Юрий Коринец - Там, вдали, за рекой
Так было и сейчас. Дядя сидел в своём любимом кресле у радиоприёмника, опустив голову. Ханг, Чанг и я смотрели на дядю. Свет в комнате был потушен, потому что было полнолуние и огромная луна светила прямо в окно.
По радио пел Лемешев, а дядя ему подпевал:
И, набравшись сил,
Чуя смертный час,
Он товарищу
Отдаёт наказ…
И вдруг запел Чанг!
Это было так неожиданно, что дядя замолчал. Мы оторопели.
Чанг выл, высоко задрав скорбную морду. Весь его вид выражал непомерную тоску и боль. После каждого куплета Чанг останавливался, стыдливо смотрел в сторону, а потом опять продолжал. Видно было, что он стесняется, но что не петь он не в силах…
Чанг пел очень выразительно, с душой. У него оказался глубокий бархатный голос. Его пение сразу захватило нас. Мы не могли пошевелиться. А Ханг от удивления поджал хвост и забился в угол.
Да скажи ты ей,
Пусть не печалится,
Пусть с другим она
Обвенчается.
Про меня скажи,
Что в степи замёрз,
А любовь её
Я с собой унёс.
Когда Чанг дошёл до этого места, он взял такую ноту, что у всех нас по коже забегали мурашки. Чанг закатил глаза, клыки его были оскалены, он весь дрожал… Было действительно страшно!
Когда Чанг кончил, дядя зарыдал и кинулся ему на шею.
— Доннерветтер! — рыдал дядя, обнимая Чанга. — Доннерветтер!
Я был растроган и тоже чуть не плакал. Я обнимал дядю и Чанга.
— Ну, Чанг! Ну, дядечка! Ну, Чанг! Ну, дядечка! — шептал я.
А Ханг прыгал вокруг нас, лизал меня, дядю и Чанга и жалобно повизгивал.
После этого случая дядя научил петь и Ханга. Вернее, петь его научил Чанг, дядя только помогал. В результате дядя создал неплохой собачий дуэт. Чанг пел баритоном, а Ханг дискантом. Дядя подыгрывал им на губной гармошке и дирижировал.
Я тоже иногда дирижировал. Дуэт в сопровождении дяди звучал красиво, очень слаженно. Собаки пели прекрасно, но лучше, конечно, пел Чанг. Он был в дуэте запевалой.
Слава о дядином дуэте разнеслась далеко. К дяде стали приходить разные тёмные личности и просить дядю, чтобы он продал им своих музыкальных собак. Но дядя всем отказывал. Когда они очень упорствовали, дядя спускал на них Ханга и Чанга, и тогда эти личности еле уносили ноги.
Не такой человек был мой дядя, чтобы продавать своих друзей.
Благодарю за внимание!
У нас в квартире было несколько соседей. Наша квартира называлась «коммунальной» — мы жили коммуной. Жить коммуной — это значит иметь всё общее и всем делиться. У нас в квартире, конечно, не всё было общее: например, пальто, галоши, кровати, зубные щётки, полотенца и другие личные вещи. Ими мы пользовались сами и никому не давали. И соседи их тоже никому не давали. Но так было потому, что до полной коммуны мы не доросли. Так объяснил мне дядя. Зато у нас было много общего: кухня, коридор, ванная, телефон, щётки для подметания полов, электросчётчик и так далее. А остальным мы просто делились. Мы делились деньгами (давали друг другу взаймы), картошкой, хлебом, солью, чайниками, примусами, сковородками, чаем, кастрюлями, лыжами, спичками, папиросами, игрушками и ещё разными другими вещами. Жили мы дружно.
На праздники мы всегда ходили друг к другу с поздравлениями. И с подарками. И всегда помогали друг другу в беде. В квартире у нас было очень весело. Коридор мы называли «проспектом». На «проспекте» висел телефон — это был «Центральный телеграф». Здесь обычно собирались мужчины и курили. А кухня называлась «Большой хурал» — это значит народное собрание. Потому что на кухне всегда происходили коммунальные собрания, все там выступали с речами по разным вопросам.
На кухне было очень интересно! Там всегда все собирались и всё обсуждали. Там составлялось общественное мнение. Общественное мнение — это то, что о тебе говорят. Это тоже объяснил мне дядя. Например, ты живёшь у себя в комнате, но всё время выходишь из неё и бываешь в общественных местах. Ходишь на кухню, в ванную, на улицу, в скверик и так далее. Я уж не говорю о школе. И всюду встречаешь людей, которые тебя видят и с которыми ты разговариваешь. И из этого составляется общественное мнение. Потом ты приходишь к себе в комнату, пьёшь чай, делаешь уроки, спишь, играешь в игрушки, а в общественных местах о тебе говорят… Ты можешь потом неделю не выходить из комнаты, а о тебе всё равно говорят! Ты можешь уехать на месяц, на год, на несколько лет, ты можешь даже умереть, а о тебе всё равно говорят! Это работает общественное мнение. Как объяснил мне дядя: «Ты приходишь и ты уходишь, а мнение остаётся». Общественное мнение очень важная вещь! Надо, чтоб оно было хорошим. То есть чтоб о тебе говорили хорошо. Например, если ты вышел в нечищеных ботинках или грязной рубашке, о тебе говорят, что ты неряха. И очень трудно это мнение переменить, даже если ты будешь потом долго ходить в чистой рубашке. Или представим себе такой случай: ты не вышел утром в ванную умыться — и опять о тебе говорят! Говорят, что ты не вышел утром в ванную. Зато если ты всегда ходишь в чистой рубашке, аккуратный, всем говоришь «здравствуйте», не хулиганишь, о тебе составится хорошее мнение. Скажу вам больше: если ты попытаешься что-нибудь скрыть от общественного мнения, например, не сделать уроки или тайком привязать к кошкиному хвосту какую-нибудь бумажку, общественное мнение всё равно об этом узнает! Как оно об этом узнает, я объяснить не могу, но факт тот, что узнает. Вот какая штука — общественное мнение!
Надо сказать, что обо всех наших жильцах в квартире составилось хорошее общественное мнение. Все наши жильцы были скромными и добрыми людьми и настоящими тружениками. Все, кроме одного человека. В нашей квартире жили: один бухгалтер с семьёй, один монтёр с семьёй, одна бывшая певичка Театра оперетты без семьи, мы и ещё один человек, о котором я сейчас скажу. Все, кроме этого человека, работали не покладая рук, даже бывшая певичка: она давала уроки французского языка. Обо всех у нас составилось хорошее мнение, кроме одного человека. О нас в квартире тоже составилось хорошее мнение, в том числе и обо мне.
Но самое хорошее общественное мнение составилось в квартире о дяде, хотя он у нас и не жил. Зато дядя постоянно бывал у нас, когда приезжал откуда-нибудь, часто ночевал у нас и был в прекрасных отношениях со всеми жильцами квартиры. Дядю любили, потому что дядя вообще был интересный человек, а кроме того, он много хорошего сделал для нашей квартиры. Не то чтобы он производил иногда в квартире мелкий ремонт (хотя и это он тоже делал), дело не в ремонте — дядя очень много сделал для нашей квартиры в высшем смысле: заслуга дяди состояла в том, что он укреплял наш коллектив. К дяде все обращались за советами, и дядя всегда давал всем замечательные советы. Дядя часто выступал на «Большом хурале» по разным вопросам, и мнение дяди было решающим. Потому что у моего дяди был огромный авторитет. Да это и не удивительно: вы же знаете, что за человек был мой дядя! Дядя был цементом нашей квартиры — на нём всё держалось. Я просто не знаю, что было бы с нашей квартирой, если бы не дядя!
Зато был у нас в квартире один человек, о котором у всех нас составилось не очень хорошее мнение. Звали этого человека «Благодарю за внимание». Он без конца всем говорил «благодарю за внимание» и «большое спасибо». Он был очень вежливым. Он был даже слишком вежливым.
Он был старый и странный. Ходил он всегда в рыжем пальто, в рыжей шляпе и в галошах «прощай молодость». Жил он один в маленькой комнате возле кухни, в самом конце «проспекта». Говорили, что в его комнате не было окна! Я сам не видел: его комната всегда была на запоре. Когда он выходил, он её тут же запирал — даже когда выходил на кухню. Когда он сидел в комнате, она тоже была на запоре. А ещё он любил сидеть во дворе на лавочке. Наверное, ему не хватало воздуха.
Говорили также, что когда-то ему принадлежал весь наш дом! Мне всегда было его немножко жалко. И маме тоже. Подумать только: потерять целый дом и остаться в маленькой комнате без окна! Но дядя говорил, что его жалеть не стоит. Потому что это бывший кровопийца и собственник. Вурдалак. Вы знаете, что такое вурдалак? Это оборотень. Его ещё называют вампир. Это мертвец, который выходит из могилы и сосёт кровь живых людей. Помните, как писал Пушкин: «На могиле кости гложет красногубый вурдалак…» Страшно! У меня прямо мурашки по спине бегают, когда я об этом думаю. Когда я услышал об этом впервые, я не мог заснуть целую ночь. Мне казалось, что вот-вот придёт вурдалак и высосет всю нашу кровь! Потом дядя объяснил мне, что это надо понимать в переносном смысле. То есть некоторые вещи надо понимать в прямом смысле, а некоторые — в переносном. В прямом смысле этот вурдалак не сосал кровь. И кости на могилах он тоже не глодал. Он прекрасно обедал в самых лучших ресторанах. И очень чисто одевался. И ездил по городу на лихачах — на самых лучших извозчиках, которые неслись как ветер, потому что кони у них были замечательные, породистые, в яблоках и без яблок, очень красивые, с тонкими, перебинтованными ногами. Я ещё застал таких лихачей в Москве, когда мне было лет пять; я их смутно помню — помню только, что они были очень красивы. Я с дядей даже раза два прокатился на таком лихаче, просто так, для интересу. Часто ездить на них нельзя было, потому что это было очень дорого. Но раза два дядя меня прокатил. Один раз мы с дядей взяли лихача в Охотном ряду, там, где сейчас проспект Маркса. Где сейчас стоят такси, возле гостиницы «Москва», раньше была стоянка лихачей. Я всегда сам выбирал коня. Помню, я долго выбирал коня, а извозчики наперебой зазывали нас, каждый к себе, и каждый расхваливал свою лошадь. А ещё они хлопали себя по бокам руками, как птицы крыльями, чтобы согреться, потому что это было зимой. Лошади были в инее, и из ноздрей у них шёл пар. Я сам выбрал себе самого красивого коня. Это был замечательный конь — высокий, весь в яблоках, с маленькой гордой головой на тонкой шее, с тонкими, перебинтованными ногами! Мы сели в маленькие сани, укрылись медвежьей полостью — шкурой — и покатили по улицам. Вот было здорово! Конечно, на такси тоже здорово. Но на лихачах тоже здорово, тем более что их уже нет.
