Константин Сергиенко - Дни поздней осени
— Всю жизнь мечтали, а имя не помните?
— Не помню. Не хочу вспоминать. Вырезал имя из памяти. Да и зачем вам то имя, девочка? У вас есть свое, хорошее.
— А как вас зовут? — спросила я с непонятным волнением.
— Как... — Он посмотрел на меня тусклым стеклянным взором. — К чему это? Все позабыл я, девочка...
— Зачем же тогда вам дача?
— Дача нужна. Уж поверьте, девочка. Ведь у нее тоже была дача, двухэтажная. Почему же мне на старости лет не пожить в такой даче, в какой живала она? Уж поверьте, девочка, я больше никого не любил.
Он еще долго бормотал, опустив голову, даже не слышал, как я прощалась.
24.00. Да что же это крутит вокруг меня жизнь, накручивает? Даже думать боюсь.
Я ничего не понимаю.
29 сентября. Суббота
Сегодня вспомнила воробьишку по имени Варфоломей, который всю прошлую зиму грелся на моей форточке. А весной он исчез. Скоро опять будет зима. Снег, ледяная стужа. И кто-то опять поскользнется, как тот старичок. Он лежал на тротуаре и не хотел подниматься. Глаза его безучастно глядели в небо. Я очень тогда хорошо поняла, что он не хотел подниматься. Он ничего не хотел, ему было много лет. А сердобольные прохожие уже ставили его на ноги, совали в руки сумку с кефиром. Тоска.
Я ничего не понимаю.
30 сентября. Воскресенье
Забрела в Обыденский переулок. И тут у церкви увидела невесту в белой фате. Венчание. Вместе с родственниками и зеваками вошла в собор. Народу было много. Ничего я не разглядела, да и не слышала почти. Поразило неприятное лицо дьякона, надменное, красное. И был его трубный голос, вспышки золотых колец, напряженные лица жениха и невесты, пение хора... Не дожидаясь конца обряда, убежала со страшно бьющимся сердцем и долго бродила по переулкам. Левин и Китти. Леви и Китти. Венчание... Нет, не забыть мне его, не забыть. Что же делать? Что делать мне, как исцелиться? Ведь я больна, я просто больна, это ясно. Месяц минул с того дня, а ничего не проходит. Живу только прошлым, только воспоминанием. Я мертва. И даже лицо мое неживое, белое, с пустыми глазами. Смотрю на себя в зеркало, и кажется, что вся уже переместилась туда, в Зазеркалье, здесь остался только мой призрак.
1 октября. Понедельник
«Октябрь уж наступил. Уж роща отряхает...» Пора бы и нам отряхнуться, пора. Послезавтра мое шестнадцатилетие. Он, между прочим, знает. Но помнит ли обо мне? И если помнит, то разве трудно поздравить? Открытку прислать, позвонить хотя бы. Во мне живет еще эта надежда. Простую открытку в три слова. Насколько мне было бы легче. Исчез без единого слова прощания, и это терзает больше всего. Жестоко, необъяснимо. Но я не могу его позабыть.
Ночь. Вскочила в поту. Кто-то явственно произнес: «Он и не мог прийти. Но вам не дано расстаться».
2 октября. Вторник
Кто-то звонил Потехиной! Я в крайней степени возбуждения. Не могу сидеть на месте. Вскакиваю, что-то хватаю на бегу. За обедом не съела и двух ложек, тотчас вырвало. Мама хочет вызвать врача. Лиза ничего не могла объяснить толком, твердила: «Мужской голос». А он спросил всего лишь: «Не скажете, как позвонить Молчановой?» Лиза замешкалась, хотела что-то сказать, но он положил трубку. Боже мой. Неужели Алеша? Вспомнил о дне рождения. Да кому же еще? Это он, разумеется, он. Разыскивает меня. А разыскать вовсе не сложно. Значит, завтра он позвонит. Завтра он позвонит. Завтра он позвонит. Сон в руку! Он позвонит, и вся жизнь моя переменится. Завтра он позвонит! Но как мне дожить до завтра? Больше ни слова писать не могу. Прости, мой дневник!
«Он и не мог прийти. Но вам не дано расстаться».
3 октября. Среда
Поздравляем вас, чудная Мэри. Что подарить? Вы можете взять корявые буковки из тетрадки с тех самых страничек, когда «серебряная» длилась неделя и «золотая», сделать из них ожерелье и повесить на шею в виде подарка минувших времен. Ха-ха! Поздравляем вас, поздравляем.
4 октября. Четверг
Отчет о вчерашнем дне. Горячий случился денек!
В школе ко мне подошел Стасик Потапов и заплетающимся языком поздравил с шестнадцатилетием. Сказал, что подарка у него не имеется, но можно выпить кофе в «Адриатике». Волновался.
Итак, выпить кофе. Вдвоем? Он мямлил, и я заключила, что именно вдвоем собирался пить со мной кофе Стасик. Смелое предложение. Милый Стасик! Я согласилась, конечно. Пошли в «Адриатику». Достигли ее не сразу. От Станкевича да Атарова пришлось избавляться, от Лены Корф и Лизы Потехиной. Все они меня поздравляли, дарили открытки и мелочи.
Мама вчера спросила: «Кого пригласишь?» Я точно так же, как Ане, ответила: «Никого». — «Но кого-нибудь нужно», — сказала мама. «Никого». — «Как знаешь...»
Итак, «Адриатика». Стасик заказал коктейли, официантка смотрела на нас с подозрением, как-никак я была в школьной форме. И тут он сказал убийственную фразу:
— А я Потехиной вчера звонил. Хотел телефон твой узнать.
Я онемела. Последствия оказались таковы, что я стремительно проглотила три коктейля подряд — благо, с собой были деньги, остатки папиного презента. И Стасика угощала:
— Пей, Стасик, пей. Сегодня у меня день рождения.
Из «Адриатики» мы выплыли по воздуху и, взявшись за руки, болтались некоторое время в московском небе. Стасик все бормотал:
— Ты такая красивая.
Я хохотала ужасно! Хохоча, явилась домой и уселась за стол, украшенный пирогом с шестнадцатью свечами. Мои дорогие родственники торжественно восседали вокруг. Тетя Туся преподнесла мне ручку «Паркер» в роскошном футляре. Мама французские духи. Папа ничего не преподнес, поскольку уже преподносил. Но дедушка преподнес еще раз. Кроме дубленки я получила от него фолиант «Русский портрет», отпечатанный в типографии города Вены. Аня пекла торт и таким образом подарила мне свое кулинарное искусство. Кругом благоухали цветы. В основном хризантемы, которые я очень люблю. Но я все смеялась, просто до слез.
— Кто тебя рассмешил? — спросила мама.
— Стасик, — ответила я. — Стасик Потапов. Он поздравил меня с днем рождения!
— Что же в этом смешного? — настороженно спросила мама.
— С днем рождения! — хохотала я.
— Ну и что? — спросила тетя Туся.
— У меня же не день рождения! — Я просто надрывалась от смеха. — Вовсе не день рождения!
Они тревожно переглянулись:
— А что?
— Поминки!
Молчание.
— Честное слово, поминки! — тараторила я. — Давайте же помянем, пригубим бокалы. Шестнадцать лет, куда уже дальше? Пора отпевать.
Дедушка встал, с грохотом отодвинув стул. Лицо его покраснело:
— Вы, кажется, не в себе, Мария Андреевна?
— Где ты была со своим Стасиком? — крикнула мама.
— В кафе «Адриатика».
— Что вы там делали?
— Пили коктейли.
— Она пьяна, — пролепетала тетя Туся, и очки упали с ее носа.
— Этого еще не хватало, — пробормотал папа.
— Что творится у нас в семье? — грозно сказал дедушка, теряя обычное самообладание. — Я вас спрашиваю?
Мама побелела как мел.
— М-да, — буркнул папа.
— Боже мой! Боже мой! — вскрикивала тетя Туся.
— Маша просто заболела! — пискнула Аня.
— У меня температура! — сказала я с отчаянием.
— Выйди из-за стола! — рявкнул дедушка.
Я пулей вылетела из квартиры и в подъезде столкнулась с Димой Костычевым...
5 октября. Пятница
Продолжаю отчет.
Дима Костычев шел меня поздравлять. Он сказал:
— Я искал для тебя подарок. Но все, что у меня есть, — это серебряная цепочка, доставшаяся от бабушки. Цепочка старая. Я сам надену ее на тебя.
И я ответила, стиснув зубы:
— Надень на меня цепочку. Только потом не приезжай искать цепочку на дачу.
— Какую дачу?
— Ты думаешь, если замкнешь на шее цепочку, я не смогу ее разомкнуть?
— Не понимаю, что ты говоришь.
— Потом, потом поймешь, Дима. Спустя много лет поймешь, о чем я говорю.
— И все-таки не понимаю... — пробормотал он. Я заплакала.
— Что ты! — сказал он растерянно. — Что ты!
И обнял меня. Я плакала, плакала, а он обнимал меня крепко, и я плакала не переставая...
Домой вернулась уже к вечеру. Гробовая тишина. Аня выскользнула в коридор и прошептала возбужденно: «Все переругались! Тетя Туся лежит».
В моей комнате сидел папа и распивал напитки, закусывая праздничным тортом. Он был порядочно под хмельком.
— В сущности, ты права, — сказал папа. — Я всю жизнь мечтал о бунте, но никогда не мог вымолвить слова. Не знаю, что там тебя подвигло, но ты права, ей-богу, права!
— Я не права, папа.
— Разумеется, не права. Но это в известном смысле. Если же вдуматься... — Он засмеялся. — Поминки! Неплохо придумано, очень неплохо. Завтра придется тебе объясняться. Но деда ты довела, должен тебя пожурить. Хотя, признаться, самому неоднократно хотелось... Ведь, в сущности, он самодур, все по его уставу. Но это так, по секрету. Тебе еще рано сие понимать. Впрочем, наверное, понимаешь. Иначе зачем же бунт? Советую тебе извиниться. Проснешься с утра и пойди на поклон. Обещаешь?
