Астрид Линдгрен - Мы — на острове Сальткрока
— Прыгай туда, когда пойдет дождь или похолодает, — советовал кролику Пелле.
Когда пришла Чёрвен, он сидел с Йокке на руках. Она помогла накормить Йокке, а потом Пелле принялся наставлять Чёрвен, как ухаживать за кроликом. Ведь Чёрвен придется заботиться о Йокке, когда Пелле уедет обратно в город.
— Я никогда не прощу тебе, если не будешь его как следует кормить, — сказал Пелле. — и смотри, чтоб он не сбежал.
Не мешало бы самому Пелле быть повнимательнее, потому что не успел он произнести этих слов, как Йокке выскочил из его рук и скакнул прямо в заросли сирени.
Пелле с Чёрвен вскочили и бросились вслед за ним. Легонько тявкнув, помчался за ними и Боцман.
— Эй, Боцман, не тронь Йокке! — испуганно крикнул на бегу Пелле.
Глупее этих слов Чёрвен давно не приходилось слышать.
— Боцман никогда никого не трогает, пора бы знать. Он думает, что мы просто играем.
Пелле стало совестно. Но ему некогда было просить прощения у Боцмана, ему надо было ловить Йокке.
На задворках столяровой усадьбы Малин вместе с Юханом и Никласом выбивали подушки и одеяла, и, когда прискакал Йокке, Юхан набросил на него шерстяное одеяло. Йокке яростно бился под одеялом, оно вздымалось точно бушующее море. Под конец кролику все же удалось вырваться из плена — прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок — и он скрылся за углом дома.
Лишь Стине удалось схватить его. Она сидела на крыльце с Попрыгушей-Калле и, увидев, что мимо мчится кролик, ловко схватила его. Тут же подбежали запыхавшиеся Пелле с Чёрвен.
— Как хорошо, что ты поймала его, — сказал Пелле.
Облегченно вздохнув, Пелле сел на крыльцо возле Стины. Держа Йокке на коленях, он смотрел на него с такой же нежностью, с какой смотрит мать на своего ребенка.
— До чего приятно иметь собственную зверюшку, — сказал он. Чёрвен и Стина согласились с ним.
— Лучше всего ворона, — уверяла их Стина. и торжествующе добавила. — Он уже умеет…
— Что он умеет? — спросила Чёрвен.
— Он умеет говорить: «Пошел прочь!». Я его научила.
Похоже, что Пелле и Чёрвен не поверили ей, и Стина рассердилась.
— Погодите-ка, сейчас сами услышите! Калле, скажи «Пошел прочь!» Ну-ка, скажи!
Склонив голову набок, ворон упорно молчал. Только после долгих надоедливых приставаний Стины он коротко и недовольно каркнул несколько раз. Лишь человек, обладающий живым воображением, мог принять это карканье за «Пошел пр-рочь!» Таким живым воображением обладала Стина.
— Слыхали?! — ликующе сказала она.
Чёрвен и Пелле расхохотались, а Стина таинственно кивнула.
— Знаете, что я думаю? Я думаю, Калле — заколдованный принц, раз он умеет разговаривать.
— Хм-хм! — возмутился Пелле. — А ты видала когда-нибудь принцев, которые говорят «Пошел прочь!»?
— Да, — ответила Стина и показала на Калле, — вот этот принц так говорит.
В сказке, которую она только что рассказывала дедушке, было не менее трех заколдованных принцев. И все они обернулись кто диким вепрем, кто акулой, кто орлом. Так почему бы ворону тоже не быть заколдованным принцем?
— Не-а, только лягушки бывают заколдованными принцами, — уверяла ее Чёрвен.
— Это ты так говоришь, да? — презрительно спросила Стина.
— Да, про это мне читала Фредди. Это была сказка про принцессу, которая поцеловала лягушку, и та превратилась в принца. Бах — и он тут как тут.
— Придется как-нибудь попробовать, — задумчиво сказала Стина. Пелле сидел на крыльце и посмеивался.
— А на что тебе расколдованный принц? — спросил он.
— Он может выйти замуж за Малин, — ответила Стина.
«Вот здорово!» — подумала Чёрвен.
— И ей не придется больше быть неженатой, совсем одной, без мужа! — воскликнула она.
Вряд ли какая другая выдумка девчонок могла привести Пелле в большую ярость, чем эта.
— Да ну вас! Пошли прочь со своими заколдованными принцами! — закричал он. — Идем, Йокке!
Чёрвен и Стина долго смотрели ему вслед.
— Ясно, он не хочет, чтобы Малин когда-нибудь женилась, — сказала Чёрвен. — Верно, потому, что у него нет мамы.
Стина, сразу став серьезной, глубокомысленно наморщила лобик.
— А почему его мама умерла? — спросила она.
Нелегко ответить на такой вопрос. Чёрвен задумалась, она не знала, отчего люди умирают.
— Может, как в этой песне, ну, ты знаешь, в какой, — вымолвила она наконец. — Да, может, это так и есть.
И она запела: Мир — это остров слез и печали, Не успел свой век прожить, Тут и смерть пришла, Поминай, как звали…
— Да-а, грустная песенка, и-эх, — вздохнула Стина.
Водворив Йокке в клетку, Пелле провел в одиночестве прекрасный вечер. Он занялся весенней канавой. Он очень любил разные канавы, особенно весной; чего там только не было: и насекомые, и всякие растения! Хотя, пожалуй, интереснее всего было перепрыгивать через канаву, особенно если удавалось перепрыгнуть ее одним махом. Иногда это не удавалось, и поэтому Пелле вернулся в тот вечер домой, с ног до головы облепленный грязью.
Мелькер как раз сидел на кухне Столяровой усадьбы, разложив перед собой на столе разобранный мотор. Он надеялся отучить его хотя бы фыркать «фьют, фьют», ничего больше он не хотел и считал, что основательная чистка настроит мотор на нужный лад. Но, странное дело, все маленькие гайки и винтики обладали поразительной способностью исчезать именно в тот момент, когда были нужны, и Мелькер всякий раз страшно сердился.
— Глотаете вы, что ли, эти гайки? — спрашивал он Юхана и Никласа, которые торчали у стола, внимательно наблюдая за работой отца. После нескольких таких же несправедливых обвинений Юхан сказал:
— Пошли, Никлас, спать. А папа пусть сидит и жует свои гайки сам.
Стоило сыновьям исчезнуть, как Мелькер тотчас обнаружил все, что искал.
— Погляди-ка, вот она, эта крошка, которую я искал, — сказал он. Тут появился Пелле, весь в грязи; он устало вошел на кухню, а Малин сказала:
— А вот и другая крошка, которую искала я. Пелле, что у тебя за вид?!
В тот вечер на кухне Столяровой усадьбы чистили не только мотор. Малин вытащила огромную лохань, усадила в нее Пелле и основательно отскребла с него щеткой грязь.
— Уж уши-то могла оставить в покое, — проворчал Пелле, — я мыл их в субботу.
Но Малин заверила его, что с такими грязными ушами, как у Пелле, жить невозможно.
— Может утром забежать тетя Мэрта на чашку кофе, и если она увидит такие уши…
— Ты сказала «может», — живо перебил ее Пелле. — Может, подождем еще, а вдруг она не придет, — с надеждой предложил он.
Малин, смеясь, обратилась к Мелькеру:
— Как по-твоему, неужто все мальчишки такие грязнули? Ты был такой же, когда был маленький?
Перебирая свои гайки, Мелькер удовлетворенно напевал:
— У меня настоящая хватка… и пусть эта Чёрвен убирается… Я грязнуля? — удивился он. — Нет, насколько я припоминаю, я был удивительный чистюля.
Пелле мечтательно посмотрел на отца поверх лохани.
— Ясно, что ты был чистюля, — сказал он.
— Почему это ясно? — удивился Мелькер.
— Да потому, что ты во всем был примерным: слушался, получал хорошие отметки, никогда не врал и не обманывал.
— Разве? Я это говорил? — широко улыбнулся Мелькер. — Значит, я научился немного привирать на старости лет.
Пелле плеснул на отца водой.
— Нет уж, Пелле, — сказала Малин, — нечего поливать кухню.
— А отца, выходит, можно, — возмутился Мелькер.
— Да, можно, — спокойно и уверенно заявил Пелле.
Потом, закутанный в большую купальную простыню, сидя на коленях у Малин, он вдруг вспомнил дурацкие Стинины бредни о заколдованном принце, на котором женится Малин. Он испытующе посмотрел на сестру: а что, если она расстраивается из-за того, что ходит «совсем без мужа», как сказала про нее Чёрвен?
Не успели они в этот раз приехать на остров, как им сообщили великую новость. Бьёрн обручился с одной девушкой с Заячьей шхеры. Пелле боязливо спросил Малин, не расстроилась ли она из-за этого, но Малин ответила, смеясь:
— Нет, это самое лучшее, что он мог сделать. Об этом я сказала ему еще в рождество.
Но все-таки было не совсем ясно, нравится ли Малин ходить «совсем без мужа».
— Ну вот, мотор готов и вычищен самим Мелькером, — сообщил Мелькер, завинчивая последнюю гайку, а потом запел: — Теперь он будет прекрасно работать, и я вам сейчас же это докажу.
Мелькер собирался доказать, что мотор хорошо работает, в Пеллиной лоханке. Все случилось, как Мелькер и предсказывал. Мотор работал так здорово, что все стены окатило водой, а Мелькеру, нетерпеливо склонившемуся над лоханкой, первому плеснуло прямо в лицо.
— Бр-р-р! — пробурчал Мелькер, а потом быстро добавил: — Малин, я сам вытру пол.
Но Малин стала убеждать его, что она очень ему благодарна: подумать только, какая удача! Раз — и вся кухня вымыта. А вытереть пол она сможет и сама.
