Валентина Немова - Изъято при обыске. Полвека спустя.
Начну издалека. В школьные годы у меня, как и у нее, был друг из старшеклассников Алексей. Мы с Алешей так же, как Роза с Петей, строили планы на будущее. Но, как известно, первую любовь очень трудно сохранить. И наши с Алексеем, и Розины с Петром мечты не сбылись. К счастью или к сожалению, не берусь судить. Ее Петр был лучшим из парней в нашей десятилетке. Серьезный, самостоятельный, принципиальный. Он был еще восьмиклассником, когда его избрали секретарем комсомольской организации школы. Все девчонки завидовали Розе как будущей жене такого положительного человека. Но ей его достоинств, как выяснилось, было мало. Она позарилась на красоту моего друга, который ее товарищу в подметки не годился. Она решила увести у меня Алексея «у всех влюбленных на виду». И вот как стала действовать.
Алеша был одних лет со мной и Розой, как и Петр, но в учебе отставал от нас на год. Никакой нагрузки по общественной линии не имел, так как не состоял в комсомоле. Этим его упущением подруга моя и решила воспользоваться, чтобы сблизиться с ним. И принялась, якобы выполняя свое общественное поручение (она являлась членом комсомольского комитета школы, отвечающим за подготовку к вступлению в ряды ВЛКСМ учащихся 7-8 классов) убеждать паренька, то это будет просто здорово, если он даст согласие «записаться в эту передовую юношескую организацию». Агитируя, Роза старалась исподволь внушить юноше, какая она сама замечательная девушка: активная, умная, эрудированная, а главное: хорошенькая. Но, как видно, перестаралась. Догадавшись, чего фактически ей от него надо, Лешка взорвался. А надо сказать, что за словом он не лаз в карман. Обругав «комитетчицу», он порвал анкету и наотрез отказался вступать в комсомол. И пока не закончил среднюю школу, оставался беспартийным. О том, что между ним и Розой произошло, я узнала не от нее, а от него. И этому инциденту не придала никакого значения, продолжая общаться с подругой...
Вспоминается мне еще один эпизод из того времени, когда мы обе, и я, и Роза, были еще незамужними. Двое из ребят, с которыми учились мы в одном классе, окончив школу, поступили в Магнитогорский горный институт (теперь он называется техническим университетом). Жить им пришлось в студенческом общежитии, хотя они были местные. Их родители переехали куда-то, и туда же перевели свое жилье. В этом общежитии проживали как юноши, так и девушки (в разных комнатах, естественно), поэтому я, не стесняясь, приходила в гости к своим бывшим одноклассникам, когда, вернувшись из Свердловска, стала учиться (на стационаре) в педагогическом институте. Этот вуз и горный ладили между собой. Горняки выбирали себе невест в «моем». В вестибюле их общежития регулярно устраивались вечера, на которые приглашались старшекурсницы из «педа»Я бывала на таких вечерах. Потанцевав, наносила визит «нашим мальчишкам». В их комнату частенько забегали парни, с которыми они учились в одной группе. И был в их числе один молодой человек, очень красивый. Звали его Евгением.
Тут надо сделать отступление. В то время, о котором я веду речь, моего школьного друга, Алексея, в Магнитогорске не было. Окончив школу в 19 лет, он уехал в другой город и поступил в летное училище. Перед его отъездом мы с ним поссорились. Он сделал мне предложение, но я его не приняла, потому что гневалась на него. Пока я жила в Свердловске, он не написал мне ни одного письма, что тоже поспособствовало тому, что я, бросив юридический институт, вернулась в Магнитогорск. Не отвечая на мои послания, он пытался вынудить меня уехать из Свердловска, чтобы поскорее на мне жениться. Но я не простила ему того, что он в течение трех месяцев сводил меня с ума своим молчанием. Меня помучил за отъезд, а сам взял да и уехал. В душе у меня, что называется, «все перегорело». И я поступила с ним так же, как он со мной, не написала ему ни одного письма.
Почувствовав себя свободной, я и стала забегать на огонек в общежитие горного института, к «своим» ребятам. Они и познакомили меня с Женей. Он был не только красив, но и обаятелен. Общительный, веселый, беспечный, то мне тогда очень нравилось в молодых людях, так как я сама была молода. О нем я написала в своем рассказе «Любовь про запас». Девчонки прохода ему не давали, что называется, вешались на шею. Но он ни с одной из них в близкие отношения не вступал, отложив женитьбу до того времени, когда окончит институт. Когда мы с ним познакомились, он был на третьем курсе, а я — на четвертом, обогнав своих бывших одноклассников на год (о чем уже было выше сказано).
Женя был так прекрасен, что я, не надеясь, что он может обратить на меня внимание, старалась его не замечать. А он вдруг, что называется, «глаз положил на меня». И стал ухаживать за мной.
Как раз в то время у студентов начались зимние каникулы. Роза приехала в Магнитогорск, чтобы порадовать своих родителей, которые скучали по ней. Встретившись, мы решили навестить «наших мальчишек».
И вот мы уже в их комнате. Туда же, принарядившись, не замедлил явиться и Женя. Его красота ошеломила мою спутницу, что она и старалась дать почувствовать Евгению своим жеманством и кокетством. Но он не обратил на нее внимания, несмотря на то, что она, как я считала, была красива. Вокруг него порхало столько прелестных девчонок, многие из которых первокурсницы, были, увы, моложе, чем я и Роза, так что очаровать всеобщего любимца ей не удалось.
Когда мы втроем: Женя, Роза и я — спустились в вестибюль, чтобы потанцевать, он ни на один танец ее не пригласил, чем, естественно, была она очень расстроена и запросилась домой. Я могла себе представить, что было бы, если бы он отреагировал на ее заигрывания. Ее не остановило бы, что мы с ним симпатизировали друг другу (это, надо полагать, можно было заметить, когда он танцевал со мной)...
Не дожидаясь, когда окончатся танцы, мы удалились из общежития. Было еще светло, и мы не стали никого просить, чтобы нас проводили. Всю дорогу до дома Роза ахала и вздыхала: «Какой Женя свежий! Какой Женя свежий!» На следующий день она уехала в Свердловск, где ее жал Владимир, с которым они, возможно, были уже помолвлены. Я ее провожала. И на вокзале, как заведенная, она твердила: «Какой Женя свежий! Какой Женя свежий!»
Тогда я не поняла, что она подразумевала под словом «свежий». Теперь, конечно, догадываюсь. Свежий — значит, чистый, неиспорченный. Да, этот юноша был чистый; непостоянный в чувствах, но не развратный (неразвращенный). Но произносила она это слово не с восхищением, как следовало бы, а с сожалением. И совершенно не стыдилась проявлять свои «нечистые» чувства при мне. Меня в расчет она вообще не брала. Как мы с Евгением относимся друг к другу — это ее совершенно не интересовало. И мне кажется: если бы ей не предстояло на следующий день уехать, она постаралась бы снова встретиться с «облюбованным» ею парнем, чтобы, пустив в ход все свои чары и бесстыдство, добиться того, что она замыслила. И пожалела она, наверное, что заранее купила билет на поезд. А я — о том, что взяла ее с собой, отправляясь, можно сказать, на свидание с парнем, с которым у нас пока что было «все хорошо». Это была моя ошибка, к несчастью, не последняя. Надо было мне после того, как она себя во всей своей красе показала, сделать вывод, что общаться с такой подругой, которая ни во что не ставидружбу и ведет себя вероломное, опасно, и порвать с ней навсегда. И не пришлось бы мне впоследствии пережить столько горя, сколько я пережила, по ее вине.
Не следовало хотя бы, выйдя замуж, знакомить ее с моим избранником. А я, беспечная и недальнвидная, представила Розу ему. Она, конечно же, попыталась «найти подход» и к нему.
Поженились мы с Михаилом, когда мне исполнилось уже 24 года. Познакомились четырьмя годами раньше в поезде, когда я ехала по своим делам в Москву, а он — по своим — в Ленинград, через Москву. Вернее, еще тогда, когда стояли в очереди за билетами. В те годы очень трудно было достать билеты на московский поезд. Миша показался мне таким грустным, слабым, незащищенным, а я была тогда очень бойкой, уверенной в себе. Энергию мне просто некуда было девать.
Я стала его опекать, а он влюбился в меня. Он тоже был красив, но поскольку ему исполнилось всего лишь 16 лет, красота его казалась женственной, а не мужественной. Он невысокого роста, чуть выше меня (мой рост — 164 см). К тому же стал очень рано седеть и лысеть. Розин муж в молодости казался гораздо эффектнее моего. Во-первых, он был старше, поэтому солиднее. Высокий, статный. Черты лица правильные, волосы густые, вьющиеся. Тоже начал рано седеть, но не полысел. Много было у него достоинств, но Роза, как я уже говорила, не любила его. А если и любила, то недолго, как было ей свойственно.
Отработав три года в глухомани, вернулись они с мужем в Магнитку и стали жить в квартире овдовевшей матери Розы. Мы с Михаилом к этому времени тоже переехали в Магнитогорск из Перми, куда он был направлен после окончания Ленинградского института (уехать из Перми нам пришлось, потому что там не дали ему квартиру, хотя и должны были обеспечить благоустроенным жильем, как молодого специалиста). Приютили нас в Магнитке мои родители в своей однокомнатной квартире. Семья у нас, как я уже говорила, была большая: отец, мама, две младших сестры. Одна — замужняя, не захотевшая жить у родителей мужа, которого призвали в армию, другая — подросток. Третья моя сестра, которая старше меня на 3 года, жила от нас отдельно, там, где работала, окончив пединститут. Однако на все свои выходные, каникулы и праздничные дни проводила в кругу нашей семьи. Так что в доме у нас негде было повернуться. Семья Михаила была гораздо меньше нашей, а жилплощадь у его родителей — больше, двухкомнатная квартира. Но пришлось нам поселиться у моих. Его родители, точнее мать, была против того, чтобы он женился на мне. Поступив в Ленинградский технический вуз, он вдруг вообразил, что его призвание — не техника, а искусство, и стал ходить не на занятия в вузе, а в театры, в музеи — на выставки (тогда я уже работала в школе, жила с родителями). Когда он был на четвертом курсе, его отчислили за неуспеваемость. Естественно, и места в общежитии лишили. Одна из его сокурсниц, коренная ленинградка, предложила ему перебраться к ней. Но он отказался.
