Алексей Кирносов - Далеко и обратно
— Пап, что с тобой, чего ты смеёшься, зачем ты хочешь ехать?! — испугалась Наташа.
Папа отвязывал канат. Он смело оттолкнул катер от причала.
И тут из-за помойного ящика выскочил Мартын, в три прыжка покрыл расстояние до берега и птицей взлетел на борт «Бегемота».
— Ах, ты прятался! — закричала на него Наташа. — Ты только о себе думаешь! Тебе натявкать, что из-за тебя здесь все переизволновались! Бессовестная ты собака!
— М-р-р-р… — смутился Мартын и опустил нос.
— Марш на крышу! — велел ему папа..
Заколыхался, удаляясь, город.
Катер вышел на середину широченной реки. Наташа легла рядом с Мартыном. От собаки припахивало помойкой, а брюхо было тугое и круглое, как астраханский арбуз.
Наташа уже простила собаку.
— Пап, а ты научишь меня управлять рулём? — спросила она.
— Думаю, что без этого не обойтись, — ответил папа уверенно.
Это наша родина, малыш
Впереди показался город, необыкновенный и удивительный. Древняя крепость из белого камня спускала в воду откосы тяжёлых стен. Старинные храмы и соборы разбросали по небу свои купола в непостижимом, но пленительном порядке, а дальше, на бугре, высился тёмно-красный кремль с островерхими башнями. Вокруг города поднимались зелёные холмы и тёмные леса, уходящие вдаль, насколько достигал взгляд, и всё это невиданное чудо повторялось в чистом зеркале Волхова.
— Пап, погляди, неужели такое может быть не в сказке!.. — едва выговорила Наташа.
Папа молчал и зачарованно глядел на берег, а Наташе казалось, что вот распахнутся ворота кремля — и выедут оттуда тридцать витязей на огнедышащих сивках-бурках, и помчатся они вызволять Марью-царевну из колдовского Кощеева подземелья.
И ещё неясная любовь к этой никогда не виданной, но такой знакомой, родной и чудесной земле рождалась в её маленьком, а может, не таком уж маленьком сердце.
И ей показалось, что давным-давно она сама жила в этом городе, и спускалась к реке по воду, и видела этого чёрного ворона, насторожённо сидящего на шпиле башни…
Ворон каркнул, повёл головой и перелетел на другую башню.
…Витязи, видно, замешкались.
…Привратники спрятались от зноя в полосатые будки.
Бездельно дремал под жарким июльским солнцем город Старая Ладога, и пусть нет уже прежней мощи и славы, зато красота осталась.
Впереди за лесом дымили трубы новых городов, новых заводов.
— Что это такое чудесное? — шёпотом спросила Наташа.
— Это наша родина, малыш, — ответил папа.
Объяснение трудного слова
Утром пришли в город Волховстрой, купили удочку, насадили на крючок муху и стали ловить рыбу. Ловили эту самую рыбу до вечера, но не поймали. Впереди за мостом грохотала вода, обрушиваясь с плотины Волховской гидроэлектростанции. Слева чернели ворота шлюза.
Они раскрылись, выпустили белый пароходик и закрылись снова.
— Хватит, — сказала Наташа. — Неважные из нас рыбаки.
— И то верно, — согласился папа. Он смотал удочки. — Давай-ка выберем якорь и пойдём шлюзоваться.
— Я неоднократно просила тебя объяснять мне трудные слова, — напомнила Наташа.
— Сейчас всё объяснится само собой, — сказал папа и повёл катер к шлюзу.
Перед ними раскрылись громадные ворота. Наташа увидела пасмурный ящик, со стен которого струйками стекала вода. «Бегемот» вплыл туда, створки ворот плавно двинулись навстречу друг другу и неслышно сомкнулись. Выхода из мокрого ящика теперь не было.
Наташе стало зябко, захотелось спрятаться в каюту, но она пересилила страх и осталась наверху. Вдруг ей показалось, что стены шлюза укорачиваются, утопая в чёрной воде.
— Ай! — вскрикнула Наташа.
— Нас поднимают наверх, — сказал папа.
Когда все стены утонули, никакого уже не было мокрого ящика, а были песчаные дорожки на аккуратном берегу. Раздвигая воду, разошлись передние ворота шлюза. Взревел мотор, и катер выскочил на вольную воду.
Теперь плотина шумела за кормой. Слева был большой город, а справа и чуть позади тусклое солнце садилось в синие облака. Труба около плотины не дымила, и это было удивительно, потому что зачем же труба, если она не дымит.
— Интересно, что здесь было раньше? — спросила Наташа.
— Простой водопад, — сказал папа.
— А как появились шлюз и электростанция?
Папа улыбнулся:
— В результате большой работы и высоких мыслей.
Солнце совсем скрылось в облако. Прохладный ветерок, почуяв своё время, полетел над рекой, оставляя за собой на воде лёгкую рябь.
— Пап, я хочу, чтобы у меня тоже были высокие мысли, — сказала Наташа.
— Если очень хочешь, так и будет, — отозвался папа.
А небо всё темнело и темнело. Папа включил огни, и стало таинственно, будто они плывут в неведомом море. Мало ли какое чудовище может появиться из тьмы… Наташа придвинулась ближе к папе и ухватилась за карман его куртки. Тёмные глыбы берегов стали пониже, и показались огоньки деревни. Папа уменьшил ход и подвёл катер к дощатым мосткам. Он выключил мотор и закрепил канат за дерево. Мартын растворился во мгле, и через минуту в деревне заголосили собаки.
Куда-то подевалась вся обыденная жизнь, и осталась только тихая ночь, звёздочки в небе, сонная река и склонённые над ней силуэты деревьев… О чём так ласково лепечет вода прибрежным камешкам?.. Что думает обломанный, неведомо как попавший сюда гранитный валун? И что за птица пронеслась над Волховом бесшумной чёрной стрелою?..
Загадочно светились огни наверху, в окнах домов. Что там за своя, интересная жизнь?.. Небось Мартын в курсе дела — побегал, поспрашивал. Всё разузнал и пищи, наверное, раздобыл…
Папа сидел на крышке машинного отделения, курил и смотрел вверх. Наташа тоже посмотрела вверх, почувствовала лёгкое кружение в голове и подумала, что, может, не врут мальчишки во дворе, болтавшие, что Земля вертится… Звёзды, дальние и живые, переливались, мерцая.
— Пап, наверное, высокие мысли приходят в голову, когда смотришь на звёзды? — спросила Наташа.
— Хорошему человеку всегда приходят в голову высокие мысли, — ответил папа. — Даже когда он смотрит на грязь под ногами.
Много лет тому назад
Утром солнышко рассыпало по всей реке серебряные монетки, а свежий ветер вымел небо и отчистил его до пронзительной голубизны. Наташа и папа завтракали на палубе, а Мартыну там показалось слишком чисто, и он утащил свой кусок на берег, повалять в песочке.
Подошёл высокий старик с корявой палкой и потрёпанной сумкой.
— Наверх идёшь, капитан?
— Туда, — кивнул папа. — Дочь, подай миску.
Наташа протянула старику миску с кашей и ложку. Старик, уложив подле себя шапку, присел и стал есть.
— В Новолоку мне требуется попасть, — сказал он.
Папа спросил:
— Далеко отсюда эта Новолока?
— Двенадцать километров. Машина не ходит. Пешком тяжело.
— Утомительно, — согласился папа. — Подвезём, что за вопрос. Через час будешь дома, дедушка.
— Просил я одного подвезти. «Астра» называется, побогаче твоего катер будет… Так не взял.
— Редкостный тип, — поморщился папа. — А ты, дедушка, в гости?
— Если б в гости… — сказал старик, и лицо его уже не улыбалось, и была в нём такая печаль, что у Наташи дрогнуло сердце. — На могилу к сыну иду, капитан. Тут его убили и закопали.
— Да, война… — тихо сказал папа.
Он отвязал канат, и катер побежал вверх по реке. Наташа мыла посуду и думала о войне, которая была так давно, что и папа тогда был ещё школьником… А вот сидит старик, у которого на войне убили сына, значит, война не так далеко, значит, ещё живы люди, которые помнят и страдают, значит, ещё не изгладились раны… И тут Наташа подумала, что она очень маленькая, ничего не видела, ничего не знает.
Но она ошиблась, потому что если бы она была очень маленькой, этакой непонимашкой, не вздрагивало бы у неё сердце, когда она смотрела на старика, который идёт на могилу к сыну, убитому на войне много лет назад…
— Красивые здесь места, — сказал папа.
— За Киришами речка будет, Пчёвжа название, — сказал старик. — По ней пройди. Увидишь лес дубовый, при Петре Великом посаженный. Вот там — красивые места.
Старик сидел на бензиновом баке. Он указал рукой на берег:
— В этом месте их батальон стоял. На том берегу немцы оборону держали. Ночью наши переправились, выбили немцев, закрепились на холме. Тут мой сын и набежал на свою пулю… После войны друг его приехал, всё мне передал в подробности. Привёз меня сюда. Место показал, где захоронили.
