Борис Костюковский - Зовут его Валерка
— В каком это в таком Крыму? — спрашивает Галька.
— Как — в каком? В Саках.
— А где эти Шаки?
Очень бестолковая Галька — попробуй ей что-нибудь объяснить!
— «Где, где»! Говорят тебе — в Крыму.
— А где тогда Крым — спрашивает Витька.
— У Чёрного моря, — отвечает Валерка, — только не думайте, что оно чёрное. Это оно так называется, а на самом деле оно синее и тёплое, а вода в нём солёная.
— Подумаешь! — сплевывает сквозь зубы Женька. — Что хорошего в солёной воде? У нас в Ангаре вода тоже синяя и совсем не солёная. Только очень холодная. Зато её пить можно. А в заливе купайся сколько хочешь. А в твоём море воду пить нельзя и купаться нельзя. Всю кожу солью разъест. Глядеть на него, что ли?
— Вот чудак! — улыбается Валерка. — В море все купаются, туда специально со всего Советского Союза приезжают в отпуск.
— Ври! Жачем это нужно ехать к вам в Крым, когда дома можно купатьша школьно угодно? — недоверчиво спрашивает Галька.
— Так туда же не только купаться, а лечиться приезжают — там курорт.
— У нас тоже курорты, — возражает Женька, — и не хуже ваших.
— Ну и что же? У вас, может, и есть, а у других нету. И потом, у нас там такая грязь — она почти от всех болезней, только ею надо каждый день мазаться, чтобы вылечиться.
— Ври! — презрительно щурится Галька. — Гряжи и у наш школько угодно.
— У нас же совсем другая грязь — лечебная. Туда специально больных по путёвкам присылают, и дикари там лечатся.
— Какие ещё дикари, голуби, что ли? — спрашивает Витька.
— Сам ты голубь! Дикари — это люди, которые без путёвок, сами приезжают и живут не в санатории, а кто где может. Некоторые даже спят в машинах.
— А ты купалша в море? — спрашивает Галька.
— Конечно, купался. Каждый день. У нас в саду знаешь сколько винограда… Мы нарвём его и идём к морю.
У Гальки загораются глаза, и она сладко облизывается.
— А как раштёт виноград?
— Обыкновенно, на лозах. Не видела, что ли?
— Нет, не видела, — с сожалением вздыхает Галька. — И зачем ты приехал? Я бы от винограда ни за что не уехала.
— Я бы тоже не уехал, да у меня сильно заболела мама. А бабушка старенькая. Ей со мной трудно справляться. И к маме в больницу надо ездить. А больница в Симферополе. Вот меня дядя Саша и забрал к себе. Как мама поправится — я снова уеду. Только я ещё исправиться должен, а то бабушке опять со мной трудно будет.
— А где твой папа? — интересуется Витька.
— Мой папа умер, — вздыхает Валерка.
— Отчет?
— Он с самолётом упал и разбился.
Валерке не хочется продолжать этот разговор.
— А мне купили школьную форму, — прервал молчание Женька.
— Подумаешь! — презрительно замечает Галька. Она сидит, подперев подбородок рукой в цыпках.
До чего же вредная эта девчонка! Никому ни в чём не верит и обязательно со всеми спорит. Она и сейчас ещё сомневается, что море солёное и что во дворе около дома растёт виноград. Ну и пусть не верит. Очень-то нужно Валерке убеждать её.
Наконец появляется Маринка.
— Ты почему так долго? — сердится Валерка.
— Валера, ты не обижайся, я же завтракала, а потом помогала бабушке мыть посуду.
Нет, на Маринку трудно сердиться: и завтракать надо и посуду мыть. Валеркина злость сразу проходит. Он поднимает глаза к небу. Солнце ещё не дошло до середины, значит, есть свободное время.
Валерка и Маринки, взявшись за руки, бегут в парк.
НУЖНА ЛИ ВАЛЕРКЕ НЯНЯ?
Кому не ясно, что после работы люди должны отдыхать? Валерка хоть и не работает, но по себе знает, как устаёт человек за день.
Дядя Саша тоже приходит усталый и сразу же занимает своё любимое место на диване. А тётя Лена, наверное, неутомимая. Она никому не даёт покоя, обязательно найдёт для всех какую-нибудь работу. Есть такие дела, которые можно сделать завтра, а может быть, и совсем не надо делать. Только тётя Лена ничего на завтра не откладывает и заставляет дядю Сашу и Валерку помогать ей.
— Вовсе не обязательно передвигать шифоньер, — говорит дядя Саша, — он может сто лет стоять на одном месте.
Но разве тётю Лену переубедишь? И дядя Саша двигает мебель.
В комнате от перестановки действительно становится свободней и лучше. Дядя Саша неохотно это признаёт. Валерка тоже. Хотя, если говорить по совести, места в квартире хватало и без перестановок.
У тёти Лены столько разных забот, что даже непонятно, откуда они берутся. Дядя Саша говорит, что она эти заботы придумывает по ночам, чтобы назавтра давать работу своим близким.
Со вчерашнего дня у тёти Лены появилась новая забота. Она вдруг решила, что оставлять дома одного Валерку очень рискованно.
— Саша, надо же что-то предпринять нам с малышом, — возобновила вчерашний разговор тётя Лена.
— Поговори с Даниловной, — отложив в сторону газету, ответил дядя Саша.
— Вряд ли она согласится.
— Почему? Ведь она же всё время возится с ребятами, Захаровы сразу двоих к ней носили.
— В том-то и дело, что возится. Она берёт детей только до двух лет, а за нашим нужен глаз да глаз.
«О чём это они говорят?» — думает Валерка, перебирая в коробке картонные гильзы от дяди Сашиного ружья. Он начинает внимательно прислушиваться к разговору.
— Ну хорошо, Леночка, попытка — не пытка, попросим её. Не согласится, будем придумывать что-то другое.
— Вот что, — предлагает тётя Лена, — я её сейчас приглашу к нам, и мы вместе поговорим.
— Хорошо, — соглашается дядя Саша.
Тётя Лена ушла и вскоре вернулась, но не одна, а с какой-то маленькой толстенькой бабушкой.
— Здравствуйте, Александр Максимович, — от порога поздоровалась бабушка.
— Здравствуйте, Даниловна, проходите.
Даниловна прошла в комнату, увидела Валерку, расплылась в улыбке и разохалась,
— Ох, какой славный мальчик да какой смирный! Сколько же ему годков?
— В августе семь будет, — ответила тётя Лена.
— Да что вы говорите, вот никогда бы не подумала! Как тебя зовут?
— Валерка.
— Гляди-ко ты, какое имя-то хорошее! А кем он вам приходится? — обратилась она к дяде Саше.
— Он наш племяш.
Даниловна всплеснула руками.
— Вот надо же, ну что за народ! Вышла я сегодня посидеть на лавочку, а соседки и говорят, будто вы взяли себе мальчика из детдома. Да, говорят, только зря они такого большого выбрали. Уж если брать, то годовалого. Я им говорю, что напрасно-то мелете языком, сродни он им. Так куда там! Как они на меня загалдят, ну чисто сороки…
— Пусть их говорят, — прервал её дядя Саша.
— И то верно, Максимыч, на каждый роток не накинешь платок. Да я никогда и не принимаю участия в их болтовне. А мальчонка — это хорошо, оно и вам веселее будет. Я уж и то, грешным делом, думала: и чего бы им не взять ребятёнка? Люди такие хорошие, а уж если не повезёт в жизни, так уж тут ничего и не поделаешь, — снова запричитала Даниловна.
Дядя Саша сморщился, как от зубной боли, и опять остановил Даниловну:
— Ну что это вы, в самом деле… Не за этим мы вас пригласили. Вот о нём давайте поговорим, — показал дядя Саша на Валерку.
— Хороший мальчик, умный-то какой. Как зовут-то тебя?
— А я уже говорил вам, — насупился Валерка.
— И правда говорил, — всплеснула руками Даниловна и хлопнула себя по голове, — запамятовала ведь: память совсем никудышная стала. И не мудрено: шестьдесят пять годочков стукнуло. Надолго приехал-то? Али погостить?
— Надолго, — ответил за Валерку дядя Саша, — да вот присмотреть за ним днём некому. Может, посоветуете что-нибудь.
— Это верно, одного оставлять нельзя: не ровен час, что случится, а дома никого нет. Вот только что посоветовать вам, и ума не приложу. Знакомых-то таких у меня нет,
— А вы бы не согласились, Даниловна? — робко спросила тётя Лена. — Ведь за ним и досмотр небольшой. В хорошую погоду он будет играть во дворе. В обед я буду приезжать и кормить его. Ну, а если будет холодно, он у вас побудет.
— Ох, не угнаться мне за ним. Разве такой усидит на месте? Убежит ещё куда. Боюсь я.
— Ну что вы: человек он серьёзный и обижать вас не станет, — уговаривал Даниловну дядя Саша.
Даниловна тяжело вздохнула.
— Только из уважения к вам. Уж как вы завсегда ко мне по-хорошему, так и я.
— Вот и спасибо, Даниловна. Ну, а чтобы всё до конца было по-хорошему, давайте и о цене договоримся.
— Да что там об этом говорить… — машет рукой Даниловна.
— Нет, нет, я так не могу. Каждый труд должен вознаграждаться, — настаивает дядя Саша.
Цена у меня одна: двадцать рублей в месяц. Все так платят. — И поспешно добавила: — Новыми, новыми двадцать-то.
— Понятно, — успокоил её дядя Саша, — я старыми деньгами счёт не веду.
