А. Валевский - Наследники Тимура
Узнав номер квартиры, они отправились к Авдотье Семеновне.
Их встретила пожилая женщина, одетая в стеганый синий ватник, с белой косынкой на седеющих волосах. На ее простом, заметно тронутом морщинами лице появилось выражение удивления и любопытства, когда она узнала о цели прихода нежданных посетителей.
— А зачем это вам, голубчики, понадобилось знать? — пытливо и строго спросила она. — История давняя. Быльем поросла…
В дверь постучали, вызывая Авдотью Семеновну.
— А ну, посидите… — сказала она ребятам и вышла из комнаты, оставив дверь в прихожую открытой.
— Картина у нее! — шепнул таинственно Демин. — Ясно!
— Брось! Почему ты думаешь? — так же таинственно зашептал Игорь.
— Факт! Она недовольна, что мы пришли. Сердится!
— Сказал! Может, у нее зубы болят…
Оба они уже шныряли по стенкам глазами: не висит ли где-нибудь «Зимняя канавка»?
Авдотья Семеновна вернулась и повторила свой вопрос.
Тимуровские сыщики были подготовлены к разным вопросам и ничуть не смутились.
— Картина известного художника… — начал Игорь.
— Куинджи! — многозначительно вставил Демин.
— Вот именно — Куинджи, — подчеркнул Игорь, — представляет большую ценность для советского общества…
Эта фраза была заранее им заготовлена, и он с удовольствием выделил ее, как наиболее важную. Дальше было задумано сказать, что предметы искусства являются достоянием народа, но тут Игорь сбился, потерял свой серьезный официальный тон и сказал просто:
— Понимаете, Авдотья Семеновна… Картина должна висеть в музее. Правильно? А тут, может, она валяется где в неизвестности… Портится, и все такое… Куда это годится?!
Строгое выражение на лице у Авдотьи Семеновны смягчилось.
— А вы кто, ребята? Юные художники, что спросила она уже более приветливым тоном.
— Мы тимуровцы! — сказал Демин.
— Из знаменитого отряда наследников Тимура, — с гордостью заметил Игорь.
— Ах, вот как! Ну-ну! — покачала головой Авдотья Семеновна.
Было непонятно, знает ли она, кто такие тимуровцы, или нет. Но объяснять было долго, и поэтому Игорь спросил, не известно ли Авдотье Семеновне, куда делось имущество старого художника.
— А кто его знает, ребятушки! Тут в блокаду управдомом была Галина Алексеевна Москвина. Она, поди, должна знать.
— Так… Некто Москвина… — сказал Игорь и, достав блокнот, записал фамилию, имя и отчество.
— А где живет? Сколько ей лет? Вы знаете адрес? — держал он наготове карандаш.
— Нет, откуда же! — сказала Авдотья Семеновна. — Это уж в адресном столе скажут… ежели жива. А лет должно тридцать пять, не меньше…
— Большое спасибо! — сказал Игорь.
— Извините за беспокойство, — прибавил Демин. И они оба встали.
— Найдете картинку, так покажите, — сказала Авдотья Семеновна, провожая их до дверей, и добавила со вздохом: — Хороший человек был Афанасий Дмитриевич, душевный…
В этот же день в адресный стол был отправлен письменный запрос. Предварительно сыщики заглянули в телефонную книжку. Там было всего пять человек Москвиных, и все мужчины. Но это ничего не доказывало. Не все же Москвины имеют личные телефоны! Трудность розысков заключалась в том, что Галина Алексеевна Москвина могла выйти замуж и переменить фамилию.
— Тридцать пять лет! — с сомнением покачал головой Игорь и спросил Демина: — Как ты думаешь, — может женщина в этом возрасте выйти замуж? По-моему, старая.
— Ну, конечно, не может, — убежденно подтвердил Демин.
Вскоре пришел ответ из адресного стола: Москвина Галина Алексеевна, тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения, проживает по Свечному переулку в доме № 59, квартира 2.
— Тридцать шесть лет! Подходит! — обрадовался Демин.
— Эврика! — воскликнул Бунчук.
Вечером они отправились по указанному адресу.
Галина Алексеевна, на вид еще совсем молодая, подвижная и веселая женщина, приняла ребят радушно. Но она оказалась очень занятой по хозяйству: сегодня как раз был день ее рождения. Она ждала гостей. Металась по комнате, то расставляя на столе тарелки с закусками, то вдруг выдергивала из керосинки щипцы и начинала завиваться. Хватала туфли, примеряла их, кидала прочь и надевала другие. При этом она не забывала взглянуть в зеркало, как только оказывалась вблизи него, чтобы напудрить нос или поправить какую-нибудь часть туалета.
Говорила Галина Алексеевна слегка шепелявя, очень быстро и часто проглатывала слова. Первые несколько минут ребята с трудом понимали ее, но вскоре привыкли к ее речи. Оказывается, судьба имущества художника была такова: все вещи домашнего обихода старика были сложены в большую бельевую корзину. Галина Алексеевна помнит, что туда попали и две или три маленькие картинки. Одну из них она сама нашла за кроватью. Но что это за картинки, она даже не посмотрела.
— Все было такое сырое, замшелое, в копоти, а мы торопились, — быстро говорила Галина Алексеевна, звеня в буфете посудой. — Представляете, мальчики… — тут она проглотила несколько слов, затем крикнула — А, чтоб тебя! — Выронила на пол тарелку, разбив ее вдребезги, и сразу рассмеялась: — Бей мельче — жить легче! Это, мальчики, к счастью!
Из дальнейшей беседы — если только можно было назвать беседой то, что происходило в этой суете, беготне и скороговорке, — выяснилось, что корзина была отнесена в старую котельную. Это обстоятельство Игорь жирно подчеркнул в своем блокноте. Что сталось с корзиной, — абсолютно неизвестно. Галина Алексеевна сразу после войны уволилась. Все бесхозное имущество сдала по акту новому управхозу. Но он, как ей известно, проработал в доме только два месяца и теперь работает, кажется, в артели «Реммебель».
— А вы не помните случайно его фамилии? — спросил Игорь.
— Позвольте, ребята… — на секунду задумалась Галина Алексеевна. — По-моему, Горохов… И Кузьмич. Но только вот Василий Кузьмич или Иван Кузьмич? Нет, кажется, все-таки Василий! Ну и всё, мальчики! — закончила она и, схватив с керосинки щипцы, начала накручивать на них прядь волос.
Через час Бунчук и Демин были уже дома. Они прошлись по двору мимо старой котельной несколько раз. Потрогали закрытую огромным замком и окованную железом дверь, постучали по стенкам и, поднявшись на цыпочки, заглянули в узенькое закопченное окошко. Но, разумеется, ничего в темноте не увидели.
Лёдстрой
На пустыре кипела работа. Сменяя друг друга, трудились несколько бригад. Ребята, закончив приготовление домашних заданий, тотчас устремлялись на пустырь. Недостатка в инструменте не было: метла, скребки и лопаты, а кто посильней, — тому и ломики в руки. Дотемна здесь не умолкал веселый шум, гомон и смех. Ни на минуту не прекращалось нетерпеливое движение маленькой рабочей армии строителей Лёдстроя, — так его прозвали сами ребята.
До войны на этом месте стоял большой пятиэтажный дом. В блокаду он был разрушен прямым попаданием тяжелой фугасной бомбы. Остались только наружные стены, но и они простояли недолго, — на этот участок упали еще две бомбы, развалив все до основания. После войны тут собирались что-то строить; очистили участок, обнесли его высоким забором, но так и оставили. Пустырь стал местом случайных ребячьих игр. Забор оброс газетными щитами, афишами и многоцветной рекламой.
Управхоз Иван Никанорович давно облюбовал это местечко, начал хлопотать и вот, наконец, получил разрешение на устройство здесь катка для детей. Так возник Лёдстрой и веселая армия его строителей.
Уже три дня шли работы. Стучали ломики и лопаты, вгрызаясь в кучи смерзшегося битого щебня. Его отвозили на санках к слепой стене соседнего дома, где проектировалось создать небольшую трибуну для зрителей. Всеми работами руководило «звено содействия технике» во главе с отрядным «инженером» Сашей Кудрявцевым. Начальником строительства и комендантом будущего стадиона был назначен Виктор Гуляев. План предусматривал — хоккейное поле, беговую дорожку и площадку для малышей, обучающихся конькобежному спорту. На воскресенье назначили пробную заливку катка из брандспойтов, а накануне на пустыре царило особое оживление, вызванное неожиданным приходом нового трудового пополнения. На строительную площадку явилась бригада девочек во главе с Тосей Пыжовой и Наташкой. Люда Савченко хотя и жила за несколько кварталов от пустыря, тоже пришла.
Их появление было встречено недоверчивыми шутками:
— Слабосильная команда на помощь прибыла! Теперь держись, ребята!
Но это не смутило девочек.
— Эй, кто тут главный инженер? — громко и решительно крикнула Тося Пыжова. — Ну, чего скалишь зубы? — одернула она кривлявшегося перед ней Пальку. — Пусти-ка, цыпленок!
