Валентина Осеева - Динка
— Не тронь хлеб. Скоро будет завтрак, — сурово говорит она и прячет тарелку с хлебом в буфет.
Динка убегает в комнату и, присаживаясь на пол, сбрасывает с ног сандалии: она всегда ходит босиком, считая, что всякая обувь тянет ее книзу.
— Ты никуда не пойдешь, — строго говорит Катя, входя в комнату и закрывая за собой дверь.
Динка вскидывает на нее удивленные глаза:
— Почему не пойду?
— Потому что ты слишком много безобразничала сегодня! И вообще, что это за беготня такая? Не успели мы приехать, как ты обегала всю Барбашину Поляну! Тебя видели на Учительских дачах, везде! — с возмущением заканчивает тетка.
Кате двадцать два года. Она вместе со старшей сестрой воспитывает ее девочек. Она очень редко делает замечания Мышке, потому что Мышка уступчивая и послушная девочка;
Катя почти никогда не вступает в спор с Алиной, потому что Алина очень обижается; зато с младшей, упрямой и своевольной Динкой, ей приходится постоянно пререкаться из-за всякого пустяка. Из-за Динки у Кати часто возникают споры с сестрой.
«Боюсь, Катя, что ты придираешься к ней по мелочам», — недовольно замечает Марина.
«Ну конечно! — сердится Катя. — Ты уезжаешь на службу и не видишь, что вытворяет эта девчонка! Тебе все кажется мелочью, а попробуй-ка посиди тут целый день со всеми тремя — тогда узнаешь!»
«Да я и так все знаю, но по тому, что ты мне рассказываешь, я часто вижу, что, наряду с каким-нибудь серьезным проступком, ты придираешься к мелочам… Ну, зачем это, Катя? Не дергай ее по пустякам, лучше строго спрашивай за какой-нибудь серьезный проступок».
«Ах, оставь, пожалуйста! Это очень легко говорить. Как это — строго спрашивать? Что я могу с ней сделать? Ведь она даже не выслушивает до конца, когда я говорю с ней. Нет уж, спрашивай сама! Мне надоели эти вечные пререкания! Хорошо еще, что она целый день бегает где-то…»
«Где же она бегает?»
«По каким-нибудь дачам, по просекам… Почем я знаю, где она бегает! Не могу же я бросить все и бежать за ней! Ты просто бог знает чего требуешь от меня, Марина!»
Марина с тревогой смотрит на сестру, брови ее хмуро сдвигаются, у губ появляется глубокая морщинка.
«Конечно, я понимаю, что тебе легче, когда она уходит из дома. Но мало ли что может случиться? Ведь были же случаи, когда она приходила с разбитым носом…» — глубоко вздыхая, говорит она.
«Подумаешь — с разбитым носом! Как будто она не может и дома разбить свой нос!»
«Конечно, может… Она сказала тогда, что зацепилась за пенек и упала… задумчиво говорит мать, — а может, она и подралась с кем-нибудь?»
«Не беспокойся, пожалуйста! Она себя в обиду не даст, это не Мышка. И правды от нее не узнаешь, потому что она врет на каждом шагу. Тебе скажет одно, мне — другое, а Лине — третье».
«Но что же вынуждает ее врать?»
«Ах, скажите пожалуйста, «вынуждает»! Ты просто всеми силами стараешься ее выгородить. А кто ее вынуждает сочинять целые истории, выдавая их за правду?»
«Ну, это не вранье, а фантазия… Дети часто любят что-нибудь сочинять…»
Катя безнадежно машет рукой Она всегда торопится закончить спор, когда видит, что щеки сестры начинают розоветь от волнения. «К чему еще заводить эти споры? — думает с досадой Катя. — Надо самой найти хоть какое-нибудь наказание для девчонки!»
Сегодня она решила оставить Динку без прогулки и, глядя в упрямые глаза племянницы, решительно повторила:
— Ты никуда не пойдешь, потому что не умеешь себя вести! И гулять, как приличные дети, ты тоже не умеешь! Тебя видели на берегу, на пристани, на пятой просеке…
Динка молчит, но щеки ее краснеют и глаза делаются злыми.
— Везде, везде тебя видели! — с негодованием восклицает тетка.
— А почему меня нельзя видеть? — сердито спрашивает Динка.
— Не притворяйся, пожалуйста! Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Одним словом, я запрещаю тебе выходить за калитку, поняла?
Катя берет с полки книгу и уходит на террасу. Спор окончен Динка остается одна. Теперь уже некому кричать, доказывать, не на кого смотреть исподлобья колючими, злыми глазами. И уйти тоже нельзя.
Если она уйдет, Катя скажет маме, что Динка надерзила ей, не послушалась и ушла. И еще всякие сегодняшние провинности расскажет Катя, а мама приедет усталая, она не успеет даже снять свою шляпку, как на нее обрушится целая куча неприятностей. Если же послушаться и никуда не уйти, то Катя хоть и расскажет про нее маме, но тогда только про утренние проделки, и вообще она будет говорить совсем другим голосом.
Динка стоит посреди комнаты и не знает, на что решиться.
Мышка осторожно просовывает в дверь свою голову. Прямые белые волосы ее рассыпаются по плечам, серые глазки смотрят озабоченно. У Мышки нежный, тоненький голосок и подвижной носик, которым она очень хорошо чует всякие неприятности. Она входит бочком и старается не скрипеть дверью, потому что Катя запретила ей утешать сестренку.
«Пусть посидит одна и подумает о себе, — сказала Катя и, жалея Мышку, добавила; — Не беспокойся, она не плачет, а злится!»
Но Мышка все-таки пошла. Когда сестренка злится, она делается такая красная, всех отталкивает, всех ненавидит, а сама такая несчастная…
— Динка… — шепотом окликает Мышка. — Пойдем играть?
— Не хочу! — топает ногой Динка. — Я хочу гулять!
— Мы пойдем и гулять. И купаться пойдем с Катей, только после завтрака А сейчас мы можем поиграть во что-нибудь, или я расскажу тебе сказку про принцессу Лабам, — заглядывая сестренке в глаза, предлагает Мышка.
— Не нужна мне никакая Лабам!.. Я все равно уйду! Пусть жалуется! Пусти меня!
Динка отталкивает сестру и бежит на террасу. Там, умерив шаг, она проходит мимо Кати, спускается по ступенькам в сад, идет по усыпанной песком дорожке и останавливается у калитки. Решимость снова покидает ее. Катя молчит, она больше не скажет ей ни слова, она оставит всякие объяснения до мамы…
Динка вспоминает мамино лицо, грустные вопросительные глаза… Когда мама волнуется, у нее всегда начинает биться на виске синяя жилка.
«Нет, не пойду. Буду весь день стоять тут», — решает Динка и, прижавшись лбом к зеленым дощечкам, смотрит на дорогу.
На дороге лежит мягкая, теплая пыль, так приято шлепать по ней босыми ногами. Еще приятно бегать по густой и низкой траве, она стелется по земле, как пушистое одеяло, и на просеках стоят черные пни, там плохо бегать, но зато можно увидеть зеленых ящериц. Они такие хорошенькие и быстрые Только их нельзя ловить — они очень пугаются и бросают свои хвостики. Это, наверное, очень больно и неудобно: кто привык жить с хвостом, тому тяжело его бросать… И куда они убегают без хвостов? Может быть, к Волге? В воде лучше всего заживают всякие царапины. Окунешься в воду — и все пройдет!
Динка тоскливо смотрит на кусты, на деревья, на убегающую вбок тропинку… Солнце поднялось уже высоко. Хорошо сейчас на Волге! Спустишься с обрыва на берег — там песок и камни. Когда солнце сильно печет, камни делаются такие горячие, что по ним можно только прыгать с одного на другой — и скорей к воде. А черные уже ничего не боятся, они просто валяются на горячем песке, им хочется хорошенько согреться на солнышке. И купаться они любят… Только очень медленно везутся по песку Динка часто помогает им добраться до воды. Тяжелющие они, неудобные какие-то… Но зато добрые, совсем не кусаются.
«Уйти бы», — думает Динка, но не уходит.
С террасы слышится голос Кати:
— Дина, иди завтракать!
На столе звенят чашки, тарелки. Но Динка не смотрит туда и не отвечает. Ей ничего не надо, ей только бы уйти…
На террасе слышен негромкий разговор. Завтрак кончается. Солнце начинает припекать сильнее, а Динка все стоит, не желая возвращаться и не решаясь уйти.
Она стоит так долго, что всем в доме делается не по себе.
В летней кухне возится Лина. Она шлепает на доску тесто и, налегая на него сильными руками, взглядывает в окно.
«Стоит… битый час стоит», — сокрушенно вздыхая, думает она.
Круглое лицо ее с ямочками на щеках омрачается. Ночной приезд дворника, о котором она боязливо думает все утро, вылетает из ее головы. Сочувствие к Динке все сильней охватывает жалостливое сердце Лины.
«Ножки-то небось подгибаются… И головочку солнышко печет, — расстроенно думает она, все чаще взглядывая в окно. — Катя не мать, у ней душа не болит».
Но Лина не хочет поддаваться жалости. Хотя она и вынянчила Динку на своих руках, а тоже понимает, что девчонка растет сорвиголова.
«Утресь Алиночке досадила и с теткой горланила. Да еще у Мышки все сливки вылакала. Беда с ей! — Вспоминая о сливках, Лина не может удержаться от улыбки, и симпатии ее снова перекидываются на сторону Динки. — Тоже ведь дитё… Сливочек-то хочется попробовать… Много она понимает, кто больной, кто здоровый…»
![Елена Белая - Дорога к себе [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)