Александр Власов - О вас, ребята
Захарка не знал, с чего начать разоблачение бабки Мотри, но она сама помогла ему.
Вернувшись с двумя ведрами воды, Захарка перелил ее в кадушку, стоявшую в сенях, вошел в темную избу и, полный светлой радости, прыгнул на теплую лежанку. Ему хотелось полежать в тишине с открытыми глазами, подумать, помечтать. Но где-то у окна зашевелилась бабка. Она что-то проворчала про себя и окликнула Захарку:
— Чего рань такую на печку забрался?
Захарка не ответил — думал, отвяжется старуха, но та не унималась:
— Ты бы на посиделки пошел… Теперь тебе вовсюду вход открыт: галстук — что пачпорт! Иди-ка к молодежи, повеселись с колхозничками… И мое дельце заодно справишь.
Захарка насторожился.
— Какое?
— Простецкое… Дам тебе два кисетика с лекарством. Ты его на пол высыпь, когда танцы начнутся.
Бабка хихикнула и добавила:
— Пусть колхознички потешатся да почешутся!
— Давай! — охотно согласился Захарка и спрыгнул с печи, догадавшись, что нельзя упускать удобный момент.
Вскоре оба кисета очутились в руках мальчишек, срочно собранных Никитой в недостроенной части коровника.
Никита первый ощупал в темноте матерчатые комочки.
— Мягкие, — сказал он. — Вроде бы песок или опилки… Ведьма чертова!
— Забросим их подальше куда-нибудь! — предложил осторожный Вовка Дроздов.
— Струсил? — насмешливо спросил Никита.
— Не струсил… Просто — зачем с этим возиться? Кто ее знает, чего она напихала в них!
— А чего она могла напихать-то? Хуже сухого навоза ей и не придумать!
Захарка в спор не вмешивался. Но другие ребята поддержали Вовку. У них шевелился внутри темный, стыдливый страшок.
— Выкинь ты эту дрянь… Мало ли что… — сказал один из пионеров.
Никита разозлился.
— Разоблачители! — крикнул он. — Чтобы разоблачить, надо самим не верить! А вы… глупую старуху испугались! А мне плевать на нее — сейчас пойду и высыплю! И никому ничего не будет!
Никита решительно вышел из коровника. Мальчишки — за ним. У большой избы ребята остановились. Посиделки были в разгаре. На улице моросил мелкий дождь, а в избе тепло светились три керосиновые лампы. Долетал веселый гомон и громкие переливы гармони.
— Всем нельзя, — сказал Никита. — Заметят… Стоите тут, хр-рабрецы!..
На посиделках было людно и жарко, как в бане. Девчата пели вполголоса. Один из парней плясал. Половицы дрожали и скрипели под здоровыми быстрыми ногами, откалывавшими замысловатые коленца.
Никита потолкался в тесноте, выбрался в передние ряды круга, образовавшегося вокруг плясуна, развязал тесемки на кисетах и, заложив руки за спину, вывернул матерчатые мешочки наизнанку.
Как-никак, а сердечко екнуло у него в ту секунду. Но ничего сначала не произошло, лишь запахло чем-то острым, пряным.
Гармонист, не переставая играть, потер нос локтем, сморщился и чихнул. Пальцы сбились с ладов. Гармонь умолкла, а гармонист чихнул еще раз. За ним наперебой зачихали все. Потом начали чесаться. Кто-то невидимый, неисчислимый прыгал на голые ноги, забирался в рукава, покусывал, щекотал, вызывал зуд.
Тревожное недоумение охватило находившихся в избе. Чихая и тайком почесываясь, девчата смущенно смотрели на парней, пытаясь незаметно устранить причину нестерпимого зуда. Но это им никак не удавалось. Одна за другой они начали выскакивать в сени.
Никита оторопел. Он готов был поверить, что своими собственными руками выпустил из кисетов непонятную дьявольскую силу.
Никита стоял посреди избы, как вкопанный, пока гармонист не завопил во все горло:
— Блоха!.. Блохи, братцы!..
После этого крика Никита ожил, почувствовал запах тертого перца, чихнул, сгреб с босой ноги целую дюжину блох и рванулся на улицу, куда уже устремились с ревом и хохотом все участники неудачных посиделок.
* * *Урок бабки Мотри не прошел для ребят даром. Во-первых, Никита дал мальчишкам слово никогда не идти против мнения большинства. Во-вторых, пионеры поняли, что недооценили старуху. Она оказалась не такой уж безвредной шептуньей.
Долго ломали ребята голову, стараясь отгадать, как бабка сумела собрать в мешочек тысячи блох, но так и не догадались. Мальчишки по очереди упорно и старательно осмотрели на следующий день сохранившиеся у Никиты кисеты. В одном осталось немного молотого перца. Тут никаких тайн не было. В другом у шва виднелись прилипшие опилки — и всё. Никаких следов! А еще вчера в мешочке кишмя кишели кусачие прыгучие насекомые, разогнавшие посиделки.
Никита брезгливо кинул кисеты в крапиву и сказал:
— Предлагаю произвести у старухи обыск! У ней там, может, целые сундуки с блохами!
— Блох не видел, — отозвался Захарка. — А клопов и тараканов полно.
— Все равно обыщем! Как, ребята?
— Не обыщем, а… — Вовка Дроздов запнулся, подыскивая более мягкое слово: — Просто посмотрим. За обыск, знаешь…
Решили не откладывать дело в долгий ящик. Захарка побежал домой — на разведку. Бабки в избе не было. Он подал через окно условный знак, и ребята заполнили неопрятную избу старухи.
Говорили шепотом. Ходили осторожно — на цыпочках, чтобы не шуметь.
— Начать надо с клети, — посоветовал Захарка. — Там она с больными шушукается…
Скрипнула дверь полутемной клети. В таких чуланах колхозники обычно хранят молоко, масло и другие продукты. Но клеть в избе бабки Мотри была особая. Из угла в угол тянулась веревка. На ней висели высушенные крысы, лягушки и кроты. На бочке под крохотным оконцем сидело чучело нахохлившейся совы, а напротив виднелась в полумраке черная кошка с живыми горящими глазами. Неподвижная, как и сова, она вдруг шевельнула головой и фыркнула. Мальчишки попятились.
— Да не бойтесь! Кошка-то настоящая! — объяснил Захарка. — А вот тут у бабки аптека.
Ребята подошли к двум полкам. На верхней лежали вялые, блеклые стебельки растений с чахлыми, неопределенного цвета листьями. На нижней — бумажные кульки и литровая бутыль с мутной жидкостью.
— Что это такое? — спросил Никита и двумя пальцами потрогал один из стебельков на верхней полке. — Никогда такой травы не видал! Посмотри-ка! — обратился он к Вовке.
У Дроздова был гербарий, который даже учительница назвала превосходным. На много километров вокруг села не росло таких цветов, злаков или трав, которые бы не попали в засушенном виде на твердые листы картона Вовкиной коллекции. Три года собирал он их и классифицировал по специальному ботаническому справочнику.
Вовка посмотрел на растение и произнес:
— Не знаю… Не видел такого…
Захарка никогда не увлекался ботаникой. Он бы и не задумался над странными стебельками, из которых бабка делала лекарство. Но тут он пригляделся к растению и ему показалось, что он уже видел его где-то. Память у Захарки была хорошая, и он вспомнил, что эти бледные стебли растут у бабки в свинарнике.
— Сейчас я вам покажу, где они растут! — захлебываясь от смеха, сказал он.
— Идемте!
В свинарнике, пустовавшем уже пятый год, пахло тухлятиной и плесенью. Свет проникал сюда лишь из-под ворот и такого же, как в клети оконца, прорубленного в стене. В дальнем углу была устроена дощатая перегородка. Здесь когда-то хрюкал поросенок, а теперь тянулись вверх лишенные живой зеленой окраски стебельки. Хилые, ломкие, они были родными, но неузнаваемыми братьями и сестрами сорняков, весело зеленевших на солнце рядом — за бревенчатой стеной двора. Ветер закинул их семена в эту темницу, и выросло из них болезненное племя стебельков-уродцев, таких же скрюченных и неприятных, как бабка Мотря…
Весь следующий день ребята провели в избе-читальне. Мальчишки о чем-то переговаривались тихими голосами, спорили, а потом писали на отдельных листочках по одной-две хлестких, нарочито грубых фразы, вроде таких: «Дураки! Идите к доктору, а не к Мотре! Она еще отравит вас!» — или: «Это лекарство взято из свинячьего навоза. Кто его съест, — тот сам свинья и олух».
Подобных изречений было придумано и написано десятка два. А к вечеру бумажки с надписями оказались аккуратно разложенными по пакетикам из бабкиной «аптеки».
Теперь оставалось ждать результатов. Никита приказал Захарке не выходить из избы — следить, кому старуха выдаст пакеты. Чтобы не скучать, Захарка примостился на пороге в сенях и начал вырезать узоры на длинной кленовой палке.
Шаркая дырявыми валенками, которые не снимались с ног ни зимой, ни летом, бабка вышла в огород, потом, кряхтя, подмела крыльцо. Захарка добродушно поглядывал на нее. А она, проходя мимо, дружелюбно погладила его по голове. Оба были довольны: Захарка оттого, что старуха ничего не подозревает, а Мотря по другой причине. Деревенские кумушки рассказали ей о странном нашествии блох во время посиделок. Мотре понравилась исполнительность Захарки.
