Магда Сабо - Скажите Жофике
Сколько Жофи помнит, она всего один-единственный раз с удовольствием выучила уроки. Это было после того, как она два дня подряд пропустила в школе занятия и потом пошла к Еве Такач спросить, что задано, У Евы на кухне стояла табуретка, на которой она готовила уроки. Тетя Такач обила ее клеенкой, а дядя Такая прикрепил три реечки к перекладинам. На реечках лежали Евины книжки. Ева сидела за табуреткой, как за столом, на низенькой скамейке и готовила уроки. Тогда и Жофи осталась у Такачей. Она придвинула к табуретке мусорный ящик, уселась на него и без единой ошибки решила все примеры, а потом внизу страницы нарисовала даже узор из фиалок. У Такачей на обед была отварная лапша в поджаренной, румяной манке. Жофи тоже дали тарелку. Лапша была вкусная, солененькая, не такая, как та, сладкая и тягучая, что заваривают в молоке. Ей стыдно было просить добавки, а так хотелось еще! Бедная мама, у нее все не клеится !
Так часто говорит учитель арифметики господин Хидаш. Если кто-нибудь решает пример правильно, он только кивает, а если неправильно, обязательно скажет: "Не клеится у тебя, детка". Тогда ученица хватает губку и быстренько стирает решение, потому что оно неверное. Значит, все плохо. У Марианны всегда клеится, она самая первая ученица в классе. А что означает, если с каким-нибудь ребенком не клеится? Значит, это плохой ребенок?
Она была в третьем классе, когда стала приносить неважные отметки. Как-то мама с разочарованием посмотрела в табель, а папа засмеялся, покачал головой и сказал: "Что, с ребенком не клеится, да? Небось такого не встретишь ни в одном твоем произведении?" Мама чуть не плакала от досады, а Жофи, пристыженная, тихонько выскользнула из комнаты. Явно с ней что-то не клеилось, и это было ужасно. После ужина мама с папой все продолжали говорить о ней. Мама листала журналы и толстые книги, папа курил, иногда качал головой, смеялся. Когда Жофи легла, мама зашла к ней и стала расспрашивать, почему у нее такой плохой табель. Она не отвечала маме: все было ясно и так, без объяснений. Мир казался таким удивительным, вокруг было так много интересного, что в голове как-то не оставалось места для школы.
Раньше все было по-другому. Когда она была поменьше, для нее существовали только класс, дети и мама с папой. А теперь все изменилось, все окружающее стало дробиться на части. Беспокоила каждая мелочь. Ко всему нужно было приглядеться, все как следует понять. Дома, которые она помнила с малых лет просто как дома, теперь стали делиться на крышу, окна, стены, у людей появились лица, голоса, одежда… Учительница жаловалась маме, что Жофи никогда не следит за текстом на уроке чтения, не слушает объяснений и, если ее вызвать неожиданно, не скажет даже, о чем идет речь. Но что Жофи может ответить взрослым? Они все равно ничего не поймут. Разве докажешь им, что на уроках она невнимательна именно потому, что очень внимательна.
У учительницы третьего класса, например, не было шеи, ее голова росла прямо из плеч, как у гнома. И Жофи во время урока все думала о том, можно ли как-нибудь вытянуть голову тети Ольги из плеч. А потом еще мухи. Их развелось так много, и они жужжат на каждом уроке. Мухи очень интересовали Жофи, потому что их глаза напоминали папино увеличительное стекло. Интересно, если вырезать глаз у мухи, мог бы он увеличивать, как лупа? Но и, кроме этого, многое хотелось понять: откуда идет шум, который заполняет всю улицу, и почему синий огонь от сварки рельсов из окна класса кажется застывшей звездочкой.
Чем старше она становилась, тем больше нового открывалось вокруг. За день она так уставала, что еле доходила до дому. А как может она "следить за текстом", когда не терпится узнать, чем кончится рассказ: ученик только начнет читать, а ее глаза уже на последней строчке. Жофи читает быстро, быстрее других. "Господи, в кого ты такая бестолковая! – не выдержала однажды за ужином мама. – Ведь никогда не отпускаю неподготовленной, сама спрашиваю ежедневно – и все впустую". – "Видишь ли, Жофи некогда, – ответил папа и положил себе еще немного салата. – У нее сейчас рождается душа".
В прошлом году, когда Жофика перешла в пятый класс, мама решила взять ее с собой в институт. На больших прикрепленных к карнизу буквах – ИНСТИТУТ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПЕДАГОГИКИ – птичка чистила перышки. Жофи старалась изо всех сил, чтобы не опозорить маму. Ее без конца о чем-то спрашивали, в особенности дядя Добаи, который иногда приходит к ним домой. На этот раз Жофи все внимание сосредоточила на том, чтобы быть внимательной. Когда ее уже обо всем расспросили и больше не нужно было запоминать, что записано на табличках, которые ей показывали, и уже не нужно было быстро считать перемешанные на столе предметы, она смогла наконец уйти. У папы были больные, но все же, услышав, что Жофи с мамой вернулись, он вышел к ним. Жофи мыла руки и слышала – в ванной все было слышно, – что ею остались довольны и что она хорошо развитая, нормальная одиннадцатилетняя девочка. "Совершенно здоровая!" – мама произнесла это так, как будто говорила: "Совершенно больная!" Слышно было, как папа засмеялся, чмокнул маму и сказал: "Уж не сердит ли тебя, что она здоровая? Хочешь, я подзаймусь с ней?" – "Сохрани боже! – ответила мама, чуть не плача. – Если я не смогу на нее воздействовать, я потеряю веру в себя. Не вздумай вмешиваться!"
Вот так всегда, вспоминаешь о папе то одно, то другое. Ему никогда не было стыдно за Жофи; правда, он не получал наград, как мама, и не выступал по радио с докладами про воспитание детей. Но папа понимал даже то, что Жофи не умела объяснить словами, и, когда дела Жофи становились очень уж серьезными, беседовал с ней.
Папа всегда приходил к Жофи вечером, после купанья, и приносил с собой запахи мыла и крема для бритья, а запахи эфира и раствора для полосканья горла оставлял в кабинете. Когда Марианна наговорила Жофи такое, что она даже заснуть не смогла после этого, папа рассказал ей, как рождаются маленькие дети. И в день Восьмого марта он тоже зашел к ней. Тогда оказалось, что она потеряла желтый платочек, который вышивала в школе для мамы, – детям всем велели вышить по платочку.
Жофи не умела дарить, но было достаточно одного слова, чтобы она вытряхнула все из своей копилки. Однажды Жофи должна была продекламировать стихотворение. Все шло хорошо, но, когда настал решительный момент, Жофи бросила на землю цветы и расплакалась.
Приближался день Восьмого марта. Жофи ждала его с ужасом. Мама надеялась услышать от нее хотя бы стихотворение. Жофи мечтала отдать всю свою кровь, чтобы вылечить маму от какой-нибудь болезни, но декламировать стыдилась. Вдобавок ко всему желтый платочек, который мог бы спасти положение, как выяснилось в последний день, пропал каким-то образом у нее из портфеля. Когда к ним после обеда зашла тетя Като похвастаться вышитым платочком, что подарила ей Марианна, Жофи только стояла и терла ногу об ногу. У мамы даже слезы брызнули из глаз, и она сказала тете Като: "Духовный мир Жофики, к сожалению, убог".
В тот вечер папа тоже пришел к Жофи, но он не говорил с ней о платке. Он рассказывал о дедушке, которого Жофи не знала. Оказывается, дедушка был мужественный, молчаливый человек и очень строгий, а когда бабушка сильно заболела, он вдруг расплакался у ее постели. Папа и его сестра, тетя Като, растерялись: так непонятно и страшно было, что дедушка плачет. Бабушка посмотрела на дедушку, она была очень удивлена и спросила: "Разве ты любил меня, Янош?"
"Многим людям нужно напоминать о том, что их любят, – говорил папа. – За горестями и заботами они сами этого не замечают". Жофика немножко поплакала тогда, а уж в этом году сшила к Восьмому марта подушечку для иголок и спрятала ее в голове Тобиаша, чтобы, чего доброго, опять не пропала. На этот раз подарок остался цел и невредим. Мама очень обрадовалась ему и тотчас же повесила подушечку в спальне, на окно.
В конце года, когда у Жофи было уже шесть посредственных отметок, папа сказал: "Теперь-то я возьмусь за нее!" Мама уже не противилась. "Когда же ты будешь с ней заниматься?" – "Никогда, – ответил папа. – Я не собираюсь с ней заниматься, а только объясню ей, что надо делать". – "Желаю удачи!" – проговорила мама с досадой. Это было единственное обещание, которого папа не сдержал. А как она хотела узнать, что нужно делать для того, чтобы все клеилось!
Интересно, знает ли дядя Балаж, что Тобиаш – это Тобиаш?
Жофи просила маму не отдавать черепа. Но мама ответила, что ждет не дождется, когда это страшилище заберут из дома. Жофи глядела на улицу и думала, что у мамы только одна любимица – коричневая тетка со змеями-волосами. А где это видано, чтобы вместо волос на голове были змеи? Вот череп есть у каждого, его можно нащупать под кожей. Она провела пальцами по лицу и потрогала макушку. "А верно, удивительное сооружение! – сказал как-то папа, ероша волосы Жофи. – Тут обитают мысли. Они хорошо упакованы, как стеклянные изделия в магазине, чтобы не разбились. Вот здесь живет зрение, слух. Мудро придумала природа, не правда ли? В таком маленьком пространстве и столько всего!"
