкой пенистые сливки с поверхности и смакую на языке. Потом делаю большой глоток теплого тягучего шоколада. Какой же он вкусный, самый прекрасный в мире напиток. Я допиваю все до последней капли и поднимаюсь, чтобы уйти. Подхожу к выходу из кафетерия – и у самых дверей нос к носу сталкиваюсь с Миком.
Ой, мамочки, помогите! Надо сматывать удочки! Я бросаюсь вперед, он слегка пригибается и вжимает голову в плечи.
Ого! А ведь он подумал, что я ему снова врежу!
– Смотри, куда прешь, – хрипло бормочет он, на всякий случай держась от меня подальше.
– Сам смотри, – отвечаю я.
Он оглядывается по сторонам в поисках своих дружков. Напрасно. Никого из них нет поблизости. Мы вдвоем. И я вижу, что он меня боится! По-настоящему боится!
Я победно ухмыляюсь и выхожу из кафетерия. Мне хочется петь, танцевать, скакать и резвиться. Моя взяла! Я не позволила ему себя запугать. Я сама его запугала.
Я чувствую себя в-с-е-м-о-г-у-щ-е-й.
Именно такой я и хочу изобразить себя на автопортрете. В седьмой версии я использую темную пастель и работаю широкими мазками. Рисую задорные мелкие кудряшки, высоко поднятую грудь, плотно сжатые кулаки и широко расставленные ноги. Я работаю над портретом несколько часов подряд, придаю четкости одним линиям и смягчаю другие. Когда я наконец заканчиваю, у меня режет в глазах от усталости и рука отваливается, но на этот раз я довольна результатом.
Это моя лучшая работа.
Надеюсь, мистер Виндзор ее оценит. Даже если он не оценит, мне она все равно нравится. А это самое главное. По крайней мере, я себе так говорю. И тем не менее перед уроком ИЗО у меня трясутся поджилки.
Он начинает с того, что рисует нам собственный автопортрет – берет черный фломастер и в несколько штрихов заканчивает набросок. Мы дружно смеемся, видя, что у него получилось. Он изобразил картонный манекен красавца-мужчины в черном, который держит перед собой на манер щита робкий мальчуган с перекошенным от страха лицом и дрожащими коленками.
Потом он просит показать ему наши работы. Магда первая поднимает руку и размахивает своим портретом прямо у него перед носом. Она срисовала черно-белую фигуристую Бетти Буп[7] и добавила ей свое лицо, увенчанное яркой копной.
– А что, мне нравится, – говорит мистер Виндзор. – Особенно шевелюра. Но нужно еще немного поработать над цветом. Дай-ка мне краски.
Он берет баночку с алой гуашью и макает в нее кисть.
– Не возражаешь, Магда? – спрашивает он.
– Валяйте!
Он делает несколько умелых мазков кончиком кисти, и Магдина шевелюра на портрете вмиг приобретает объем и играет новыми огненными оттенками.
– Ух ты! А как насчет такой же помады и маникюра? – интересуется Магда.
Мистер Виндзор выполняет все ее пожелания. И даже добавляет маленьких алых сердечек на платье. Потом он разбавляет алую краску до состояния бледно-розовой и учит нас, как придавать коже естественный оттенок.
– А теперь представим, что Магда услышала комплимент и слегка покраснела, – говорит он, нанося чуть побольше розовой краски ей на щеки.
Магдины щеки и впрямь пылают от счастья, когда он возвращает ей портрет.
– Кто следующий? – спрашивает мистер Виндзор.
Класс гудит. Портреты взметаются вверх один за другим, как флаги. Мистер Виндзор выбирает наугад.
