Кира Михайловская - Неутомимый Морошкин
— Не катится, — поправил Боря, — а летит.
— Не летит, а плывёт, — сказала Настя.
— Не плывёт, а растёт, — сказал Морошкин. — Баобаб — это дерево. Самое большое на Земле.
— А где оно растёт? — спросил Яшка.
Обычно Морошкин думал, прежде чем говорить. А на этот раз он сказал, прежде чем подумать.
— Везде, — сказал он и тут же подумал: «Разве везде?»
— Ура! — хлопнул в ладоши Яшка. — Значит, и у нас во дворе растёт!
«А этот новенький — не дурак», — сообразил Яшка и предложил Морошкину:
— Давай дружить. Ты на пианине играешь? Я люблю, кто на пианине играет. Там около пианино табуретка такая стоит, круглая и во все стороны крутится. Я на табуретке люблю кататься. У тебя пианино есть?
— Нет, — сказал Морошкин.
— Скажи отцу, чтоб купил.
Тут воспитательница захлопала в ладоши и закричала:
— На прогулку!
Глава четвёртая, в которой все гуляют
Морошкин думал, что про баобаб все забыли, но во время прогулки в парке Яшка подошёл к Морошкину и потребовал:
— Давай показывай, который тыщу лет растёт!
Морошкин тоскливо огляделся вокруг и над стеной старого дома заметил веточку. Она пробивалась из щели под крышей. Может быть, ветер занёс туда семечко, и оно проросло высоко над землёй.
— Вон, — сказал Морошкин. — Видишь?
Яшка задрал голову и смотрел так долго, что у него даже рот раскрылся.
— А чего это он так высоко?
— Они всегда так, баобабы. Прорастут в небо, а из неба начинают на землю расти. У них ветки знаешь какие? На каждой аэродром можно устроить.
— А ты не врёшь? — спросил Яшка и внимательно посмотрел на Морошкина.
Морошкину захотелось сказать: вру! Но Яшка прибавил:
— Если врёшь, я так тебя отколочу! Не врёшь?
— Нет, — сказал Морошкин.
Он это сказал тихо, так, что Яшка даже не расслышал.
— Чего молчишь? — рассердился он. — Отвечай, врёшь или не врёшь?
— Не вру, — соврал Морошкин.
Яшка подпрыгнул, сорвался с места и помчался к песочнице рассказать обо всём ребятам. А Морошкин тихо сел на скамеечку возле качелей и задумался.
— Морошкин, — сказала воспитательница, — двигайся, двигайся! Тебе больше двигаться надо.
— Куда двигаться? — спросил Морошкин, поднимаясь.
— Да куда хочешь! Хотя бы вдоль забора.
Морошкин двинулся вдоль забора и услышал вдогонку:
— Быстрее, Морошкин! Быстрее!
Он побежал и скоро заметил, что и бегая можно думать так же, как сидя на лавочке. Воспитательница забыла про него. Дети разошлись, и каждый занялся своим делом, а он бегал мелкой трусцой и думал, думал… От всего, что попадалось ему на глаза, в голову ему приходили мысли. Он видел куст, и от куста приходили мысли. Он видел качели, и от качелей приходили мысли. Он смотрел на небо, и от неба приходили мысли.
— Эй ты! — крикнул ему Яшка. — Постой!
Но Морошкину не хотелось вступать в разговоры с Яшкой. «Ничего хорошего из этого не выйдет», — подумал он и не остановился. Тогда Яшка побежал следом и пристроился сбоку. Теперь они бежали рядом.
— Ты чего бегаешь? — спросил Яшка.
— От бега ноги быстрее растут, — сказал Морошкин.
Яшка остановился.
— А чего это они от бега растут?
— Их ветер обдувает, вот они и растут.
Морошкин остановился, но не потому, что ему хотелось поговорить, а потому, что он запыхался.
— Голову тоже обдувает, — неуверенно заметил Яшка.
— Голова тоже растёт, — сказал Морошкин.
— Врёшь! — сказал Яшка. — Если бы голова росла, она бы в шапке не помещалась.
— Она вместе с шапкой растёт, — сказал Морошкин.
Яшка снова умчался, а Морошкин сел на лавочку и вздохнул.
— Отчего ты вздыхаешь? — спросил кто-то.
Морошкин поднял голову. Перед ним стоял Прохожий Доктор.
Он был без шляпы, а стёкла пенсне тоненько поблёскивали.
— Здрасте! — сказал Морошкин и начал было сползать со скамейки.
— Сиди, — удержал его Прохожий Доктор, — и я посижу с тобою.
Он сел рядом с Морошкиным и опёрся на черепаховую ручку старинной толстой палки.
— Побеседуем? Так что же это вы, молодой человек, так тяжело вздыхали?
— Разве? — удивился Морошкин. — Я вздыхал?
— Да. Ты вздыхал. Я как раз проходил мимо и увидел, как тяжёлый вздох вырвался из твоей груди, он был такой тяжёлый, что опустился вниз, и я его поймал возле самой земли.
— Зачем? — спросил Морошкин.
— Чтобы превратить его во что-нибудь.
— Разве вы умеете превращать?
— Не вообще превращать, а превращать плохое в хорошее. Хорошее в плохое превращают другие.
— И во что же вы превратили мой вздох? — спросил Морошкин.
— В носовой платок, — сказал Прохожий Доктор и достал из кармана шёлковый красный платок.
Морошкин посмотрел на платок, но ничего замечательного в нём не увидел.
— Дело в том, — сказал Прохожий Доктор, — что я забыл свой носовой платок дома, а ведь носовым платком я протираю стёкла очков.
Он снял очки и протёр их.
— Ну-с, так на что же мы жалуемся?
— Я вру всё время, — сказал Морошкин. — В этом всё дело.
— Зачем же ты врёшь? — удивился Прохожий Доктор.
— Само врётся. Вот, например, соврал, что шапка растёт вместе с головой. А разве шапки умеют расти?
— А разве не умеют? — спросил Прохожий Доктор.
Он внимательно посмотрел на Морошкина, и тот почувствовал, как, стремительно расширяясь, растёт у него на голове шапка. Морошкин тряхнул головой, и, медленно планируя, шапка слетела с головы и поплыла по воздуху. Она была величиной с тарелку, с велосипедное колесо, она раздувалась, как парашют, и серебряные нити паутины спускались с неё, как парашютные стропы. В паутине, растопырив ножки, замер паук. Он благополучно приземлился, и Прохожий Доктор, поднявшись с места, протянул Морошкину его шапочку. Она была обычного размера, совсем по голове. Морошкин вертел её в руках, а Прохожий Доктор говорил:
— Прости, что я воспользовался твоей шапкой, но паучок проснулся раньше времени, не дожидаясь лета, и висел над нами на суку. Я помог ему спуститься и заодно показал тебе, что ты вовсе не врал, когда сказал, что шапки умеют расти. А теперь скажи, почему ты так тяжело вздохнул?
— Мне скучно одному, — сказал Морошкин. — Я ищу друга. Я ищу такого друга, который никуда не торопится и ничем не занят.
— А Яшка? — спросил Прохожий Доктор, и Морошкин не удивился, откуда он знает про Яшку.
— Яшке некогда быть другом, — ответил Морошкин. — Он торопится.
— А Настя?
— Настя занята. Она всё время играет.
— Значит, тебе нужен друг, который бы никуда не торопился? Ну что же, ищи его! — улыбнулся Прохожий Доктор. Он достал из кармана круглые золотые часы, щёлкнул крышкой, и рассыпались серебряные колокольца, ударили медные тарелочки. — Прости. Мне пора, — сказал Прохожий Доктор.
Крышка часов захлопнулась. «Тю-лас!» — раздался тонкий свист.
Морошкин открыл рот, но Прохожего Доктора уже не было. Зато была воспитательница Валентина Ивановна. Она сидела на том самом месте, на котором только что сидел Прохожий Доктор, и говорила:
— Ты, я вижу, скучаешь, Морошкин?
— Нет, — сказал Морошкин и повертел головой.
— Вижу, вижу, тебе у нас скучно. Признайся!
«Ладно, признаюсь», — подумал Морошкин.
— Вот и хорошо, — сказала Валентина Ивановна. — Хорошо, что ты правдивый мальчик. Ведь ты всегда говоришь правду? Признайся!
— Всегда, — признался он и вздохнул.
Глава пятая, в которой все спят. Вернее, в которой никто не спит
После обеда Морошкин сидел на стуле возле кровати и стягивал с ноги чулок. Подошла Валентина Ивановна, обняла его за плечи и сказала ласково:
— Вот, ребята, какой хороший новенький оказался у нас в группе. Он никогда не врёт, хорошо кушает и любит спать. Ты ведь любишь спать?
Морошкин очень не любил спать. Всё самое интересное происходило как раз тогда, когда он не спал. А когда он спал, ничего решительно не происходило. Можно сказать, что время, которое он спал, было пропащим временем. Поэтому, когда Валентина Ивановна сказала, что Морошкин любит спать, он растерялся. Вместо того чтобы снять чулок, он натянул его на ногу, а ногу сунул в тапочек.
— Ой, какие мы рассеянные, — сказала Валентина Ивановна. — Мы так любим спать, что даже в тапочках ложимся.
Все ребята засмеялись.
— Давай я помогу тебе раздеться, — сказала Валентина Ивановна.
Она уложила Морошкина в постель и сказала, натягивая одеяло:
— Вот, мы уже и спим. Вот мы какие хорошие!
