Роза Лагеркранц - Апрель! Апрель!
Нет-нет, только маленькие дети боятся быть дома одни! Он лежит и прислушивается к своему сердцу. Оно уже стучит потише… совсем тихо… Что-то уж очень редко стучит, как бы вовсе не остановилось! Лишь бы он в самом деле был один, лишь бы никто не прятался за дверью или за диваном! Вдруг там сейчас кто-нибудь притаился! Тс-с-с!.. Что это? Шорох какой-то… Или стук?.. Или глухой удар? Самюэль Элиас задерживает дыхание, чтобы его совсем не было слышно! До чего же жутко быть одному… Но только бы он взаправду был один, только бы никто не крался там в темной гостиной! Кто бы это мог быть? А вдруг это чудовище…
Он вздрагивает от звука тормозящей машины на улице, потом сердце снова начинает колотиться от шагов на лестнице. Самюэль Элиас забирается поглубже под одеяло. Под одеялом шагов не слышно, но кто-то звонит в дверь. Самюэль Элиас сжимает край простыни в комок и прячет в этом комке слезы и крик. Лежит тихо, как мышь. Кто звонил? Вот снова звонок… И еще, на этот раз подлиннее. Кто там за дверью? Вор? А может, какой-нибудь детоубийца, чудовище, у которого, как Магнус говорил, изо рта сбоку капает кровь… Нет, он не хочет умирать, никогда! Ни за что! А если все равно придется, так чтобы не было больно!
Все, тишина, звонки прекратились.
«Можешь подняться к Хокану Ульссону, если будет страшно!» — сказала мама.
Ему жутко страшно, но он не смеет подниматься к Хокану Ульссону. Не смеет выйти из квартиры — вдруг тот, кто звонил, стоит и дышит там в темноте! Он страшится открыть дверь и нащупать выключатель на лестнице, не решается встать с кровати, боится высунуть нос из-под одеяла. Ему страшно пошевельнуться, даже дохнуть.
Внезапно пятка упирается во что-то твердое. Фонарик. Самюэль Элиас берет его в руки, включает, и сразу под одеялом становится светло и тесно. И он начинает думать о Магнусе — Самюэль Элиас всегда думает о Магнусе, когда нужно прогнать мрачные мысли. Потом он вспоминает про тетрадь, что надо записать в нее какой-нибудь секрет. А что считается секретом? Преступления, говорил Магнус. Самюэль Элиас не может припомнить никаких преступлений.
«ИНОГДА Я КОВЫРЯЮ В НОСУ КОГДА НИКТО НЕ ВИДИТ», — выводит он при свете фонарика. Это ведь тоже секрет, правда, не очень важный. Интересно, Магнус ковыряет в носу? Вряд ли. И еще один вопрос его заботит: тот, кто звонил в дверь, по-прежнему стоит, притаившись, на лестнице и ждет, чтобы он открыл?..
В конце концов Самюэль Элиас засыпает.
На другой день
И на другой день все, как обычно, если не считать, что Магнус изображает чудовище.
Вот как он это делает: из подъезда выходит без всяких штук, только ступает медленно-медленно, но, завидев Самюэля Элиаса, начинает вращать глазами и высовывает язык. Подойдя совсем близко, ведет себя так, словно вот-вот упадет в обморок, описывает круг около Самюэля Элиаса, качаясь во все стороны, потом еще ковыляет туда-сюда, пока не шлепается ничком на землю, но тотчас встает и поднимает руки на уровень глаз, изображая пальцами когти.
— Ты что — очумел? — спрашивает Самюэль Элиас.
Я чудовище! — глухо рокочет Магнус и широко открывает рот, чтобы было видно, что у него вставлен вампирский зуб.
Самюэль Элиас пятится.
— Откуда у тебя этот зуб?
Но Магнус только твердит, что он чудовище, и продолжает кривляться. Может быть, лучше уйти совсем? Но Магнус уже сам удаляется, шатаясь на полусогнутых ногах и растопырив пальцы, наподобие скелета из страшного фильма. Самюэль Элиас замечает, что он вымазал свою рубашку красной краской, а из заднего кармана джинсов вот-вот выпадет секретная тетрадка… Ага, упала! Самюэль Элиас кидается вперед и ловит ее, но не успевает открыть, потому что Магнус набрасывается на него и хватает за горло. Идет борьба не на жизнь, а на смерть. Схватка между чудовищем и Самюэлем Элиасом. Чудовище берет верх.
— Смотри, укушу тебя вампирским зубом! — кричит Магнус, прижимая Самюэля Элиаса к земле. — Лучше берегись! И отдавай тетрадку!
Сидя верхом на Самюэле Элиасе, он наклоняется к его лицу ближе, ближе… Вот уже вампирский зуб поблескивает перед самым носом Самюэля Элиаса. Он лежит, как окаменелый, и таращится на этот зуб. И Магнус спокойно забирает свою тетрадку.
Войдя к себе в подъезд, Самюэль Элиас старается вспомнить, до чего сильно он любит Магнуса. Потому что у Магнуса такая необыкновенная подвижная бровь, и потому что… ну, потому что на всем земном шаре, наверно, только у них такие замечательные секретные тетради. Он обтирает собственную тетрадь, вымазанную в земле во время потасовки, и поднимается в свою квартиру.
Папа дома, и настроение у него прескверное, сразу видно. Он лежит на диване и глядит в потолок.
— Что случилось? — спрашивает Самюэль Элиас.
— Ничего, дорогой сынуля.
— Но ведь что-то случилось?
— Говорю тебе, ничего. Если не считать, что мир исполнен зла, люди клевещут на тебя и друзья предают.
Папа вздыхает. Бедный, бедный папа! Как же его жалко! Самюэль Элиас не знает, что это такое — «клеветать», но предавать!.. Самюэль Элиас никогда никого не предаст! Во всяком случае, Магнуса! Разве можно предать человека только за то, что он немного вспыльчивый? Самюэль Элиас на это не способен! Но кто же предал его папу? Кто на такое способен? Самюэль Элиас беспокойно ходит вокруг дивана и гладит папин лоб, так что на морщинках отпечатываются грязные пальцы, потому что он не успел вымыть руки после потасовки, но это не страшно. Ну вот, папа уже повеселел. Однако тут же он опять хмурится.
— Машина поломалась, — говорит он. — Придется сегодня ехать до театра на автобусе. Пора собираться, на автобусе долго ехать.
Он встает и идет на кухню за пивом. Самюэль Элиас идет следом за ним. Кухонный стол красиво накрыт. Тарелка, стакан, нож с вилкой. И любимое блюдо любимого сына — жареная скумбрия. Самюэль Элиас садится и уписывает скумбрию.
— Я тут приготовил тебе еду заранее, — говорит папа. — Мама пообедает в городе, а я есть не хочу. А еще я купил тебе пирожные «картошка»!
И папа достает коробку из буфета.
Самюэль Элиас мрачнеет. Спросите его, чего он не любит больше всего на свете, он найдет, что ответить. Не любит войну и не любит оставаться дома один вечером. Хотя нет, в этом он, пожалуй, не признается. Зато скажет, что не любит, когда к нему пристает Маттиас из четвертого класса. Еще хуже, когда ты наводишь порядок в парте, а тебя в это время кто-нибудь крышкой по голове! Особенно если этот кто-нибудь — Магнус! И под конец он назвал бы «картошку». «Картошку» он тоже не любит больше всего на свете, но папа этого не знает и покупает кучу круглых пирожных, чтобы порадовать Самюэля Элиаса. И Самюэль Элиас через силу втискивает в себя третью «картошку».
— Вкусно? — спрашивает папа.
Самюэль Элиас молча кивает. Если вслух не сказал ничего — стало быть, не соврал? Ведь кивок за ложь не считается?
— Слышишь, — говорит папа, — ты можешь сегодня вечером побыть один дома? Не боишься?
— Почему это я должен бояться?
— Ты ведь не хотел, чтобы мы уходили вчера.
— Не помню.
Самюэль Элиас продолжает храбро жевать «картошку». Папа смотрит на него, и по его рассеянному взгляду сразу видно, что этого человека совсем одолели заботы. Потом он выпивает пиво и встает.
— Ну, пока! — говорит он. — Больше сегодня не ходи гулять!
И папа уходит. Потом возвращается, потому что забыл какие-то бумаги. Снова уходит и опять возвращается, потому что забыл трубку. В третий раз он возвращается, чтобы переобуться, — вышел в шлепанцах! Надевает ботинки и уходит окончательно.
Самюэль Элиас смотрит телевизор. Смотрит широко раскрытыми глазами, и все, что показывают на экране, вливается через распахнутые глаза прямо в его голову. Все эти войны, и прогноз погоды, и дикторша, и мультфильм про белых медведей. Уже поздно, а он все сидит и смотрит одну программу за другой. И уши поглощают поток всевозможных звуков. В том числе шаги на лестнице и три звонка в дверь. Он сидит как окаменелый, боится даже пройти в свою комнату и лечь в постель. Уже девять часов, уже пять минут десятого, десять минут десятого, четверть десятого, двадцать минут десятого, давно нора бы погасить свет и спать. Он боится темноты и теней, страшится собственного дыхания. Еще сильнее он страшится чудовищ, но больше всех боится того, кто звонит в их дверь!
Под конец он тут и засыпает, потому что мама и папа, придя домой из театра, застают его на стуле перед телевизором. Когда они укладывают его в постель, он на минуту просыпается.
— Ты уснул перед телевизором?
Но Самюэль Элиас не отвечает, только отворачивается и снова засыпает, и они озабоченно смотрят друг на друга, не зная, что говорить.
Другой день
— Главное, — говорит Магнус, — главное, чтобы секретная тетрадь была научная.
