Бьянка Питцорно - Удивительное путешествие Полисены Пороселло
Считая себя незамеченным, паренек подошел к деревянному цилиндру, который был вделан в монастырскую стену возле ворот, и повернул его, открыв нишу.
«Неужели я – свидетель отказа от новорожденного?» – задалась вопросом Полисена, и сердце ее бешено застучало в груди. Наверное, это знак судьбы.
Парень осторожно положил свою поклажу в нишу для передач, потом вновь повернул цилиндр, и его содержимое скрылось внутри толстой стены. Послышался оглушительный визг. Полисена никогда еще не слышала, чтобы так плакал младенец.
Она смерила парня презрительным взглядом, когда тот шел ей навстречу, радуясь, что избавился от своего груза. Ее охватил гнев. Почему он решил отказаться от своего ребенка? Неужели мамаша малыша была заодно? Что с ним будет дальше? Найдет ли он такую любящую семью, как семья купца? Разве не слышит этот папаша-преступник, как плачет новорожденный, как отчаянно кричит?
– Постыдился бы! – строго сказала Полисена, когда крестьянин проходил мимо нее. Тот вздрогнул. В своей эйфории он ее даже не заметил.
– Ну точно! Мне надо постыдиться! – усмехнулся он. – И сам знаю, что хуже поступка не придумаешь. А когда утром отец заметит – вот уж надает мне поленом!
«Видать, он совсем идиот, – подумала Полисена. – Как можно говорить веселым тоном о такой серьезной и трагической вещи?»
– Я пришел ночью, чтобы никто не заметил, – продолжал юноша. – Но игуменья заслужила награду!
– Награду?
– Знаешь, девочка, моя девушка Лидия не хотела больше со мной знаться. В отчаянии я пришел сюда, в монастырь, и игуменья подсказала мне нужные слова, чтобы я снова мог завоевать мою красавицу, мою ласточку, мою майскую розу. Мы помирились, а сегодня утром обручились. Ур-ра! – Он подбросил в воздух шапку и, подпрыгнув, поймал ее.
Полисена смотрела на него, все больше изумляясь.
– Она не хотела с тобой знаться, потому что у тебя был ребенок от другой. А ты, чтобы выпросить у нее прощения, бросил его, бедняжку. Но я тебя видела и теперь расскажу всем, – отрезала она обвинительным тоном.
– Ты что, с ума сошла? О каком ребенке речь?
– Которого ты только что положил в нишу.
Новоиспеченный жених захохотал как сумасшедший.
– Ребенок! Ха-ха-ха! Неужели ты не заметила, что это был поросенок? Молочный поросенок от нашей свиноматки. Я украл его, чтобы сделать подарок игуменье. Ну не мог я отдать его лично в руки! Она бы тогда заставила вернуть его отцу, а так вынуждена принять. Если ей захочется, она вольна тотчас же его зажарить. Он такой нежный! Или может его откармливать на колбасу и сосиски. А сама ты что, с луны свалилась, раз не способна даже отличить писк младенца от поросячьего визга?
Полисена не знала, что ответить. Поспешно попрощавшись, она побежала к воротам монастыря, за которыми все громче слышался визг.
Она постучала, и ворота тут же открылись, за ними стояла ужасно разозленная монахиня, матушка привратница, которая держала в руках вопящего поросенка. Он был розовенький и толстенький и извивался, как бесноватый.
– Что за шуточки! – набросилась на нее монахиня. – Не могла, что ли, подождать до завтра и передать его спокойно матушке кухарке? Теперь он разбудит всех сестер…
– Это не я, – стала защищаться Полисена. Но ей не хотелось выдавать счастливого влюбленного. – По дороге я видела какую-то тень, отбегавшую в заросли. Наверное, благодетель, пожелавший остаться неизвестным.
– И что это тебе в таком случае понадобилось посреди ночи? Ты разве не знаешь, что девочкам твоего возраста опасно разгуливать в одиночку?
– Мне нужно поговорить с игуменьей.
– Так срочно, что не можешь подождать до утра?
– Очень и очень срочно.
– Ну ладно. Тогда пойду позову ее. К счастью, она не спит, а молится в часовне о душах усопших. Иди подожди ее в приемной.
Матушка привратница сунула ей в руки поросенка, подтолкнула в большую пустую комнату и ушла.
Глава шестая
В стене приемной было окошко, забранное частой-частой решеткой. Сбоку виднелся цилиндр – поменьше, чем тот, что снаружи, – на который посетители монахинь клали свои дары: фрукты, яйца, птицу, муку, масло – в благодарность за советы, которые те им давали.
«Надо было, наверное, принести игуменье что-нибудь в подарок», – Полисена почувствовала себя неловко. Не мешало бы немного привести себя в порядок, пригладить смятую юбку, поправить растрепавшиеся волосы… Но она не решалась опустить на пол поросенка, который наконец-то успокоился и энергично сосал ее палец.
Комната была освещена лишь небольшой масляной лампой, подвешенной на вделанный в стену крючок.
Из-за решетки послышался шорох, и немного хриплый голос спросил:
– Что я могу для тебя сделать, девочка?
– Сказать правду, – ответила Полисена.
– Я всегда говорю правду. Все должны говорить правду. Что же ты хочешь узнать?
– Меня зовут Полисена. Мне одиннадцать лет, и вплоть до сегодняшнего дня я считала себя старшей дочерью купца Виери Доброттини. Но сегодня вечером Серафима, аптекарская дочка, сказала, что купец со своей женой ходил забирать меня в монастырь, куда меня подкинули. Это правда?
За решеткой послышался глубокий вздох.
– Правда ли это? – повторила Полисена, сжимая изо всех сил поросенка.
– Это правда, – наконец промолвила игуменья.
У Полисены побежали по коже мурашки, она покрылась холодным потом.
– Кто же меня сюда принес? – едва слышно произнесла она. – Кто мои настоящие родители?
– Вот этого я не знаю, – ответила Игуменья. – Но ты была завернута в какое-то странное одеяло, а рядом с тобой на пороге монастыря лежала шкатулка с кое-какими предметами. Я все сохранила, хотя и надеялась, что они тебе никогда не понадобятся.
– Почему же купец и его жена ничего мне о них не рассказали? – с возмущением спросила Полисена.
– Потому что они сами об этом ничего не знали и не знают. Я им ничего не показывала. Да и зачем? Они с первой же минуты стали считать тебя своей дочерью и полюбили тебя, как дочь. У них не было ни нужды, ни желания искать тебе других родителей.
– Но я могла быть королевской дочерью!
– Или дочерью нищего. Твое счастье, что ты выросла в этой семье. Они любят тебя. Они никогда ни в чем тебе не отказывали…
– И все же я хочу найти своих настоящих родителей.
– Это твое право. Но трудная задача.
– У меня все получится, я уверена.
– Ну хорошо. Подожди минутку, пойду принесу одеяло и шкатулку.
Полисена слышала удаляющиеся шаги старушки. Сердце ее бешено стучало. Еще немного – и она увидит наконец вытканные золотом пеленки, треснувший медальон, королевскую печать… Но к ее возбуждению примешивалась какая-то глухая боль, будто от только что полученного удара, от которого болит не сразу.
Это была мысль о том, что Виери и Джиневра Доброттини теперь уже точно не ее родители, а Ипполита и Петронилла – не сестры… Именно уверенность, а не подозрение, уверенность, ставшая неоспоримой после слов святой игуменьи, поселило в ней чувство одиночества, она теперь совсем одна в этом мире, почти невидимая, несмотря на эйфорию грандиозных надежд.
– Вот они! – сказала игуменья, поворачивая цилиндр. Полисена увидела в нише какую-то темную вязаную тряпку, сложенную в несколько раз, и маленькую кожаную шкатулку с протертыми уголками. Она хотела взять их, но обе руки были заняты поросенком.
Из-за решетки донесся хрипловатый смешок:
– А этого громоздкого зверя ты принесла мне в подарок?
– Да, это вам в подарок, но не от меня. Куда его положить? – Полисене не терпелось поскорее осмотреть свои новые сокровища.
– Поставь его на пол. Он привязался к тебе и не уйдет далеко.
Полисена послушалась, затем жадно схватила шкатулку.
– Подожди, не открывай, – посоветовала игуменья. – Я приказала сестре Зелинде приготовить тебе ночлег в одной из наших келий. Там ты сможешь не спеша все осмотреть, когда останешься наедине с собой. А мне пора назад в часовню, на молитву. Спокойной ночи.
– А как же поросенок? Как вам отдать его? Он же ваш. Давайте я положу его в цилиндр!
– Не надо, оставь себе. Пусть это будет моим подарком. Тебе предстоит долгий путь, так что деньги будут очень кстати. Продашь его на первой же ферме, что попадется на пути. Удачи тебе.
– Большое вам спасибо, – сказала Полисена, которая не забыла о хороших манерах. Но ее никто не услышал, так как старая игуменья уже ушла.
Глава седьмая
Оказавшись одна в маленькой монашеской келье, Полисена бросилась открывать шкатулку. Сестра Зелинда оставила чашку молока, немного хлеба и огарок свечи, от которой исходил слабый дрожащий свет. Она поставила все это в углубление в стене, потому что единственной мебелью в келье была узкая и жесткая койка, едва прикрытая драным одеялом. На эту койку Полисена положила свое сокровище, в то время как поросенок бродил по комнате, обнюхивая все углы и постоянно возвращаясь к девочке, чтобы потереться о ее ноги.
