Вильям Козлов - Президент Каменного острова
Я почувствовал, что моя удочка снова задёргалась. Я сел на неё, а окуня снимать с крючка не стал. Не уйдёт… Жалко, что такая рыбалка пропадает!
Сошлись Сорока и Гарик. А в это время двое из компании Свища раскачивали моторку, пытаясь опрокинуть. Но лодка не опрокидывалась.
Сорока и Гарик дерутся красиво. Они не облапили друг друга и не хватаются за что попало. Обмениваются точными и сильными ударами.
— Красиво работают мальчики, — сказал я. — Как на ринге.
— Серёжа, у меня черви кончились.
— Гляди, Свищ палку подобрал…
— Дай одного?
— На лодку лезет… А Сорока не видит!
Гарик и Президент тузили друг друга. У Гарика потекла из носа кровь. Но он не обращал внимания. Свищ бросил палку в лодку и перевалился сам. Сорока стоял к нему спиной и ничего не видел. Свищ поднял палку, откинул волосы с лица.
— Он не ударит, Серёжа! — сказала Алёнка. Она забыла про своего окуня и смотрела на лодку. Свищ выпрямился и замахнулся… В этот момент его увидел Гарик. Я не расслышал, что он крикнул, наверное: «Брось палку!» Сорока ударил его в скулу, и Гарик опрокинулся в воду.
— Ива-ан! — закричала что есть мочи Алёнка. — Береги-ись…
Президент не успел даже обернуться. Свищ обрушил палку на его голову. Ноги у Сороки подогнулись, он не упал — опустился на борт и спиной сполз в воду.
Я рванул с себя штаны и кинулся за борт. Я слышал, как за спиной скрипели уключины, хлопали по воде вёсла.
— Сорока-а тонет! — раздался дикий крик. Кажется, голос Коли Гаврилова.
Драка прекратилась. Интернатские саженками резали воду. Но Президента не было видно. Он, очевидно, потерял сознание и ушёл под воду. Я знал, что глубина здесь большая. А ребята крутились на одном месте, не зная, что делать. Никто толком не запомнил то место, где скрылся Президент.
Металлическая лодка отплыла. Свищ один стоял на корме и тупо смотрел на воду. Рука с палкой опущена.
На поверхности показалась голова Гарика. Он широко раскрывал рот и хватал воздух. Одной рукой Гарик поддерживал безжизненное тело Сороки. Ребята подхватили Президента и поплыли с ним к лодке. Свищ схватился было за весло, но тут все разом закричали: и свои и чужие. Свищ бросил весло в лодку и махнул за борт. Он поплыл к деревянным лодкам, возле которых плавали его приятели.
Когда я забрался в лодку, Сорока уже открыл глаза. Его успели быстро откачать. Лицо у него бледное, с рассечённой головы на висок стекает кровь.
Гарик, у которого тоже кровь хлестала из носа, увидев, что Сорока открыл глаза, прыгнул за борт и поплыл к нашей лодке.
— Он не захлебнулся? — крикнула Алёнка. Она порядочно отстала от меня. И теперь сидела, опустив вёсла.
— Дай руку, — попросил Гарик.
— Что с ним?
— Очухался, — сказал Гарик, забираясь в лодку.
Глава двадцать седьмая
Победа была на стороне островитян. Команда Сороки дралась дружно. Никто не отступил, не оробел. Когда Сорока пришёл в себя, интернатские завели мотор и самым решительным образом устремились на Свища. Решили отомстить за Президента. Но парни бой не приняли. Признали себя побеждёнными и попросили, чтобы им оставили лодки. До берега далеко, а все порядком измотались. Они барахтались в воде.
Свищ молчал. Он держался рукой за перевёрнутую лодку и смотрел в сторону. Гриб примолк рядом.
Беловолосый парень с оцарапанной щекой — он ухватился за вторую лодку — сказал:
— Свищ — сволочь!
— Заткнись, Карп! — прикрикнул Гриб.
— Дураки, что связались с вами, — хмуро сказал Феде другой парень с синяком под глазом.
— Вы прощения у Сороки попросите, — насмешливо сказал Свищ.
— Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, — ответил Карп.
— Знаем тебя, браконьер проклятый! — сказал третий парнишка. Ему, наверное, выбили зуб, он всё время сплёвывал.
Они стали ругаться. Федя Гриб, видя, что ситуация складывается не в пользу Свища, быстренько от него откололся.
— Спасибо, не насмерть, — сказал он, косясь на Свища. — А то бы из-за тебя, гада, пересажали в тюрьму…
Свищ даже лицом потемнел, но ничего не ответил. Ухватился обеими руками за борт и стал раскачивать лодку.
Сорока махнул рукой, и моторка, описав дугу вокруг барахтающихся врагов, унеслась к острову. Президент, бледный с завязанной чьей-то рубахой головой, сидел на носу лодки и молчал. Коля Гаврилов — рядом. Он что-то говорил Сороке, но тот не отвечал.
Наша лодка теперь всё время была в центре событий. Когда моторка проходила мимо нас, Президент поднял голову и взглянул на Гарика, который всё ещё возился со своим распухшим носом. Никак не мог кровь остановить. Я думал, что Сорока что-нибудь скажет, но он снова опустил голову.
— Свищ помешал, а то бы я ему от души врезал, — сказал Гарик.
— Зачем же ты его вытащил? — спросил я.
— Не мог же я допустить, чтобы он утонул, — сказал Гарик. — Я ещё должен с ним расквитаться…
— Не валяй дурака, — сказала Алёнка.
— Он вдрызг разбил мой римский нос… Я должен отомстить!
Я удивлённо посмотрел на Гарика. Весь в синяках, из носа кровь хлещет, а он веселится. Честно говоря, я не ожидал от него такого благородства. Получив от Сороки хороший удар в скулу, он тут же нырнул спасать его. И кто знает, что было бы с Сорокой, если бы не Гарик.
— Ты ничего дрался, — сказал я.
— Президент здоров, — уже серьёзно ответил Гарик. — Федька говорит, они все там на острове занимаются борьбой и боксом… Ничего не скажешь, ребята дрались, как гладиаторы.
— У них свои счёты, — сказала Алёнка. — А ты-то чего ввязался?
— Из любви к искусству, — ответил Гарик.
— Ляг на спину, — посоветовала Алёнка.
Гарик лёг на спину и откинул голову назад. Он смотрел в небо. Правый глаз у него стал вдвое меньше левого. Я не знаю, о чём Гарик думал, но злости на его лице не было. До нас доносились голоса ребят. Они наконец перевернули лодки и ладонями вычерпывали воду. Гриб для этого дела не пожалел свою любимую кепку. Поддевал сразу полведра воды и выплёскивал за борт. Мальчишка, которого Федя назвал Карпом, поплыл за вёслами. Они виднелись невдалеке.
Голоса были раздражённые. Ребята дружно ругали Свища. А тот угрюмо огрызался. К его лодке подплыла палка, которой он ударил Сороку. Свищ подобрал её и положил на сиденье. Вычерпав воду, ребята отправились в свою деревню. Гарика никто не окликнул, да и сам он не смотрел в их сторону.
Карп и Свищ оказались в одной лодке. Мы не слышали, о чём они говорили, лодки уже удалились на порядочное расстояние. Но мы видели, как вдруг Карп встал и шагнул к Свищу. Тот схватился за палку, но было поздно: Карп изо всей силы ударил его по зубам. Свищ не удержался на корме и свалился в воду. Карп поднял его палку и запустил в озеро.
Гриб, он сидел на другой лодке, скорчился на носу и прикрылся своей мокрой кепкой. Я ожидал, что и его сбросят, но обошлось. Хитрый Гриб вывернулся. Уж если кто и виноват больше всех, то Федя. Это он подбил ребят против Сороки. А теперь сидит, помалкивает. Я не я и моя хата с краю.
Гарик сказал, что ему не хочется идти к Феде. Я стал уговаривать, чтобы он пожил с нами.
— А это удобно? — спросил он.
Я сказал, что если не хочет в комнате, то мы с ним можем прекрасно спать в сарае. Нужно только сухого сена достать. И крышу подлатать. Толь на чердаке есть. Гарик молчал, и я понял: он ждёт, что скажет Алёнка.
— Мне всё равно, что на троих, что на четверых готовить, — сказала она.
— Я умею уху варить, — сказал Гарик.
— У меня две подушки, — сказал я. — Одну тебе.
Гарик сел и подышал носом. Кровь больше не шла. Зато глаз стал крошечным. Гарик был совсем не похож на себя. Крепко Сорока отделал его. Наверное, и в самом деле занимался боксом. Швырял их всех за борт, как хотел.
Наша лодка мягко ткнулась в берег. Солнце играло на озере. Было тихо. Деревья не шелохнутся. Ничто не напоминало о сражении, которое только что разыгралось на озере. Природа объявила тихий час.
Глава двадцать восьмая
Мы стали приводить наш старый сарай в порядок. Чего только не было в нём! Слежавшиеся опилки и щепки, истлевшее тряпьё, ржавые железяки, пустые банки. Нашли две пары лаптей. Лапти были новые. Я хотел их выбросить, но Гарик повесил на крюк.
— Историческая ценность, — сказал он.
Самой интересной находкой была двухпудовая гиря, которую мы нашли в щепках. Она заржавела, но это не беда, можно песком отчистить. Мы тут же с Гариком стали выжимать эту гирю. Я с трудом поднял её до пояса. Гарик двумя руками выжал три раза. Когда он бросил гирю на землю, она глухо охнула.
Потом мы стали латать крышу. Разрезали толь на длинные куски и прибивали гвоздями к замшелой дранке. Нам казалось, что мы отремонтировали всю крышу, но когда спустились вниз, то увидели великое множество мелких дырочек.
