Пьер Гамарра - Тайна Пернатого Змея
Вдруг он посмотрел на меня. На квадратном лице школьного учителя, увенчанном щеточкой серебристых волос, из-за стекол очков поблескивали глаза. Что в них? Ирония, тревога? Или господин Казен предчувствовал, что должно было произойти?
Незадолго до конца занятий старший класс, в котором я учился вместе с Феликсом Ляпюжадом и еще с двенадцатью учениками, был занят рисованием.
Господин Казен установил на подставке великолепный желтый кофейник. Мы нацеливались на него нашими карандашами, держа их в вытянутой руке, чтобы примерно установить его пропорции. В это же время наш преподаватель помогал среднему классу познавать все прелести грамматики.
Феликс нагнулся ко мне.
— Я бы предпочел, — сказал он вполголоса, — свободную тему.
— И что бы ты нарисовал?
— Кортеса[2], берущего в плен Монтесуму[3]. В красках.
Мария Лестра́д, сидевшая впереди нас и услышавшая ответ Феликса, насмешливо прошептала:
— А не предпочел бы ты изобразить Кортеса, пьющего свой утренний шоколад?
Феликс пожал плечами. Он предпочитал не отвечать. Прежде всего — чтобы не привлекать внимания господина Казена. А кроме того, что там ни говори, девчонкам никогда не понять страсти путешественника.
Этот короткий, но странный диалог требует объяснения. Темой утреннего урока географии была Мексика, и господин Казен остановился на некоторых сведениях по истории этой страны.
Он рассказал нам о древних культурах Центральной Америки, о народах, населявших в древности эту страну, — о тольтеках и астеках. Последние основали в 1325 году город Теночтитлан, ныне Мехико. Теночтитлан! Музыка этого сложного названия звучала божественно в ушах Феликса Ляпюжада. Он живо представлял себя участником раскопок астекских городов, погребенных в глубине джунглей много веков назад.
Господин Казен ярко описывал нам вторжение испанцев во главе со знаменитым конкистадором Фернандо Кортесом, который пленил императора астеков Монтесуму II и казнил его в 1519 году.
Учитель рассказал нам, как жили эти индейцы до прихода завоевателей. Основной их пищей была кукуруза, но они уже знали и некоторые бобовые растения, выращивали дыни, помидоры, перец, ваниль, хлопок. Они культивировали какао и из зерен этого удивительного плода готовили напиток, который называли «шоколад». Испанцы не замедлили оценить шоколад по достоинству и распространили его по всей Европе. Астеки, как и их современные потомки, пили пульку, алкогольный напиток, напоминающий крепкое пиво; они получали его из маслянистого растения, листья которого идут на производство текстильного волокна.
Излишне говорить, что эта часть урока доставила Феликсу огромное удовольствие, Он испытал двойное наслаждение. Во-первых, он мог отправиться на открытие таинственной цивилизации доколумбийской Америки[4], оставившей такие грандиозные следы на территории Мексики, Гватемалы и многих других стран континента; во-вторых, хотя бы мысленно смаковать яства этих древних народов. Шоколад астеков приводил его в восторг.
После физической географии, рассказа о городах и богатствах современной Мексики, господин Казен показал нам репродукции древних памятников, пирамид, причудливых деревянных богов, статуй… И среди них — прославленного Кецалькоа́тля, или «Пернатого Змея» — бога жизни и ветра, властителя погоды, и Тезкатлипо́ка, иначе «Дымящееся зеркало», — открывателя огня, бога пиршеств и напитков… Этот Тезкатлипок очень нравился Феликсу, несмотря на то что его чаще всего изображали в весьма диком виде — с одной ногой и головой змея.
— Я не требую от вас, чтобы вы запомнили все эти имена, — сказал нам господин Казен.
Что касается Феликса, то он решительно собирался запомнить все их до единой буквы.
Должен сказать, что на этом уроке и я замечтался. Я слушал господина Казена с горячим интересом и вовсе не ради одного лишь удовольствия узнать, что Мексика представляет собой обширную плоскость в форме ромба или что там встречаются вершины высотой более пяти тысяч метров, как, например, Ориса́ба или Попокатепе́тль… Нет, это был совершенно иной интерес, личный.
Моя фамилия басская, а баски, живущие в Пиренеях, всегда были великими путешественниками. Один из двоюродных братьев моего отца, Жан Даррегиберри, некогда покинул свою семью и отправился на поиски счастья в Америку. Он долго мыкался, исколесив всю страну, и умер нищим в Мехико, еще до моего рождения. Жану Даррегиберри не суждено было вернуться в Фабиак, как это случалось с иными «американцами». У нас, в горных деревнях, называют «американцами» местных жителей, покинувших когда-то свои края, но на старости вернувшихся доживать свой век в родных Пиренеях.
Нет, Жан Даррегиберри так и не вернулся в Фабиак и не открыл заокеанского золотого дна. Было только известно, что он работал в портах, на фабриках и фермах. Однажды он даже потерпел крушение во время каботажного плавания. Но все сведения о нем были весьма туманными.
Жан Даррегиберри не присылал своим родным подробных писем по той простой причине, что не умел писать. Короче говоря, он умер в какой-то больнице в Мехико, откуда и пришло извещение семье во Францию. Обо всем этом сохранилась довольно смутная легенда, и иногда в нашей семье начинали рисовать более счастливый конец этого блудного сына… Как знать, если бы кузен Жан сумел отложить какие-нибудь сбережения, он вызвал бы нас к себе. Мы жили бы где-нибудь на богатой гациенде[5] или, быть может, у нас была бы хлопчатобумажная фабрика или пароходная компания… А может быть, кузен Жан вернулся бы в Фабиак с карманами, набитыми долларами, выстроил роскошную виллу, приглашал бы нас к себе и рассказывал о своих приключениях.
Много раз Феликс Ляпюжад расспрашивал меня об этом кузене. Но что я мог ему рассказать? История была самой обычной и простой. Кузен Жан уехал, уехал в Мексику в надежде разбогатеть там. Но не стал богатым и домой не вернулся.
Вот почему я с большим вниманием слушал то, что рассказывал на уроке географии господин Казен о Мексике, древней и современной. Я представлял себе кузена Жана, пробирающегося сквозь джунгли Юкатана, пересекающего высокие мексиканские плоскогорья, питающегося кукурузными лепешками и пьющего пульку в деревнях, выжженных солнцем. Я видел Жана, взбирающегося на пирамиды астеков, на эти гигантские памятники древней религии, с каменными стенами, испещренными сложными барельефами. Во время урока Феликс не раз толкал меня локтем, чтобы показать, что эти мексиканские истории нас обоих интересуют больше всех остальных в классе: его — потому, что он был знатоком приключений, меня — потому, что я имел честь быть связанным с Мексикой семейными узами.
Выйдя из школы, оба мы, должен признаться, были в каком-то мечтательном настроении. И вот несколькими минутами позже произошло первое событие.
Большая площадь была почти пуста. Вокруг муниципальной водяной колонки выстроились наглухо закрытые дома с темными фасадами. Дул ледяной ветер.
По правде говоря, большая площадь была не очень велика. Тут стояла школа, рядом с ней — мэрия и несколько маленьких лавчонок. Дорога, которая шла из долины мимо нашего дома, проходила через площадь как раз у мясной лавки Кантье и бакалейно-табачной торговли Морера. Дальше были расположены школа и мэрия и, наконец, универсальный магазин Тужа́са. За ними снова начиналась дорога, растекавшаяся вскоре дорожками и тропинками, которые штурмом брали гору, среди огородов, яблоневых садов и лугов.
Как обычно, по выходе из школы мы, «старшие», собирались возле универсального магазина Тужаса. Из поколения в поколение так было заведено в Фабиаке. Младшие бродили вокруг бакалейно-табачной лавки, где можно было полюбоваться скромной витриной с рожками, сахарными трубочками и коробками с леденцами. Ближе к рождеству к этому ассортименту добавлялись, конечно, коробки с финиками, шоколадом и вафлями вперемешку с мандаринами и звездами из фольги. Что же касается универсального магазина Тужаса, в сущности, это была небольшая лавчонка, — то его витрины выглядели куда более внушительно.
Обилие предметов, размещенных на этом весьма ограниченном пространстве, представлялось непостижимым: одежда, деревянные башмаки, резиновые сапоги, пакеты с семенами, питательные смеси для птицы и скота, тапочки, средства от насекомых, земледельческие орудия, рыболовные и охотничьи снасти.
Робер Тужас, сын владельца этой фирмы, который, как и мы, учился в старшем классе, уговорил своих родителей оформить в этом году рождественскую витрину достойно веселого праздника. Надо признать, что этот шедевр фабиакской торговли был главным образом творением его собственных рук.
