Даир Славкович - Красобор
— Знаю. Писала сестра, звонила. Спасибо.
— До свиданья, тетя Марфа! — вежливо попрощался Федос.
— А ты не подгоняй… Вот так всю дорогу. Убежать даже хотел. В соседний вагон.
— От меня убегать не будет, — улыбнулся дядя Петрусь. — У нас тут хорошо — домой не захочет.
— Им всем лишь бы только с глаз долой. А ты, мать, переживай, порть себе кровь…
— Глядите, глядите! — неожиданно закричал Федос. — Электричка-то рога уже подняла! Сейчас тронется!
— Ух ты! — испуганно проговорила тетя Марфа. — И верно, того и гляди, без меня уйдет. Ну, до свиданьица! Значит, я вам непутевого этого передала. Вот чемодан его. Там письмо Сонино. Побежала я!
— Спасибо! Счастливого пути!
И Федос с дядей Петрусем пошли на площадь, туда, где ждала их дядина телега.
Брод
Дядя Петрусь помог Федосу взобраться на телегу, на сено, поверх которого постелено было домотканое рядно. Сам сел рядом. Чемодан Федоса пристроил спереди.
— Н-но, Буланый!
Молодой конь побежал рысцой по мощеной пристанционной улице. Когда миновали мостик через небольшую речушку, начался большак.
— Мне вожжи не дадите? — попросил Федос.
— Свернем на полевую дорогу, машин встречных не будет, тогда тебе и вожжи в руки. Хоть до самого дома. Хорошо?
— Хорошо! — подпрыгнул на своем месте Федос.
Дядя слово сдержал. Едва выехали на проселок, он сразу передал вожжи Федосу:
— Держи руль!
Федос осторожно взял в руки брезентовые ремни и не без страха подумал: «А что, если конь заартачится?»
Но Буланый шел так же спокойно, как раньше, легонько мотая головой и отгоняя слепней.
Колеса неторопливо катились по ровной дороге, лишь изредка подпрыгивая на камешках.
Федос чуть-чуть натянул правую вожжу. Буланый послушно подался вправо. Натянул левую — и конь пошел влево. Сердце Федоса радостно запрыгало.
— Дядя, а как сделать, чтобы он побежал?
— Дорога хорошая, можно скорость и увеличить. — И дядя Петрусь взмахнул кнутом над головой.
Буланый рванулся вперед так неожиданно, что Федоса отбросило назад и он коснулся спиною рядна.
Подъехали к реке.
— Как же мы на тот берег? Моста-то нет! — забеспокоился Федос.
— Зато брод есть, спокойно возразил дядя Петрусь. Ты вожжи держи посвободнее, опусти, вот так. Буланый сам и пойдет.
Федос сделал так, как сказал дядя, и конь смело вошел в воду.
Берег в этом месте был пологий, вода прозрачная, и сквозь нее просматривалось дно, обильно усеянное гравием.
Неглубоко, а все-таки жутковато.
— Не утонем? — на всякий случай спросил Федос.
— Все ездят, — сказал дядя.
Буланый неожиданно остановился, опустил морду в воду и начал пить. Федос хотел было взмахнуть кнутом, но дядя Петрусь придержал его за руку:
— Пускай напьется. Жарко.
Река и в самом деле оказалась в этом месте мелкой. Даже и до осей не доходила вода. Дядя и племянник легко перебрались на другой берег.
— А почему здесь мост не строят?
— Мост дальше, в Семковцах. Нам туда ехать ни к чему — за семь верст киселя хлебать. Брод-то вот он, рядом.
Выбравшись на другой берег, поехали узкой полевой дорогой. Справа и слева, совсем рядом, качались под ветром, кланялись и снова поднимались колосья. По всей ржи словно волны морские пробегали. А мокрые колеса шуршали по сухому песку: «Ах, хор-р-рошо! Ах, хор-р-рошо!»
Проехали поле, проехали по опушке мимо леса. И только когда Буланый остановился возле усадьбы, стоявшей немного в стороне от села, Федос вскочил:
— Приехали?
— Точно. Вон, гляди, тетя Настя бежит, тебя встречать. Погоди-ка, сейчас тебя высажу.
И дядя Петрусь хотел взять Федоса на руки и поставить на землю, но не успел: Федос сам спрыгнул в траву и тут же оказался в объятиях теги Насти.
— Здравствуй, здравствуй, мой маленький! Как доехал? Не очень устал? Солнышко головку тебе не напекло?
— Да нет, тетя Настя, все в порядке, — солидно отвечал Федос. — Брод по пути только один попался. А я — я почти всю дорогу вожжи держал.
— Ах ты, мой соколик! Ну до чего ж на маму похож! Ну, пойдем, пойдем в хату! Старик, бери чемодан!
Новые знакомцы
— Это ваша квартира? — спросил Федос, входя в кухню.
— Не квартира, а хата, — объяснил дядя. — Привыкли вы, городские, в квартирах жить. А в деревне у каждого свой дом.
После полуденной жары в хате было прохладно и уютно.
— Где бы у вас воды напиться?
— Что там вода — я кваску сейчас из погреба достану! — И дядя многозначительно поднял указательный палец: — Квас — первый сорт. Выдержанный.
Дядя вышел и вскоре вернулся с полным кувшином в руке.
Такого вкусного кваса Федос не пил еще никогда в жизни.
— Ну, как?
— Еще полстаканчика налейте, пожалуйста.
Пока мужчины пили квас, тетя Настя поставила на стол верещаку[1] с грибами, налила в миску сметаны, в красивом глиняном горшочке подала масло. А блины, оказалось, раньше на столе стояли. Под полотенцем.
— А зачем вы блины полотенцем накрываете? — спросил Федос.
— О! — улыбнулся дядя в усы. — Во-первых, так они не сохнут, не черствеют. А во-вторых, примета есть: блины под рушничком — гости в хате.
— А масло зачем в зеленый лист завернуто?
— Это чисто вымытый свекольный лист. Масло в нем всегда свежее, вкусное.
Дядя Петрусь охотно отвечал на вопросы племянника. А для того все было внове, все непривычно и необычно, и обо всем хотелось узнать: и зачем у старых ходиков зеленая гиря на цепочке, и для чего на кухне такая огромная печь, и как в углу полочки держатся — вроде бы даже и не прибиты…
Дядя все объяснял подробно, обстоятельно.
Их разговор прервала тетя Настя:
— Ну хватит, старик, сказки сказывать. Ребенок голоден, а он лекции читает.
Федос хотел возразить, что он совсем не ребенок, но не успел. Дядя кивнул головою:
— Твоя правда, мать. Да вот только парень-то в деревне впервые. Все ему интересно… Э, да ты, брат, как я погляжу, и есть-то еще не научился!
— Скажете!
— И скажу. Делай так. Вот блин. Вилкой бери кусок масла, клади на блин. Теперь скручивай блин в трубку. Так. Потом надевай его, бездельника, на вилку, макай в сметану и ешь. Да не забудь молоком запить… Что, вкусно? А ты говоришь! Правильно есть — это, браг, тоже наука хитрая.
— Дядя, а почему у вас горшки большие? Вон там, возле печки. Кто это у вас по стольку ест?
— Думаешь, мы такие прожорливые? Нет. В этих горшках свиньям да курам картошка варится. А тот, белый, для воды. Воду в нем греем, кипятим.
Федос слушал дядю Петруся внимательно. Но вот внезапно отвлек его какой-то шорох в сенях. Он глянул туда и увидел высунувшуюся в дверь усатую мордочку.
— Это кот у вас такой? — спросил он дядю Петруся.
— Кот? Нет, енот!
Федос подумал, что дядя шутит.
— Ено-от? — засмеялся он. — Да ведь еноты только в Америке живут.
— Ошибаешься, брат. И у нас тоже.
— Правда? — удивился Федос.
— Чистая правда.
И словно для того, чтобы подтвердить слова дяди Петруся, желтовато-серый зверек вышел на середину комнаты и уставился на незнакомого человека своими круглыми и очень близко друг от друга расположенными глазами.
— Дутик, Дутик, — позвал дядя Петрусь, — поди-ка сюда!
Услышав свое имя, енот подошел к хозяину и уткнулся в его ногу.
— Где же вы его достали? — спросил Федос.
— В лесу, во время обхода подобрал. Маленького. Он один-одинешенек остался после лесного пожара. Ну, с тех пор у нас и живет. Сейчас, сейчас, Дутик, дадим тебе молочка.
У печи, на полу, стояло чистое блюдечко. В него то и налил дядя Петрусь молоко для своего питомца, а потом бросил туда несколько кусочков блина.
Дутик так быстро помчался к блюдечку, что показалось сред осу, будто пушистый серый мяч по полу проскользнул.
На подоконнике зашевелился рыжий кот.
— Кис-кис кис! — позвал Федос.
Кот встал, сгорбился, потянулся, спрыгнул на пол. Не спеша и степенно подошел к блюдечку, из которого пил енот.
«Сейчас драка начнется!» — испуганно подумал Федос.
Но енот мирно подвинулся, дал место коту, и кот принялся хлебать молоко вместе с ним.
— Надо же? — удивился Федос. — Как в цирке.
— Друзья, сказал дядя Петрусь. — И едят, и снят вместе. Конечно, если Пыжик дома ночует. А другой раз шалят, балуются.
— Кота вашего, значит, Пыжиком зовут?
— Да. Микола наш так его назвал. Вот когда-нибудь соберем всех троих: Дутика, Пыжика и Дуная.
— А Дунай кто?
— Собака.
— Ах, у вас еще и собака есть?
— Есть. Годовалая.
— А она кота и енота не обижает?
— Наоборот, рада им всегда. Сам увидишь.
— Когда?
