Лия Симонова - Лабиринт
— А кто эти девочки, позвольте поинтересоваться? — пасмурно спросил папа, явно обдумывая, как ему поступить.
— Сонечка Чумакова, — смиренно ответила Лина, — вы ей всегда симпатизировали. И Арина Васильева. Арина у нас новенькая, недавно сюда переехала. Она очень умная и сильная и жутко храбрая. Это она вчера отбила Боба и Гвоздика. Она знает приемы рукопашного боя и говорит, что с ней мы будем в порядке.
— В порядке — это как понимать? — проявил ироничную любознательность папа. — Хороша дама с блатным жаргоном и рукопашными манерами! Родители-то ее что за люди?
— Ей анкету заполнить? — возмутилась Лина. — А вы с мамой замените отдел кадров? Кадры решают все! Этот лозунг еще не снят вами с повестки дня?..
— Васенка! — обреченно вздохнула мама. — Я не узнаю тебя, девочка. Почему ты в таком тоне разговариваешь с папой? Разве он заслужил этого? Ты же знаешь, мы стараемся не общаться со случайными людьми…
— Папа же пригласил в гости Кокарева? — не унималась Лина. — Ему было любопытно понять человека иных взглядов! И мне любопытно! Ужас как любопытно посмотреть не на сопливых маменькиных сынков вроде Павлика и Боба, а на сильных и уверенных в себе ребят! Ладно! — вдруг заключила Лина. — Не пойду я на скверик. Дышите спокойно. В нашем доме, в нашем… — пропела она, переиначивая слова арии Ленского из оперы «Евгений Онегин» и удаляясь в свою комнату. Хлопнула дверью, но тут же потихоньку приоткрыла ее, чтобы слышать, о чем говорят родители.
— Наверное, мы поступаем неправильно, — удрученно произнес папа. — Запретный плод сладок. В следующий раз она не доложится нам, когда захочет пойти на скверик, Этому скверику мы можем противостоять, только сохраняя доверительные отношения. Она уже выросла, Машенька. Принудительная опека ее оскорбляет…
Лина довольно улыбнулась. Родители у нее — просто прелесть! Все понимают.
— Мне так страшно, Сашенька, — заплакала мама, и у Лины екнуло сердце. — Люся Катырева звонила. У Бориса после вчерашней драки нервное потрясение. Он ни с кем не разговаривает и от еды отказывается. Люся, конечно, в панике. Сергей Борисович ходил в милицию…
Лина сердилась на Боба и после школы не позвонила узнать, как он себя чувствует. В классе ее донимали расспросами о случившемся, и Лине мерещилось, что над ней подсмеиваются: ведь не кто-то, а именно она — лучшая подруга побитого Катырева!
— Ты представляешь, Сашенька, — рассказывала мама, — Сергею Борисовичу, депутату, в милиции даже сесть на предложили. Разговаривали грубо, не поднимая головы. Сказали, что депутаты во всем и виноваты — развели демократию и всех распустили, — а претензии предъявляют к милиции. Каково? У милиции, мол, возможности не резиновые — не могут они к каждому мальчику и к каждой девочке приставить постового! И прокуратура, видишь ли, им работать мешает. Разрешила школьникам гулять после двенадцати и хоть всю ночь, чтобы не ущемлять права личности. Осуждают они это, Саша. Говорят, что депутаты и поющие под их дудку перестроившиеся прокуроры не знают, о каких личностях пекутся. А эти личности творят всё, что в голову взбредет, и ночью и среди бела дня. Так что родители сами должны следить за своими детьми…
— Ну, это, положим, верно, — одобрил милицию папа. — Родители раньше всех за своих детей в ответе. Ну а хамству удивляться не приходится. Холопская психология воспитывалась не один год. Сегодня депутат обратился к милиционеру, милиционер — барин. Завтра милиционер придет к депутату… Впрочем, не придет. Милиционер понимает, что депутат реальной власти не имеет, вот и хамит. Попробовали бы эти наглецы поговорить так с райкомовским работником! Перед партией они навытяжку стояли. Тут же побежали бы по указанному следу!
— Сашенька, — слезливо продолжала мама, — Катырева советуется, не объединиться ли нам, чтобы поговорить со школой?
— С кем там разговаривать?! — удивленно возмутился папа. — С директоршей? С этими отвратительными кудельками, под которыми, извини, куриные мозги, взращенные к тому же на сталинских зернышках? Или с громогласной Сидоренко? Так у нее одна пластинка: «Воспитание начинается дома… Школа шлифует… Учителя загружены…» Восемь лет слушаем глупости!.. Новая классная руководительница вроде нормальный человек. Так Линуська сказала мне, что старухи ее уже выживают…
— Что же делать, Сашенька? — Голос у мамы дрожал. — Куда обращаться? Эти дикари могут затащить куда-нибудь Васенку и надругаться над ней. Катырева сказала, что у них целая банда во главе с каким-то Рембо. Боря сообщил ей это по секрету. Ему Славик Гвоздев — помнишь, на день рождения к Васенке приходил — рассказал, что этот Рембо воевал в Афганистане, а теперь живет почему-то в подвале. И он там пахан. Пахан, Саша, — это кто? Главарь?..
— Ну, да, а почему, хотелось бы знать, милиция не закрывает подвалы?
— Люся Катырева сказала, что Сергей Борисович задавал такой вопрос в милиции. Милиционеры его высмеяли. «Нет, — говорят, — таких замков, которые пацаны не открыли бы на другой же день после того, как замки повесят». В детских комнатах работают женщины, а участковые не в состоянии обходить все подвалы с утра до вечера и с вечера до утра! И у Сергея Борисовича сложилось впечатление, что милиция этих подвальщиков побаивается… Сашенька, — совсем понизила голос мама, — я прошу тебя, умоляю, брось все, подождет твоя докторская, встречай Линку из школы и глаз с нее не спускай…
— Ты просто не в себе, Маша. — В голосе отца зазвучал металл. — У меня и так работа не клеится. Мне бы сидеть в лаборатории допоздна, а я вот прискочил домой по твоему звонку в половине седьмого, как конторский служащий. У меня же на носу защита! И подумай сама, как будет выглядеть Линуська, если я стану водить ее за руку? Нет, Маша, это не выход из положения…
— Тогда я попрошу стариков приехать в Москву на неделю. Скоро, слава богу, начнутся каникулы и Васенку мы отправим к ним на дачу, — предложила мама с явной надеждой на одобрение.
— Я, ты знаешь, Маша, всегда рад старикам. Но от жизни даже живой стеной не отгородишься. Бастион надо строить внутри Линуськи. Надо ее научить противостоять. Я поговорю с ней. Линуська разумная и во вред себе не поступит. Не верю я, чтоб она не понимала, что представляют собой эти уверенные в себе, как она заявила, сильные парни. А хорохорится она, чтобы доказать свою независимость. Девчонки ее за собой тянут. Арина эта командует. Её мнение для Линуськи что-то значит. Не устраивай истерику. Маша, все образуется…
Лина неслышно притворила дверь своей комнаты и подумала, что отец, как всегда, прав. Она обещала Арине прийти, и если обманет, Арина подумает, что она трусиха и маменькина дочка. Ей и самой не терпится почувствовать себя взрослой. Но на скверик и в подвал, как бы ей ни жглось, все же идти боязно. Родители не напрасно за нее тревожатся. Дикарь осатанеет, так и правда изнасилует ее, потом бросит, как Вику. Разве она об этом мечтает? И Вика не простит ей, если она отобьет у нее поклонника… Нику Лина страшилась даже больше Дикаря. Дикарю ни все-таки нравится, а Вика терпеть ее не может. Против Вики и Арина ее не защитит. Вика не кулаками страшна, а хитростью и подлостью…
Нет, она не дура, чтобы совать голову под топор! Ну, приглянулся ей Дикарь, польстило, что и этот король шпаны от нее без ума. Но родители ее умницы, правильно творят: со случайными людьми водить компанию, все равно что костер разжигать на пороховой бочке! Катырев ей надоел! Павлуша Флеров плох! Так не собирается же она за них замуж! И вообще ей только четырнадцать лет и у нее еще будет куча поклонников! Не таких вахлаков, как этот Дикарь, а блестящих и знаменитых. Обязательно знаменитых! Павлуша, между прочим, станет великим учёным, от него и сейчас все математики без ума. И Боб сделает переворот в журналистике, как его отец. Он прирожденный писатель… Да и мало ли кто еще ей встретится!.. Она, слава богу, не уродина. И мужчины рядом с ней млеют…
Жаль Сонечку… Сонечка только вместе с ней соглашалась вечером прийти на скверик. Сонечке дома не с ком посоветоваться. С отчимом она не очень-то ладит, а мама ее в отчима так сильно влюбилась, что и на Соню внимании не обращает… Нехорошо подводить Сонечку, бросать ее на произвол судьбы. Но в этой неприветливой жизни каждый думает сам за себя. Она же не нянька для Сонечки. И в конце концов, даже не вправе навязывать кому бы то ни было свое мнение. Позвонить, предупредить Соню она не успеет. Да и не одна же Соня пойдет, с Ариной. Как-нибудь все образуется… — мысленно повторила она слова отца. И, встряхнувшись от утомительных размышлений, повеселела.
Выхватила из шкафа нарядный костюм, из тонкой песочного цвета кожи, как и все самые красивые вещи, привезенный отцом из-за границы, надела его и повертелась перед зеркалом: «Анечка Кузнецова обалдеет!» Страшненькая внучка профессора Кузнецова, научного руководителя отца, постоянно надувается и лопается от зависти когда гениальный Павлуша Флеров толчется возле Лины, глаз с нее не спускает. «Что же делать, — пожала плечами Лина, — если эта Анька уродина…»
