Лев Никольский - «Ракета» выходит на орбиту
А ведь он способный мальчик, из хорошей семьи. Вы же имеете на него совершенно исключительное влияние!»
Разговор происходил в учительской, и Прохор Степанович подтвердил: у Валерика что-то не ладится в последнее время.
Слушая передачу о наших самоделках, таких замечательных, я удивлялась, как вяло, безжизненно звучал голос Валерика.
— Анюта, Анюта! — укоризненно заметил Слава, когда я попыталась с ним заговорить на эту тему. — Светка мне шлёт такие тоскливые письма. Просится обратно в Ленинград. Ну и Валерик… Неужели вы ничего не понимаете. А я-то думал…
Мне стало совестно. Тоже считаю себя знатоком юных душ, получила высшее педагогическое образование и не увидела, не поняла, как зябко стало Валерику, как одиноко среди многих друзей без одного любимого друга.
А тут развернулись события, которые всё поставили вверх ногами. Я отказалась от ореха. Но он всё-таки достался мне. На торжественном вечере, когда вручались призы за лучшие самоделки, первыми на сцену вызвали Сашу и Костю.
— Ну, как ваш орех, звучит? — спросил Кузьма Васильевич, вручая премию — набор радиодеталей.
— Послушайте, пожалуйста! — предложил Саша и поднёс орешек к уху директора. Кузьма Васильевич послушал и обратился ко мне:
— Да ведь это же ваш голос, Анна Васильевна!
Но когда орех передали мне, я услышала не себя, а голос мамы Валерика. Она говорила: «Алло, алло! Мой сын занимается очень сосредоточенно. Когда у него задания по истории, он всегда берёт Большую Советскую Энциклопедию или другие солидные источники».
Пока Кузьма Васильевич награждал других, орешек переходил из рук в руки, или, вернее, от уха к уху. Григорий Павлович, услышав: «Будем учиться, как Валерик Серёгин!» — развёл руками. У него выхватила орешек Дагмара и, прикрепив к уху, зашипела:
— Ага, это ваш хвалёный Лёня Фогель сляпал радиопередачу. Какой позор! «Школа должна гордиться таким учеником, а мы такой школой». Нашли кем гордиться!
Орешек перешёл к Прохору Степановичу, но ему уже досталось попурри из советских оперетт.
— Хорошая слышимость, — сказал он. — Но что там говорилось о Валерике и о нашей школе?
Это был сюрприз Лёни Фогеля! Оказывается, ему нужно было сдавать курсовую работу на заочном факультете журналистики, и он решил смонтировать «мировой» репортаж из телефонных бесед. В том числе и со мной. Выдержки из бесед он снабдил восторженными комментариями. Выходило, что Валерик самый лучший ученик не только в школе, но, может быть, и в городе!
В репортаже была и правда и неправда. Верно то, что сказал каждый из собеседников по телефону. Да, Валерик много читал, многим интересовался и мог бы учиться отлично. Мог. Но в последнее время, полагаясь на свою сообразительность и память, он часто не слушал на уроке, думая о чём-то своём. Нахватал троек по математике и даже по истории, которую очень любил. И вообще учился спустя рукава. А Лёня сделал его отличником!
Хорошо ещё, что эта передача шла по какой-то пятой или четвёртой программе — на Сибирь и Дальний Восток, у нас в Ленинграде по трансляционной сети её, к счастью, не передавали.
И всё-таки это очень неприятно. А тут ещё Дагмара ввязалась:
— Я же говорила, что твой Валерик выскочка и хвастун!
Когда Кузьма Васильевич кончил вручать награды, слово взял Саша Кореньков. Он вышел на сцену.
— Мы, я и мой товарищ Константин Марев, решили подарить этот орешек старшей вожатой Анюте, — он поправился: — Анне Васильевне. Другу нашей «Ракеты».
Кузьма Васильевич развёл руками, в зале захлопали. Кореньков подошёл и положил орех мне на ладонь. Теперь уже отказаться было невозможно.
Орешек! Разгрызть его оказалось нелегко.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
ЯБЛОКИ РАЗДОРА
Рассказывает Слава
Когда Саша Кореньков, краснея от натуги, внёс в библиотеку большую корзину с яблоками, все оживились: «Что ещё за новость?» А он, не обращая ни на кого внимания, взгромоздил корзину на стол перед Валериком и сказал: «Твои. Серёгинские, все до единого!»
Мы уже привыкли, что к Валерику поступает всевозможная корреспонденция: и радиограммы с Атлантического океана, и служебные письма из Радиоцентра, и открытки из разных портов мира. Но это было что-то новое и… вкусное. Ребята потянулись было за яблоками — большими красными апортами. Но Кореньков решительно отвёл руки.
— Это его личные. Заслуженные. И послание приложено. Пусть запасной диктор огласит.
Он передал какую-то бумагу Петьке Файнштейну. Валерик ещё ничего не понимал. А я начинал догадываться. Дело в том, что меня, Диму Андреева и Володю Антонова вместе с Анютой вызывал на большой перемене директор.
Кузьма Васильевич не переставая ходил по своему кабинету. На столе у него была целая горка писем, а у стола — вот эта самая корзина, которую втащил в библиотеку Кореньков. Только тогда она была не раскрыта, хотя от неё пахло вкусно, душисто.
Валерик уставился на Коренькова, взял яблоко и спросил:
— Ну?! В чём дело?!
В читальный зал уже входил Дима Андреев с охапкой писем. Он был сердит и ни на кого не смотрел.
— Вот, любуйтесь, — сказал Дима, бросая письма на стол. Как всегда, в понедельник в читальном зале у кактуса собрался на летучку радиокомитет. — Вот, — повторил комсомольский секретарь. — Директор рекомендовал рассмотреть поступившую корреспонденцию и определить наше отношение ко всему этому.
Все переглянулись.
— Надеюсь, ты не возражаешь?! — обратился Дима к Валерику.
— Я?! — переспросил Валерик. — Почему я должен возражать?
— Тогда читай, Слава, — Дима уселся за стол и вытянул свои длинные руки.
На бланке из Центрального радиокомитета нашей школе сообщали, что передача «Учиться, как Валерик Серёгин» получила широкий отклик юных радиослушателей (прилагается 168 писем, а также корзина с яблоками, которые прислали пионеры Алма-Аты из своего пришкольного сада). Центральный радиокомитет благодарил директора школы, педагогический коллектив и дружину за то, что они воспитали, такого замечательного пионера, и просил ответить радиослушателям, приславшим отклики из разных городов, а яблоки передать Валерику и его товарищам из «Ракеты».
Поднялся шум. Ребята разволновались и потребовали, чтобы я читал подряд всё. Я взял на выдержку несколько посланий. Невозможно же на летучке читать 168 писем.
В первом пионеры из Города Светлый на Дальнем Севере писали, что им очень понравилось, как учится Валерик, который вовсе не ограничивается тем, что задано, но хочет узнать всё и больше и лучше, чем на уроке, и к тому же успевает выступать как старший диктор «Ракеты».
Затем мне попалось письмо одной девочки, которая предлагала Серёгину Валерию дружбу и просила прислать фотографию, хотя она и так очень ясно представляет себе его — такого высокого, мускулистого, спокойного. Она писала, что у них в классе нет дружбы мальчиков и девочек, и просила поделиться опытом.
Затем Петя встал в позу и стал декламировать с выражением стихи пионеров из Алма-Аты, которые были вложены в корзину.
Лучшие яблоки, лучший сорт —
Это алма-атинский апорт.
Лучший парень — в учёбе пример —
Это, конечно, Валерик-пионер.
Эти яблоки — награда за труд,
Пусть ест на здоровье наш друг.
Валерик взял одно яблоко, надкусил его. Он перебирал письма, положенные перед ним, рассматривал марки, ни слова не говорил. Раньше бы двадцать раз перебил меня. Ребята же всё больше и больше шумели. Но яблок пока никто не брал.
Тогда вмешался Григорий Павлович:
— Я прошу не разводить такого адского шума. Это же библиотека. Мне кажется, вы не понимаете, что произошла большая беда, говоря военным языком — ЧП, чрезвычайное происшествие.
— Да, именно ЧП, — сказал, вставая, Дима Андреев. Валерик на весь Советский Союз представлен как замечательный отличник. А ведь он стал учиться плохо. Что же теперь делать? Опровергать? Но что? Что может Валерик ответить всем этим ребятам?
Снова вмешался Григорий Павлович — он показал на письма.
— Вы теперь ещё раз убедились, какая огромная сила у слова, да ещё переданного в эфир.
— Что скажешь, Валерик? Как могла появиться такая передача, отвечай! — потребовала Анюта.
Валерик пожал плечами, не поднимая головы, которую он положил себе на руки.
— Отвечай, — настаивала Анюта.
Валерик медленно приподнялся.
— А чем виноват я? Ну, не отличник, так я и не говорил Лёне, что отличник. А в энциклопедию смотрю, это мама правду сказала. И ты, Анюта, ведь тоже говорила, что я разносторонний. А Лёня смонтировал всё вместе… — Валерик махнул рукой и снова сел. Взял было опять яблоко, но, подумав, положил обратно на стол.
