Геннадий Блинов - Пятые приходят на помощь
Звягинцев пригласил Орлова к себе домой, но тот понес околесицу насчет того, что поклялся день и ночь сидеть за учебниками, чтобы не подвести класс.
Павлик подозрительно посмотрел на Орлова.
Между тем, в пятом «А» классе Ромка уже завербовал пять апостолов и одного змия-искусителя. Апостолы, в свою очередь, тоже вели агитационную работу, сманивая «ашников» для участия в массовых сценах.
Среди артистов оказался и сыщик Самсонов.
А дело было так.
— Витя, ты что, правда в бога веришь?
Самсонов ухмыльнулся и покачал головой:
— А ты вербуешь к себе в секту, да? Не думал, Ромка, что ты баптист.
— При чем здесь я? — удивился тот. — Витамин говорит, что это у тебя великая дружба с пресвитером Руденко. Будто бы вы с ним под ручку ходите, о божьих делах разговариваете? Не скрывай, Витя.
Самсонов потрогал распухшее ухо.
— Мне нечего скрывать… А вот вы с Павловой скрываете, — сказал он. — Это вас баптистский главарь встречает и провожает в своем доме.
Ромка подозрительно посмотрел на Самсонова и напрямик спросил:
— Ты что, подсматривал за нами?
— Еще этого не хватало, — обиделся Самсонов. — Просто я подружился с баптистской собакой, ну, пришел к ней, ну, вас видел… Слушай, Ромка, ты не виляй и не хитри, а расскажи всю правду. Случайно, не этот пресвитер ночью на острове был, а?
— Вполне возможно, — изумился Ромка. — Я об этом не подумал. Но голос похож…
И он рассказал Самсонову об Аленке, о своем пионерском поручении и сценарии Профессора Кислых Щей.
— Иди к нам, у нас артистов не хватает, — позвал Самсонова Ромка.
— Пойду, раз надо, — согласился Витька Самсонов. — Только, чур, Павлику не надо пока говорить. Узнает, начнет пилить…
Об ожидаемой съемке антирелигиозного фильма по сценарию Профессора Кислых Щей, можно сказать, знали все, кроме Звягинцева.
И вот пришел долгожданный день первой репетиции. «Ашники» разными путями отделывались от своего председателя. Их ждали «бешники» в ограде дома Васьки Фонарикова. Там собирались не только артисты, но и группа костюмеров и гримеров, которую возглавляла Галка Павлова.
Часам к четырем к Фонариковым пришла большая орава школьников. Они имели при себе обрывки сетей, лопаты, тяпки, один из будущих апостолов держал кочергу, другой — деревянные вилы-двурожки, третий — плотницкий ящик с инструментами. В руках апостола Марка была маска льва, к куртке апостола Матфея Галка Павлова пришивала ангельские крылышки. Апостол переминался с ноги на ногу и косился на ангельское облачение.
Ежик важно прохаживался среди артистов и глубокомысленно насвистывал, Профессор оценивающе осматривал каждого.
— Выше нос — ты же князь апостолов, — сказал он святому Петру. — Свою автобиографию продумал?
— Все как есть, — ответил святой Петр, ковыряя в носу.
— Кем ты был, пока не взялся вместе с Иисусом обманывать народ?
— Ходил в рыбаках.
— Верно, — одобрил Славка. — Теперь тоже рыбак, но ловишь уже живые души. Ты бы, святой Петр, взял в руки для декорации старенькую сеть.
— Нету.
— Сгодится и обрывок волейбольной сетки. Вон в углу валяется.
Бабка восхищенно смотрела на святое семейство и качала головой.
— Вот варнаки! А ты что, Васька, самый главный — бог-отец?
Васька сидел на ступеньке крыльца в сверкающей разноцветными стекляшками короне и с высоты своего величия высокомерно посматривал на апостолов, боясь повернуть голову, так как корона оказалась малой и еле держалась на голове.
Бабка долго смотрела на апостолов, потом спросила у внука:
— Где же у тебя бог-сын, Васька? Вроде всех проходимцев узнаю — вон Лука, вон Иуда, а Иисуса Христа не вижу…
Профессор покрутил головой и позвал:
— Сережка, чертова душа! Куда запропастился? Иисус Христос, кому говорю, иди сюда, пока бока не намял. Это тебе не шуточки…
Но Иисус не откликался. Кто-то вспомнил, что Сережка жаловался на головную боль. Автор сценария и режиссер позеленел от злости и прошипел в сторону бога-отца:
— А ты тоже хорош! Отец называется… Сынка выбрал себе…
— Мне Ромка посоветовал… Говорит, Иисус будет — лучше не придумаешь… А что глаз немного косит, так это еще смешнее, — оправдывался бог-отец, придерживая корону.
— «Косит», — передразнил Профессор Кислых Щей. — Репетиция срывается. Самсонов, может, ты возьмешься? Правда, тебя придется остричь.
Витька, изображавший змия-искусителя, подполз на четвереньках к режиссеру, помахав тремя хвостами из ветоши, разинул картонную крокодилью пасть с красным языком.
— Не хочу! — рыкнул он. — Я вжился в роль. Я сильнее бога-отца и бога-сына, вместе взятых.
Режиссер осуждающе посмотрел в сторону змия и сказал:
— Поменьше рассуждай, Самсонов. — Потом признал: — По сути ты прав, конечно. Бог ни черта с дьяволом или там со змием-искусителем сделать не в силах. Всегда сам в дураках остается… Но не в этом дело. Без Иисуса мы не сможем начать репетицию.
И тут кто-то предложил:
— А если Звягинцева испытать?
Апостолы из пятого «А» недовольно забурчали:
— Он же нас узнает?
Режиссер, как утопающий за соломинку, ухватился за нелепое предложение.
— Вовеки он вас не узнает, — успокоил Профессор апостолов. — Ромка, ты директор картины, ищи Звягинцева. Тащи его сюда.
Режиссер поднялся на крыльцо и встал рядом с богом-отцом, то есть с Васькой Фонариковым.
— Здесь змий-искуситель верно выразился, что в роль надо войти, — сказал Профессор Кислых Щей с высокой трибуны. — Я подумал-подумал и решил, что вам не лишне представить, кто вы такие есть…
Режиссер многозначительно замолчал, потом поднял над головой Библию, в которую был вложен антирелигиозный киносценарий, и постучал ногтем по обложке священной книги.
— Библия. Это вы ее написали, имейте в виду. И вы учите верить каждому слову этой книжки. Верно?
Апостолы закивали, еще не понимая, куда клонит Профессор. А на него нашло вдохновение, и он, как заправский оратор, разглагольствовал:
— Учитель, то есть Иисус Христос, заставил вас забыть тяжелое ремесло рыбаков и ремесленников, чтобы последовать за ним. И вы согласились и стали вести праздную жизнь бродяг.
— Апостол Петр, хоть ты и главный, а не вороти нос в сторону. Слушай, что говорят, — сделал замечание Профессор.
Апостол потоптался и обиженно сказал:
— Что ты ко мне привязался? Что я, хуже всех, да?
Добычина уже трудно было остановить. Он усмехнулся и крикнул в сторону апостола Петра:
— Васька, ты, как главный бог, призови его к порядку. Он еще спорить начнет, что лучше всех. Ведь это он отрекся от Христа, когда увидел его в руках судей. А раньше клялся, что за учителя своего пойдет в огонь и в воду. Вот и верь этому апостолу! А еще святой называется?!
— Да он-то при чем? Так ты всех нас обвинишь!
Апостолы начали волноваться. Святой Марк отбросил в сторону маску льва, а евангелист Матвей принялся отдирать от пиджака ангельские крылья.
— Ты, Профессор, поосторожней. А то живо бока намнем. Унизишь всячески, а потом потей — играй этих жуликов.
— Ага, правда глаза режет? — ухмыльнулся Профессор.
В этот момент кто-то крикнул, что ведут Звягинцева. Ежик быстро накинул на голову рваный мешок, Самсонов встал на четвереньки и помотал тремя хвостами, апостолы накрылись обрывками сетей.
Профессор посмотрел на киногруппу и довольно сказал:
— Порядочек! Встретим Иисуса Христа достойно, встретим его дружными возгласами: «Осанна! Осанна!»
— Что это означает? Может, какое ругательство? — спросил бог-отец.
Режиссер пожал плечами и неуверенно ответил:
— Точно не знаю, но, по-моему, это вроде нашего: «Ура! Да здравствует!»
Васька Фонариков удовлетворенно кивнул и плотнее надвинул на голову корону, взял в руки кочергу.
Скрипнула калитка. Собравшиеся узнали голос Звягинцева. Он спрашивал:
— Козы дома?
Ромка, не подумав, выпалил:
— Дома, дома, не бойся!
Звягинцев попятился назад.
— Да они же на цепи, — соврал Ромка.
— Как собаки, что ли? — немного успокоился Звягинцев.
Профессор только сейчас вспомнил, что забыл замаскироваться, ловко соскочил с крыльца и схватил волейбольную сетку, которую недавно рекомендовал использовать одному из апостолов.
Звягинцев переступил порог калитки и, увидев в ограде льва, змия, ангела и еще каких-то довольно странных людей, отшатнулся и боязливо прижался к заплоту.
— Осанна! Осанна! — дружно гаркнули двенадцать апостолов.
— Ура! Да здравствует Иисус Христос! — завопил Васька Фонариков.
Звягинцев ошалело обвел всех остекленевшими глазами, остановил взгляд на трех хвостах Самсонова и испуганно попятился.
— Ма-ма! — закричал он.
