Даниил Курсовский - Настоящий формидабль. Часть 4
— Так, что тут происходит? — раздался чей–то строгий голос со стороны.
Он подействовал на «зрителей» как отрезвляющий душ. Они встрепенулись, переглянулись и принялись быстро расходиться.
Еще бы!
Ведь этот голос принадлежал не кому–нибудь, а нашему школьному врачу Людмиле Васильевне. Харизма у нее — будь здоров! Не зря ее так уважают и даже боятся все без исключения ученики нашей школы.
Без исключения — потому, что я ее тоже боюсь!..
В этом, кстати, состоит разница между Людмилой Васильевной и Амалией Захаровной.
Амалию Захаровну все очень уважают, и никто не боится. А Людмила Васильевна умеет внушить благоговейный страх одним своим взглядом. А уж язык у нее!.. Острее бритвы. Но зато тех, кому нужна ее помощь, Людмила Васильевна умеет определять тоже в один миг! И тут уж они могут быть уверены, что получат всю заботу и внимание, на которые только способна современная медицина.
Все, в общем, быстро разошлись, а Людмила Васильевна, наоборот, подошла ко мне. В ее глазах сверкали какие–то непонятные искры.
Я только взглянул на нее и тут же отвел глаза, забормотав самым умильным голосом, на который только был способен:
— Здрасьте, Людмил Васильна! Спасибо, Людмил Васильна! Я пойду, Людмил Васильна!.. А то уже урок скоро начнется!..
— Сто–ять!.. — тихо, но очень грозно сказала Людмила Васильевна.
Я так и замер на месте, невольно вжимая голову в плечи.
— Кто–то вчера после концерта без сознания валялся!.. — тем же тихим грозным голосом произнесла Людмила Васильевна. — Кому–то я вчера освобождение от занятий выписала! До конца недели! А он, смотри ты, все равно в школу явился!
Собрав все свое мужество, я поднял голову и взглянул прямо в эти сверкающие глаза. Уголки губ Людмилы Васильевны дрогнули в улыбке, но она тут же придала своему лицу то же грозное выражение.
Но было уже поздно! Я почувствовал, как мой страх быстро улетучивается и сменяется боевым настроем. Как на татами в нашем спортзале!..
— Во–первых, я вчера вовсе не валялся без сознания!.. — твердо сказал я. — А просто отключился!..
— Не вижу разницы!
— А я вижу! Я отключился из–за..
— ….Нервного истощения! И шока!
— И вовсе нет! А перебивать нехорошо!
— Я не перебиваю, а констатирую факт.
— Перебиваете!..
— Ты будешь со мной спорить, детка?..
— Я не спорю, а просто уточняю. И не надо называть меня деткой!
— Это еще почему?
— Потому, что деткой я был, когда меня возили на колясочке!
— А теперь, значит, ты хочешь, чтоб тебя возили на «скорой помощи»!
— Это с какой стати?..
— А с такой, что ты начинаешь хлопаться в обмороки!
— Не «начинаешь хлопаться», а просто отключился!.. Один–единственный раз! Из–за переизбытка впечатлений!
— Слишком сильных для неокрепшей детской психики!..
— Сильных! Но вовсе не слишком! Просто их было много!
— Слишком много!..
— Ну, допустим…
— Вот! Сам признался! — торжествующе воскликнула Людмила Васильевна.
Я сокрушенно вздохнул.
И сказал с большим чувством:
— Людмила Васильевна! И как вам только не стыдно?!
— Это из–за чего мне должно быть стыдно? — удивилась Людмила Васильевна, и в ее глазах опять запрыгали эти самые искры.
— А из–за того, что вы злоупотребляете своим правом старшего! Старшей по возрасту, то есть!
— Ну, вот еще! Никогда и ничем я не злоупотребляла! А вот ты уже злоупотребил!
— Это чем же?..
— Своим здоровьем!
— Людмила Васильевна! Как это можно злоупотребить здоровьем?!..
— По–моему, ты прекрасно знаешь, как! — безапелляционно заявила Людмила Васильевна. И, протянув руку ко мне, сказала: — Пошли!
— Куда? — пробормотал я, отступая на шаг назад.
— В медпункт!
— Зачем?!..
— На процедуры!
— Так у меня же уроки!
— Это у всех других уроки! А у тебя освобождение!
И, решительно шагнув ко мне, Людмила Васильевна крепко взяла меня за руку.
«Да что ж это за день сегодня такой! То публика напирает, то за руку хватают, как малыша!» — вновь жгуче покраснев, подумал я. А вслух воскликнул:
— Да не нужны мне никакие процедуры! Мне на урок надо бежать!
— А вот это далеко не факт! Может быть, еще придется устроить тебе принудительный постельный режим! — многообещающе заявила Людмила Васильевна.
И на первой космической повлекла меня в медпункт.
Мне ничего не оставалось, как покориться судьбе!..
Я только постарался приноровиться к решительному шагу Людмилы Васильевны и придал своему лицу независимое выражение.
Но все равно — попадающиеся нам навстречу ученики глядели на нас с опаской и удивлением, и старались как можно быстрее прошмыгнуть по своим делам.
4
Как только мы вошли в медпункт, зазвенел звонок.
Я вздохнул.
Людмила Васильевна бросила на меня быстрый взгляд и покачала головой.
— Другой бы радовался!.. — сказала она, отпуская мою руку и закрывая двери.
— Чему?!..
— Да хотя бы тому, что можно прогулять урок. На совершенно законных основаниях!
— Другой бы, может, и радовался! Только не я. И вообще, не так уж и много у нас в школе вот этих «других»! — сердито ответил я.
Людмила Васильевна медленно кивнула.
— И не просто «не так уж много». — задумчиво сказала она. — А с каждым годом все меньше! И вот это — одно из самых удивительных явлений в нашей школе!..
— Одно из?.. А какое тогда самое удивительное?
— Хм… Странный вопрос!
— Почему странный?..
— Да потому, что это ты!
— Что — я?..
— Ты — самое удивительное явление! — убежденно заявила Людмила Васильевна. — Может быть, и не на всем белом свете, но в нашей школе — точно!.. А может быть, и во всем нашем городе.
— Ну вот, скажете тоже! — неловко возразил я. — Никакое я вам не явление!..
Людмила Васильевна покрутила головой и даже фыркнула.
— Он еще будет спорить!..
И, резко меняя интонацию, она деловито приказала:
— Раздевайся! Полностью.
— Полностью?! Зачем?!.. — завопил я.
Людмила Васильевна так и закатилась от смеха.
— Ладно, это я пошутила… — сказала она, отсмеявшись. — Клади сюда свой ранец. Так. Снимай пиджачок и галстук. Этого достаточно. Давай–ка я повешу все в шкафчик… Все, садись сюда. Для начала измерим тебе давление…
Я сел на один из двух табуретов перед белым столиком. Напротив меня на другой табурет уселась сама Людмила Васильевна.
Она быстро намотала мне вокруг руки эту самую штуку с присосками, накачала ее, и, взглянув на датчик, произнесла:
— Странно! Очень странно!..
Я забеспокоился.
— Что странно?.. — с опаской спросил я.
Людмила Васильевна сделала вид, что не услышала моего вопроса.
— Так. Поднимайся на ноги. — скомандовала она. — Рубашку и майку задери повыше! Повернись спиной! Дыши глубже!
И, живо вдев себе в уши штырьки стетоскопа, Людмила Васильевна принялась прослушивать мои легкие.
— Хм! Хм! — хмыкала она при этом с загадочной интонацией.
— Ну что там у меня, что?.. — нетерпеливо спросил я.
— Скоро узнаешь! Ладно, застегни рубашку, заправься. Садись. Открой рот! Шире! Шире!..
И, прижимая мне язык металлической лопаткой, она принялась заглядывать мне в рот так старательно, как будто хотела в меня нырнуть!.
— М-да. Ну надо же! — пробормотала она, закончив свои манипуляции и поглядев на меня очень внимательно. — Ладно, закрой рот! Ворона залетит.
— Людмила Васильевна!.. — воскликнул я.
— Что такое?..
— Эти ваши шуточки!.. Совершенно неуместны!
— Ты забыл добавить — «сударыня». — спокойно сказала на это Людмила Васильевна.
Искры в ее глазах засверкали ярче.
— Ничего я не забыл!
— Забыл. При таком обращении и в таком контексте это слово совершенно необходимо!.. Оно очень гармонирует со словом «неуместны». Да–да!
Я вытаращил глаза на Людмилу Васильевну.
Ну, надо же какое–то тонкое филологическое замечание!
В ответ на мое удивление Людмила Васильевна состроила такую гримасу, что я не выдержал и рассмеялся.
Людмила Васильевна прислушалась к моему смеху уже с совершенно серьезным видом.
— Хм! Ну что ж, это — смех совершенно здорового человека! — глубокомысленно констатировала она. — И легкие у него, что твои меха, и сердце бьется, прямо как пламенный мотор!..
— А я что говорил!
— Ну, мало ли что ты там говорил… Тэкс. К чему бы еще придраться?.. А, вот! Голова у тебя не кружится, нет?
— Не кружится. И не кружилась!
— Живот не пучит?
— Не пучит!
— Позывы к рвоте? Есть?..
— Нету!
— Да неужели?.. А точечки сверкающие в глазах не мелькали? Нет?..
