Зента Эргле - Без пяти минут взрослые
Глава двенадцатая
Экзамены
С тех пор, как много лет назад умерла жена, училище стало для мастера Крауклиса родным домом. Вся его жизнь проходила здесь, в мастерской со шкафами вдоль стен, со старыми столами, за которыми под тихое жужжанье швейных машин трудилось не одно поколение. В течение трёх лет воспитанники становились близкими и родными, как собственные дети. Боль и грусть при расставании с ними сменялись радостью и удовлетворением от того, что именно он обучил их профессии. Вот и эти тоже скоро расправят крылья и разлетятся кто куда. Сначала будут присылать письма, поздравлять с праздниками, потом забудут. У каждого появятся новые заботы, семья, дети. Уйдут эти, осенью придут другие, и снова всё повторится: радость за первый прямой шов, тайные слёзы и злость, если что-то не выходит. Во времена его молодости ремесло усваивали украдкой от мастера. Мастер был заинтересован по возможности дольше держать при себе дешевую рабочую силу, поэтому не спешил с обучением. Не то что теперь, сразу тебе и образование, и профессия. И всё бесплатно.
— Ну как? — спросил Том, выложив перед мастером приготовленный ко второй примерке пиджак. Мастер тщательно проверил работу.
— Неплохо, всё правильно. Из тебя, Том, со временем получится отличный портной, но ты никогда не станешь мастером своего дела, как твой отец.
— Почему?
— Для тебя главное — выгода: сколько ты получишь за работу, а для твоего отца самое важное, насколько хорошо будет чувствовать себя человек в сшитой им одежде. Твой отец вкладывает всю душу в свою работу.
— Прошли те времена, когда эта душа чего-либо стоила. Таких, как вы и мой отец, можно сосчитать на пальцах одной руки. Теперь деньги в цене. Даже в больнице тебе утку не поднесут, если не заплатишь. Большинство работает ради денег. Вот конвейер на заводе. Попробуйте полюбить винтики, которые надо закручивать день за днём, год за годом. Некоторых тошнит при виде их. Нет, если уж продавать себя, то по возможности дороже. Поэтому я и выбрал профессию портного. Если у меня будут деньги, я смогу всё: отправиться на южный курорт, в заграничное путешествие, приобрести роскошную мебель, картины, обедать в дорогих ресторанах…
— Философия эгоиста, — прервал его мастер.
— Почему эгоиста? Я хорошо делаю своё дело и требую, чтобы мне хорошо заплатили.
— У человека только один живот.
— Это да. Но мне не всё равно: есть котлету с макаронами в душной столовой, или курицу с шампиньонами в ресторане «Интурист». И совсем не всё равно: надеть пиджак, который выпускает фирма «Дзимтене» тысячами, и все похожи, как куриные яйца, или сшитый по новейшим заграничным образцам и подогнанный точно по моей фигуре. По улицам ходят тысячи одинаково одетых людей. Смотреть противно. За границей, например, каждую модель выпускают небольшими партиями.
— В одном, пожалуй, ты прав. Мало у нас ещё мастерских, где шьют по индивидуальным заказам. И швейная промышленность отстает. Вот и борись за её реорганизацию. Закончишь институт, станешь высококвалифицированным специалистом…
— Спасибо! Я и без института заработаю в четыре раза больше. И без лишних хлопот.
Мастер заметил, что к их разговору внимательно прислушивается вся группа.
— Не всё можно купить за деньги. Самую высшую радость от красоты природы человек получает бесплатно — восход солнца, деревья в инее, прозрачная вуаль тумана над озером… — все бесплатно. Мне, например, доставляет большое удовлетворение то, что я воспитал десятки хороших мастеров, хотя заработок в училище намного меньше, чем в ателье. Ради бога, не становитесь рабами денег, иначе пропадёте. Деньги делают человека скупым, высокомерным, жестоким. И ещё хуже, равнодушным обывателем.
— Хорошо жить хотят все, даже самый последний негодяй, — ввязался в разговор Леон. — Том прав, капусты никогда не бывает слишком много. Клиенты в ателье заинтересованы, чтобы костюм сидел хорошо, и за это они готовы платить. Почему не брать, если дают?
Вытянув на тройки два курса, Леон стоял перед выбором: или, взяв себя в руки, приняться за учёбу, или же закончить училище без аттестата.
— Ты топишь всю группу, — сердито блеснула стёклами очков Вита Вента. — Из-за тебя у нас в этом году нет ни одного «огонька».
— Больше всего он топит самого себя, — поддержала подругу профорг Ада. Сама она училась на «четыре» и «пять».
— А ведь Леон вовсе не дебильный, башка у него работает, только мозги от лени заржавели.
Том взял маслёнку и наклонился над Леоном.
— Давай смажем, подставляй уши.
— Как ты представляешь себе свою будущую жизнь, Леон? — спросил мастер. — Через несколько месяцев начнёшь работать, и я уверен, что неплохо. Отработаешь свои часы, придёшь домой. А что дальше? Спортом ты не занимаешься, книги не читаешь, театр не любишь, никогда не видел тебя с нами. Концерты, музеи, выставки тебя тоже не интересуют. Сам себя обкрадываешь.
Мастер представил себе отца Леона — пьяницу, старый домик за Даугавой, неухоженное жильё, заброшенный сад, и как будто холодная рука сжала его сердце. Неужели ни он сам, ни училище, где так много внимания уделяется эстетическому воспитанию, не оставят в парне никаких следов?
— А вам не кажется, что существуют как бы две жизни? — вступил в спор Даумант. — Одна — обычная, с очередями в магазинах, со всякими блатами, с людьми, которые могут достать себе всё, и с такими, которые не могут. А другая — идеальная, какой она должна быть, о которой говорят и пишут красивые слова. Но между обеими — пропасть.
— Ну и Америку открыл! Так всегда было и будет. Идеальный герой — это фантазия писателя, — тихо сказал Том Дауманту.
Но мастер услышал и задумался. Случается же, что учишь одному, а в жизни юноша видит совсем другое и становится циником. Что-что, а в лицемерии его, старого подпольщика, обвинить нельзя. Всё, что он говорит своим воспитанникам, созвучно его убеждениям.
— Надеюсь, что вы станете строителями жизни, а не прожигателями её.
— Я думаю, что самое главное — найти дело по сердцу, — высказалась Вита. — Антон Юрьевич, принимайте работу. Костюм свадебный. Можно я положу в карман открытку с пожеланием счастья?
— Молодец, — похвалил мастер, тщательно проверив работу Виты. — На спине у рукава чуть морщит. Отпарь и повесь в шкаф.
За окном бесновалась метель, наверно, последняя в этом году. Жужжали машины. Кто-то тихонько насвистывал. Мастер задумчиво смотрел на своих питомцев. Ещё несколько месяцев, и они вступят в жизнь. Одни пойдут в гору, а другие останутся у её подножья. Кто же из них?
* * *— Надо поговорить! — однажды подсела к Леону Вита Виксна.
— Мотай отсюда! Я твой разговор наизусть знаю: по алгебре шесть двоек, по латышскому — пять, опозорил нашу славную седьмую группу и так далее.
— А, может, есть надежда, — спокойно продолжала Вита. — По специальности у тебя нормальные оценки.
— Не все могут зубрить, как ты. Может, у меня нет извилин, которые нужны для алгебры, геометрии и всякой другой чепухи.
— Не хочешь учиться, пеняй на себя. Никто тебя на коленях умолять не будет, — на удивление Леону сказала Вита и встала. — В среду после занятий расширенное заседание педсовета. Попробуй не явиться!
— Нечего брать в голову! Поговорят, постыдят, не впервой. Выкручусь… «Виноват», «простите»…
В кабинете директора атмосфера была напряженной.
— Со своей главной задачей — овладение профессией — наше училище справляется с честью. По производственному обучению и специальным предметам нет ни одного неуспевающего. К сожалению, этого нельзя сказать об общеобразовательных предметах, особенно о математике, — Вия Артуровна посмотрела на учителя Калейса, который нервозно теребил ручку.
— Нам надо внушить учащимся: каков труд, такова и плата. Если ученик прогуливает уроки, за контрольные получает двойки, то нечестно вытягивать его на «тройку». Привыкнут в училище получать всё авансом и дальше в жизни будут ждать того же, — отчеканил учитель математики.
— Может быть позаниматься с ними дополнительно, после уроков? — предложила завуч Скуя.
— Я лучше буду заниматься с теми, кто готовится поступать в вуз. Для лентяев у меня нет времени, — не согласился учитель.
Директор вздохнула. Она достаточно хорошо знала своего коллегу и понимала, что на сей раз он не уступит. Учитель Калейс был фанатиком математики. Он собственноручно оборудовал свой кабинет по последнему слову техники. Не жалея сил, стремился к тому, чтобы его предмет был понятен всем воспитанникам и чтобы по возможности меньше им приходилось готовиться дома.
— Начнём со второй группы. Есть неуспевающие?
— Нет. Средний балл — четыре, — похвалилась Кристина Яновна.
— Спасибо. Седьмая группа?
— Леон Лацис не успевает по четырем предметам, — мастер Крауклис поискал взглядом сочувствия у коллег. — У парня золотые руки. Один из лучших портных, а учиться не хочет. Пробовали по-всякому: беседовали с ним в группе, на комитете комсомола — безрезультатно.
