Михаил Коршунов - Подростки
Что думает Федя о Скудатине? Что все думают о Скудатине? Учителя, ребята, рабочие в депо?
Была попытка вернуть группе мастера. Вернуть то, что ушло, потерялось между мастером и группой. С чем не мог примириться Тося. Мастер учил любить машину, быть преданным ей. Говорил, что машина этого заслуживает. Учил честности, добросовестности. Но как же он сам… мог вот так поступить…
Этот вопрос мучил не одного Федю. Он мучил всех. Федя не мог говорить об этом ни с кем. Тоси не стало, и из Фединой жизни ушла юность. Дома было трудно, непереносимо, но Федя забывал об этом рядом с Тосей, единственный его друг все понимал.
Федя вышел из дому.
Был поздний час. Но если там, в том доме, в хорошо знакомых ему окнах, горит свет, он поднимется и позвонит в двери. Федя спешил, почти бежал по улицам.
Свет в окнах горел. Федя взбежал по лестнице и позвонил.
Двери ему открыла Галина Степановна. Ее Федя и хотел видеть.
Галина Степановна смотрела на Федю. Федя так много хотел сказать ей, но уже знал, что ничего не скажет и что так лучше и ему, и ей. Что и без слов все понятно. И Федя говорит, как всегда в трудные для себя минуты:
— Я так, Галина Степановна, вообще…
— Ты приходи потом опять, — тихо сказала Галина Степановна, не удивившись Фединым словам. Она знала и любила Федю.
— Я приду.
Вернувшись домой, Федя лег на раскладушку не раздеваясь. Дома он был один. Потом постелил себе, лег уже под одеяло. Он никак не мог согреться. Слышал, как пришли мать с отцом. Отец был трезвым. Кажется, был трезвым. Но сейчас Феде это было все равно.
Диплом по производственному обучению Ефимочкин получил, но на машину его не взяли: опять давление. Мерили на правой руке — повышенное, на левой — все равно повышенное.
Что теперь делать? Представим себе картинку. Карьера финансиста и провиантмейстера имеет скромное продолжение в трамвайном депо одного из районов города. Он принят на должность контролера. Во всяком случае, «контролер» похоже на «контроллер» машиниста. Итак, луч света в темном царстве! Перспектива! Забалдеешь!
Маршрут одного трамвая он знает наизусть. С закрытыми глазами, можно сказать. «Предъявите билетик. Ваш билетик. А ваш билетик?»
Виталий свернул за угол. Постоять, что ли, на углу, посмотреть на трамвайчики. Бегут, резвятся один за другим. Трамвайчики-попугайчики.
Виталий стоял на углу. Он терпелив. Он хочет близко увидеть знакомый султан. Пускай и хозяйка султана посмеется сегодня над ним. Пускай над ним все сегодня смеются. Случайный попутчик. Вот именно. Точнее и не скажешь. Все пусть смеются, кому не лень. И рыжая смеется и охарактеризует его с присущей ей прямотой. Цветочек крапивы.
Виталий увидел ее издали. Трамвай приближался. Скорости не сбавлял. А почему он должен сбавлять скорость, когда здесь свободный прямой участок пути?
Трамвай поравнялся с Виталием и вдруг резко затормозил. Качнулись в вагоне пассажиры. Передняя дверь была прямо против Виталия. Щелкнув автоматикой, дверь открылась.
— Входи, — сказала Лиза.
Виталий вошел. Дверь захлопнулась.
Трамвай рванулся с места. Опять покачнулись пассажиры. Покачнулся и Виталий.
— Чтоб тебя, рыжая… — возмутился кто-то из пассажиров.
— Вы чем недовольны? — строго спросил Виталий. — Я контролер. Граждане, предъявите билеты.
Виталий был еще в училищной форме, поэтому вполне мог сойти за контролера.
— А почему только один контролер? — спросила бдительная старушка с большой корзиной.
— Второй будет на обратном пути, — ответил Ефимочкин, а сам подумал, что же будет лично с ним на обратном пути. — У вас, бабушка, багаж оплачен? — Виталий показал на корзину.
— Оплачен. Ты же держишь два билета.
— Верно. Два билета.
— На меня и на корзину.
Виталий вынужден был проверить билеты у всех пассажиров. Потом он вернулся и встал сзади кабины Лизы.
— Ты можешь войти в кабину, — сказала Лиза.
Он вошел.
— Тебя не взяли на электровоз, — сказала Лиза.
— Буль-буль. Откуда известно?
— Я была в училище.
— В училище? — удивился Ефимочкин.
— Конечно. Ты же приглашал. Забыл?
— Нет. Не забыл. Зачем приходила?
— Обыкновенное дело — искала тебя.
Виталий посмотрел на нее внимательно и серьезно.
Встречное солнце подпалило волосы, тронуло их огнем. Все как и должно быть. Характер.
В двери всунулась бабка с корзиной.
— Я схожу, милок, — доложила она.
Виталий кивнул.
Бабка, вытягивая шею, спросила громким шепотом:
— У тебя с нею амуры?
— Вы где находитесь? — возмутился Ефимочкин. — В общественном транспорте!
Бабка шустро выкатилась из вагона.
Несколько минут ехали и молчали. Только Лиза в микрофон объявляла остановки.
— Я его помню, — сказала Лиза, откладывая микрофон в сторону. — Он ехал как-то поздно вечером в моем трамвае.
— Ты о Тосе?
— Да.
— И я помню, когда это было, — ответил Виталий. Он не удивился, что Лиза заговорила о Тосе Вандышеве. О нем сейчас говорили на всем транспорте. — Я хотел тогда сесть к тебе. — Ефимочкин тут же испугался, что Лиза опять скажет, что он из нее делал личную тайну.
— Вы его любили, корифеи?
— Да, — просто ответил Ефимочкин. — Он был лучшим командиром в училище. Он был другом.
— Он мог быть и моим другом, — сказала Лиза.
Они проехали последнюю остановку перед конечной. Трамвай опустел. В вагоне они были вдвоем. Лиза вела трамвай легко, уверенно.
— Зачем ты прятался от меня все дни?
— Где?
— На моем маршруте.
— Ты видела?
— Видела. Я все вижу, когда еду.
Конечная остановка. Трамвай встал.
— А где эти идиоты, которые когда-то кривлялись? — спросила Лиза.
Виталий понял, что она имеет в виду Лучковского и Костю Зерчанинова.
— Кривлялся один.
— Ну, этот один?
— Принят на электровоз.
— Может быть, когда-нибудь я буду твоей женой, — сказала Лиза.
Ефимочкин глядел на нее, пораженный. Он не верил своим ушам.
Лиза повернулась к нему:
— Возражаешь?
— Союз рыжих!
— Это еще что?
— Исключительно ничего-ничего, — испугался Виталий. — Как она… метафора, кажется.
— Определение. Буль-буль…
— Ну определение.
— Отметь время. — Лиза протянула ему свой водительский табель. — Запомни: я сказала — когда-нибудь.
— Чаяние, значит.
— Именно.
Виталий спрыгнул с подножки, подбежал к автоматическим часам, нажал на педаль и отбил на табеле время. Время и сегодняшнее число он запомнит на всю жизнь. Ведь будет то, что сказала Лиза!
Утром, когда Федя Балин проснулся, в доме никого не было. В кухне на столе в молочной бутылке, заменявшей вазу, торчал букетик цветов. Это мама. Она знала, что сын получил документ об окончании училища. Он уже распределен на работу, вместе со Шмелевым. Шмелев и Дробиз расстались, потому что Дима будет работать по месту жительства, в своем «Анджелесе». Отработает год и поедет поступать в морское училище. Сказал об этом ребятам.
Под молочной бутылкой Федя нашел записку. Мама поздравляла его с окончанием училища и писала, что ждет его после работы у себя на фабрике. Мать работала на фабрике искусственного волокна. Матери, очевидно, хотелось, чтобы Федя пришел, и она всем расскажет, что ее сын помощник машиниста. Федю будут поздравлять. Он этого не любит. Но пойдет. Пусть все будет так, как приятно матери. Лишь бы только она не стояла на коленях, лишь бы прекратились ее молитвы.
Юрий Матвеевич сказал, что Федя может подавать документы в Институт инженеров транспорта. Он отличник и поэтому имеет право идти учиться дальше, если хочет.
— Я пойду, — ответил Федя. — Не теперь.
— Отец пьет?
— Да.
— Нужны деньги?
— Да.
— Прости, что спрашивал. Ты гордость училища. — И директор попытался по-латыни сказать то, что сказала Эра Васильевна. У директора не получилось. Он забыл. Федя знал, как сказать, он запомнил. Но не сказал, чтобы не ставить директора в неудобное положение.
Феде нужны деньги. Федя думал: Виктору Даниловичу нужны были деньги и Феде нужны. И обоим они нужны не для себя. Федя должен обеспечивать мать: она больна. Скудатин должен был обеспечивать Ирину Камбурову. У Виктора Даниловича семья, и у Феди семья. Но разные семьи и разные способы добывания денег. Он будет их зарабатывать, добывать не будет. Неприятные какие-то мысли о деньгах, в духе Лучковского. Или даже так — раннего Лучковского. Вот теперь, кажется, точное слово. Поздний Лучковский лучше. Поздние ребята все лучше. В их группе, во всяком случае.
Федя сидел в кухне за столом. Положив перед собой руки. Подумал, что скоро уйдет из дома навсегда. А у него был дом? У него есть мать. И он уйдет с матерью.
