Октав Панку-Яш - Великая битва у Малого пруда
— У меня всё больше четвёрки, но троек — ни одной! Честное слово! — сказала Родика.
— Это нас не интересует! — повысил голос Алеку. — Можете иметь и двойки, и колы, и даже нули. Это вам не школа.
— Оно и видно, — сказала Нина. — В школе никто бы не стал нас запирать и связывать. — И с явной иронией добавила: — Хорошо ещё, что вы не умеете связывать как следует. Мы в два счёта развязали верёвки…
— Потому что мы пожалели вас и потом… — Не зная, что придумать, Алеку сурово пробасил: — Докажите, что вас так зовут.
Девочки задумались, и тут Нина, показав вышитую на блузке букву, сказала:
— Вот видите «Н». Это значит Нина…
— Не пойдёт! Это может означать и Николай, и Нэстасе…
— И Навуходоносор! — прыснула Нина. — Но только меня зовут Ниной, и блузка моя. Новая. Я её даже ни разу не стирала. У меня есть ещё одна, но я таких бед натворила!.. Стирала её вместе с зелёным передником, а он линяет… Какой мне мама нагоняй дала, лучше не спрашивайте… Мой главный инспектор…
— Вы зачем сюда пришли? — прямо спросил Санду, видя, что Алеку так никогда и не кончит допрос.
— Мы хотим говорить с вашим адмиралом, — ответила Нина. — Веди нас к нему. А вам мы ничего не скажем.
Санду лукаво подмигнул:
— Не могу отвести.
— Почему?
— Потому что это я и есть.
— Ты? — воскликнула Нина. — Отлично. Тебя я знаю.
Санду внимательно посмотрел на неё:
— Ты знаешь меня?.. Не верю.
— Ты и вчера так говорил.
— Вчера?
— Да! — И девочка вдруг пропищала: — Я лучший стрелок из рогатки на нашей улице.
— А-а! — Санду засмеялся. — А я мастер драть за уши…
— Ага! Теперь вспомнил меня?
— Да, но я всё-таки не понимаю, что тебе здесь нужно?
— А почему вы на нас сразу набросились? Подняли тревогу. Связали, заперли… Допрашивают… Что это вам вздумалось? Кабы я знала, захватила бы с собой рогатку и близко бы не подпустила.
Когда Санду сказал, что моряки не испугаются какой-то жалкой рогатки, Нина пришла в негодование:
— Моя рогатка вовсе не жалкая, она крупнокалиберная!
Все рассмеялись, а Петрикэ сказал:
— О рогатке говоришь, словно о пушке!
— А сами небось встретили нас, как врагов!
— Мы ведь к вам как к друзьям пришли, — добавила Родика.
— В таком случае, и мы вас примем как друзей, — сказал Санду. — Садитесь и рассказывайте, с чем пришли.
— Мы пришли… — начала было Родика, но потом подтолкнула локтем Нину: — Говори ты, ты лучше умеешь…
Нина только этого и ждала.
— Мы хотим, чтобы вы приняли нас к себе. Мы тоже хотим быть моряками.
— Что-о-о?! — разом вырвалось у всех.
Потом воцарилось напряжённое молчание. Слова: Нины прозвучали, словно удар грома, после которого тишина всегда кажется особенно полной. Петрикэ опомнился первым:
— Вы — моряками?
— Вы? — вторили ему удивлённые голоса ребят.
— Хорошенькое дело, юноши! — сказал Дину. — Девочки — и вдруг моряки! Где это видано? Это равносильно тому, что заставить матроса штопать.
— Хм! Подумаешь, какой умник… юноша в очках, — сказала Нина. — Ты воображаешь, что матросы ходят в драных носках? Это ты, наверно, так ходишь!
Дину поправил очки и сердито ответил:
— Видно, какая ты умная, если не понимаешь, что значит сравнение!
Санду не торопился высказывать своё мнение. Он подождал, пока закончится обмен колкостями, и тогда сказал:
— Мне очень жалко, но думаю, что мы не сможем вас принять. Это не для вас. У нас дела серьёзные — мальчишеские. Тут уж не скажешь: «Это я не хочу!», «Это я не могу!»… Если не подчиняешься дисциплине, получаешь наряд…
— …и удаляешься в царство «лягушиного шёлка», — высокопарно заметил Дину.
— Да, здесь дело нелёгкое, — продолжал Санду. — Прикажут тебе копать бассейн или стоять на часах не двигаясь, и тут, хоть всё гори вокруг тебя, ты не оставишь пост, пока тебе не скажут… Вам же мы не можем так приказать. Тогда что же станет с дисциплиной?
— Поминай как звали, бултых — и ко дну! — сказал Алеку, показывая пальцем на пол. — Для вас найдётся только одно занятие: ухаживать за маленькими, которым мы позволили здесь играть…
— Что? — возмутилась Родика. — Значит, рыть бассейн мы не можем, стоять на часах мы не можем! Ну конечно, это ведь всё дела серьёзные… мальчишеские! А вот заботиться о маленьких ещё так-сяк. Ладно, Нина, пошли домой! Нечего нам здесь делать с этими воображалами.
Но Нина была другого мнения:
— Нет, погоди. Всё-таки и вы и мы — пионеры. Мы должны договориться. — Она пристально посмотрела на Санду. — И потом, к твоему сведению, мы тоже знаем толк в серьёзных делах и тоже кое-что понимаем в дисциплине. И в нашем отряде найдутся смелые, сообразительные девочки. У нас одна только Иоана боится темноты и жуков. Но её родители переехали в другой город, так что её уже не будет с нами осенью. Я, правда, жалею, что она уехала. Она добрая и всегда давала мне краски… — Спохватившись, что говорит не то, Нина с огорчением заметила: — Вот насчёт себя я должна с самого начала признаться: у меня один недостаток — много болтаю. Но если вы меня примете, я обещаю молчать каждый день целый час. Уговорились?
Банг! Баланг-баланг! Банг! — громко зазвонил колокольчик с наблюдательного пункта. Все, точно ужаленные, бросились наружу и услышали голос Кости, кричавшего с верхушки клёна:
— Внимание! Внимание! Двое неизвестных пробрались в порт. Захватили на рейде два корабля и убежали. На неизвестных маски из листьев. Они в одних трусах и вымазаны илом. Внимание! Бегите за ними! Бегите за ними!
— Ребята, за мной! — крикнул Санду.
И в одно мгновение вся команда скрылась в высоких зарослях.
Оставшись у дверей адмиралтейства, Нина и Родика смотрели друг на друга в полной растерянности.
— Ну, а нам что делать? — спросила Родика.
— Пошли и мы!
— Куда?
— В бой… Ах! Почему я не взяла с собой рогатку?!
Глава четырнадцатая. Следы
На Лягушином побережье под старой ивой сидели и шептались двое полуголых, вымазанных илом мальчиков в масках из листьев. В них с трудом можно было узнать бывшего капитана «Отважного» Нику и Илиуцэ, бывшего капитана крейсера «Малый пруд первый». Возле них, накренившись, как бы с непривычки к суше, стояли и оба корабля. Было жарко, жужжала болотная мошкара, от илистой почвы поднимался прелый запах.
— Потрясающий манёвр! — сказал Илиуцэ спустя некоторое время, в течение которого оба насторожённо прислушивались и вздрагивали при малейшем шорохе.
— Кому ты это говоришь? — не без важности сказал Нику. — Знай адмирала Нику! Теперь, я думаю, ты убедился.
— Убедился, — признался Илиуцэ. — По правде говоря, я не очень надеялся. Считал, что ты только на слова горазд. Теперь вижу, что ошибался. Смелый был налёт. Вот это мне нравится!
Нику на радостях толкнул его, а когда Илиуцэ попробовал защищаться, Нику наградил его щелчком.
— Так, говоришь, нравится, цыплёночек? Я думаю! А это ещё только начало. Пока что я только наполовину адмирал. Скоро наши ряды возрастут, получим подкрепление. Тогда увидишь, как я поведу вас в бой. Почище самого Леонардо да Винчи!..
— Полегче, полегче! Леонардо да Винчи был великий художник, а не полководец.
— Неважно, зато у него красивое имя! — ответил Нику и тут же перевёл разговор: — Они, конечно, не ожидали такого удара. Даже и не догадываются, что мы стали на якорь именно здесь, на Лягушином побережье.
Но Илиуцэ не выказывал такой уверенности.
— А если всё-таки догадаются? Если они придут сюда?
— Ничего! Выдержим! Мне не привыкать. — Нику деланно засмеялся. — Меня закалили стычки с отцом. Я мог бы и удрать, когда вижу, что он собирается меня ударить, но даже и не думаю. Стою себе и кричу: «Бей сколько влезет, мне и не больно!» Он тогда обозлится и ещё крепче бьёт.
— Не понимаю тебя, Нику! — удивился Илиуцэ. — Зачем ты так делаешь? Неужели тебе приятно?
Нику с сожалением посмотрел на него:
— Дурак ты! Вообразил тоже — приятно! Просто хочу показать, что я стойкий, будто мне всё нипочём. Ему это, конечно, не по вкусу. Раз он меня лупит, зачем я буду доставлять ему удовольствие? А?
— Не знаю даже, что и сказать… У нас дома ничего подобного не бывает. Мой отец весёлый человек.
— А ты думаешь, мой не весёлый? Он так хорошо поёт! Шофёры вообще народ весёлый, столько песен знают! Я так люблю его слушать! Сижу себе и слушаю. А он вдруг замолкает и давай на меня: «Ты чего сидишь? Уроки сделал? Лодырем хочешь быть? Меня посмешищем сделать?» А я, даже если и сделал все уроки, отвечаю: «Вот и сижу… Вот и не сделал ни одного урока. И хочу быть лодырем!»
— Зачем же ты так отвечаешь? — спросил озадаченный Илиуцэ. — Просто не понимаю.
