Сёрен Ульссон - Дневник Берта
Вчера у нас был день на свежем воздухе. Можно было выбрать следующее:
слалом,
лыжи,
коньки,
ехать домой
(если у тебя простуда).
Те, кто катался на коньках, могли взять с собой клюшку, но не шайбу.
— Зачем тогда клюшка? — поинтересовался Юхан.
— Чтобы бить друг друга по голове, — предложил Глыба, считая, что это очень смешно.
Коньки — это самое лучшее. Но я выбрал лыжи. Поскольку одна специальная особа собиралась кататься на лыжах. И я не имею в виду Глыбу.
Кто-то из родителей должен был нас подвозить.
Мой папа предложил свои услуги. Он взял выходной в этот день.
Всё было хорошо, пока я не узнал, что папаша Глыбы тоже вызвался помогать. Все хотели ехать на его рокерской машине. Глыбе было позволено сидеть рядом с водителем и управлять автомобильной магнитолой.
Никто не хотел ехать на нашем «Опеле».
— Мой папаша может сделать пару заносов, если хотите, — попробовал я.
— Неее-а, — отказались все.
— Чтоб вы разбились, если вам так хочется, — прокричал я обиженно, мечтая, чтобы папа не брал выходной.
На большом кольце я увидел сбитый фонарный столб. «Значит, папаша Глыбы тут проехал», — подумал я.
Можно было выбрать одну лыжню из четырех:
1,25 км,
2,5 км,
5 км,
поганые 10 км.
Я решил выбрать 1,25 км, а потом остаток дня есть хот-доги. Всё шло хорошо — почти до конца.
В конце я увидел двоих, едущих рядом друг с другом. Глыбу и Ребеку! За всю свою жизнь я не ехал так быстро.
«Сейчас, гады», — подумал я и закричал:
— С лыжни!
Но единственным, кто сошёл с лыжни, был я. Раздалось БУМС. Я сломал палку и упал прямо перед Ребекой и хохочущим Глыбой.
Чтобы прийти к финишу с одной палкой, потребовалось десять минут.
— Смотрите, братишка Густава Вазы[1], — воскликнул Глыба, тыча в меня.
— Быстро, хот-дог, — обратился я к ответственным. Но номер не прошёл. Мне пришлось ехать ещё раз.
— Но у меня палка сломана! — кричал я.
Мне одолжили палку. Изготовленную в пятнадцатом веке.
Я поехал 2,5 км — как мне казалось. Я выбрал неправильно и оказался на опасной для жизни лыжне длиной в десять километров.
Я умирал всю дорогу. Кроме того момента, когда я увидел хищную птицу. Хотя это была всего лишь ворона.
После пятисот часов я добрался до финиша. Все ели хот-доги, кроме учительницы 4-Б, которая худеет.
— Ну вот, проехали десять километров, — произнёс я громко.
Но меня никто не услышал, поэтому я повторил ещё громче:
— Ага, вот так вот. Совсем не трудно проехать ДЕСЯТЬ КИЛОМЕТРОВ.
— Не-а, — подтвердил Нике между двумя кусками хот-дога.
Я подошёл к ответственным и сказал:
— Я возьму четыре хот-дога, поскольку я проехал десять километров.
Я получил один. Последний.
Ребеки нигде не было видно. Глыба хвастался, как много хот-догов он успел съесть.
— Я видел хищную птицу, которая сожрала лося, — сказал я.
Тогда Глыба рассказал, что его папаша, похоже, собирается к лету купить новую рокерскую машину.
Интересно, не существует ли закона, запрещающего рокерские автомобили. Я должен это выяснить.
Домой с нами ехал Оке. У него две водяные лягушки по имени Лассе и Хассе. Однажды мы засунули Лассе в стакан молока младшей сестры Оке.
— Какое комковатое молоко, — восклицали мы и смеялись.
Вообще-то сначала было три лягушки: Лассе, Хассе и Фрассе. Мы искупали Фрассе в шампуне, чтобы посмотреть, исчезнет ли окраска. И она исчезла — вместе с Фрассе.
Мы с Оке проводим много экспериментов. Однажды мы приготовили эликсир оборотня. Тот, кто его выпьет, превратится в оборотня. Ингредиенты были следующие:
1 стакан кока-колы,
100 грамм чёрного перца,
1 ложка горчицы, полстакана жидкого мыла,
1 щепотка цветочной земли,
4 раздроблённых муравья.
Потом мы испробовали эликсир на младшей сестре Оке. Нам пришлось запереть её в гардеробе. Оборотни обычно очень дикие.
Волосы на лице у неё так и не выросли. Но дикой она стала. Наверное, мы вложили в эликсир слишком мало раздроблённых Муравьёв. Оке — хороший товарищ. Он хуже меня в хоккее, довольно слабый, и у его папы нет рокерской машины.
Мы создали клуб, я и Оке. Дискуссионный клуб. Но он действует не очень хорошо. Я хочу дискутировать о Ребеке, а Оке хочет дискутировать о Линде. Линда — любимая девчонка Оке.
Иногда Оке сопровождает меня, когда я проезжаю на велосипеде мимо дома Ребеки.
Иногда я сопровождаю Оке, когда он проезжает на велосипеде мимо дома Линды. Это намного труднее. Там надо ехать в гору.
Мы с Оке открыли собственную страну. Она называется Скакандия. На прошлой неделе Оке был там государственным министром, а я — шефом полиции. В Скакандии нет никаких рокерских автомобилей, никакой рисовой каши и никаких дней на свежем воздухе. Мы нарисовали карты, сделали флаг и написали государственный гимн. Флаг нам удался лучше всего. Он синий с ковбоем в центре.
Я собирался спросить Ребеку, есть ли у меня шанс. Но я слишком много раз выставлял себя смешным. Я подожду.
В Скакандии ни Оке, ни я никогда не выглядим смешными. Там мы живем каждый в своём доме с верандой вместе с Линдой и Ребекой. У нас две пушки и одно такси, чтобы ездить. Мы ловим воров и убийц и бросаем бандитов в тюрьму. Самого ужасного из них зовут Глыба. Почему его так зовут — понятия не имею.
Сейчас я пойду есть спагетти. Представляешь, если бы спагетти были треугольными, а не вытянутыми. Они бы смотрелись по-дурацки.
Конец простой — вампира вой
3 февраля
Дорогой Дневник!
Ты заметил, дневник? Я написал неправильно. Парни не могут писать «Дорогой Дневник». Они пишут «привет» или ещё что-нибудь крутое.
Сегодня я болел. Очень сильно. С утра у меня была высокая температура — 37 градусов. Ты, может, не считаешь, что это высокая температура. И я так не считаю. Поэтому я положил термометр на батарею, и — опля — достиг опасных 38,8 градусов.
Поэтому сегодня мне не нужно было идти в школу. Треб Волкер собирался на секретное задание.
В пятницу одной специальной особе исполняется двенадцать лет. Я купил подарок и собираюсь его послать — анонимно. Вот именно. Ребеке исполняется двенадцать лет. Это не совсем безопасно, покупать девчоночьи подарки. Если тебя заметят приятели — это опасно для жизни. Вся школа тогда узнает, что Треб купил постыдную девчоночью вещь. Поэтому я пошёл в магазин, когда все остальные были в школе. Вот как это было.
Сначала я пошёл в «Консум». Там были только две синие пластмассовые лопатки и одна старательная резинка. Потом я три раза прошёл мимо парфюмерного магазина. Внутрь я, естественно, не зашёл. Парням нельзя покупать духи, можно только иногда шампунь и мыло. По-моему, я даже видел табличку: «Собакам и одиннадцатилетним парням вход воспрещён». Лучше зря не рисковать. Я нашёл подарок в универмаге. Я прошёл вокруг и проверил, нет ли поблизости кого-нибудь из знакомых. Путь был свободен.
На третьей полке лежали они. Розовые, блестящие пеналы.
В момент, когда я уже брал пенал, я заметил двух больших парней, которые, похоже, наблюдали за тем, что я делаю. И тогда я взял — пару шнурков для ботинок. Их я пошлю Ребеке с запиской:
«Вообще-то ты должна была получить розовый пенал. Но они закончились. Подпись: Неизвестный».
Когда я ждал автобуса, ко мне подошла Ирис Линд. Ирис Линд по средам вместе с бабушкой вяжет крючком скатерти.
— Уж не Треб ли это? — воскликнула она.
— Что? — спросил я.
— Треб, ты ведь сейчас должен быть в школе?
— Что? Треб… Меня зовут Йонссон, и мне тридцать семь лет. До свидания.
Я пошёл домой пешком.
У Оке нет мамы. Она умерла, когда Оке было семь лет. Мы с Оке пытаемся понять, где она сейчас.
— На кладбище, — считает Оке.
Я в это не верю.
Она летает вокруг в воздухе и совершенно невидима.
Бабушка утверждает, что когда человек умирает, он приходит к Богу.
— И где он тогда находится? — обычно интересуюсь я.
— Везде, — объясняет бабушка. — Бог везде.
Но это не так. Я искал под кроватью, в сахарнице и в папашином «Опеле». Там его не было видно.
Интересно, кем Бог работает. Точно не на почте. Там работает Карлссон. Он постоянно матерится и жуёт табак. Кстати, Богу и не нужно работать. Он наверняка на пенсии, поскольку своё он уже сделал.
Оке и я любим хулиганить по телефону.
Однажды мы позвонили тётеньке по фамилии Альбертссон.
Мы сказали, что мопед готов.
— Какой мопед? — удивилась она.
— Мопед с высоким рулём, снятым глушителем и линией скорости на баке.
— Нет у меня никакого мопеда, — сердито заявила тётенька.
