Лора Инглз Уайлдер - Домик в прерии
— Что это! — вскричала Лора. — папа, что это?
Она вся дрожала, ее даже затошнило. Она слышала бой барабанов и дикие, пронзительные вопли. Мама крепко прижала ее к себе, а папа сказал:
— Это боевой клич индейцев.
Мама что-то ему шепнула, но папа возразил:
— Пусть знают, Каролина.
Он объяснил Лоре, что индейцы таким способом говорят про войну. Только говорят, и при этом пляшут вокруг костров. Лоре и Мэри нечего бояться, потому что папа с ними, и Джек тоже с ними, а в Форт-Гибсоне и Форт-Додже — солдаты.
— Поэтому не бойтесь, девочки,— повторил папа.
Лора, вздохнув, сказала:
— Хорошо, папа, — но все равно до смерти боялась.
Мэри ни слова не могла сказать, она спряталась под одеяло и вся дрожала.
Потом Кэрри заплакала, мама взяла ее на руки, села в кресло и стала укачивать. Лора слезла с кровати, подошла к маме и уткнулась ей в колени. Мэри последовала ее примеру и тоже прижалась к маме. Дикие вопли были страшнее воя волков. Сейчас начнется что- то ужасное, подумала Лора. И оно началось — раздался боевой клич индейцев,
Эта ночь была страшнее всякого кошмара. Кошмар — это всего лишь сон, и когда он становится невыносимым, человек просыпается. Но это происходило наяву, и проснуться Лора не могла. Она не могла никуда от этого уйти.
Когда боевой клич смолк, Лора поняла, что индейцы до нее еще не добрались. Она все еще сидит в темном доме около мамы. Мама дрожала всем телом. Джек долго рычал, а под конец жалобно завыл. Кэрри опять заплакала, а папа вытер со лба пот и сказал:
— У-у-у-х! Я еще в жизни такого не слыхивал. Интересно, как они этому научились? — спросил он, но никто ему не ответил. — Им и ружей не надо. Этот рев хоть кого до смерти напугает,— продолжал папа.- У меня во рту так пересохло, что я, хоть убей, даже свистнуть не могу. Подай мне воды, Лора.
От этих слов Лоре сразу стало легче. Она принесла папе полный черпак воды. Он взял у нее черпак, улыбнулся, и она повеселела. Папа отпил немножко воды, еще раз улыбнулся, сказал:
— Ну вот, теперь я хоть посвистеть могу! — и стал насвистывать, показывая Лоре, что все в порядке.
Потом он прислушался. Лора тоже прислушалась.
Издалека донесся глухой топот лошадиных копыт — пит-пэт-пэт, пит-пэт-пэт. Топот приближался.
С одной стороны дома слышался бой барабанов и частые пронзительные вопли, а с другой — стук копыт мчащейся галопом лошадки.
Топот приближался, копыта стучали все громче, а потом всадник промчался мимо, и топот постепенно стих где-то на дороге к ручью.
В свете луны Лора разглядела черную индейскую лошадку и сидевшего на ней индейца. Он был закутан в одеяло, над бритой головой качались перья, а на стволе ружья мерцали отблески лунного света. Потом все исчезло и не осталось ничего, кроме пустынной прерии.
Папа сказал, что ничего не понимает. Это был тот самый осейдж, который пытался говорить с ним по-французски.
— И куда его несет среди ночи? — спросил папа, но никто ему не ответил, потому что никто ничего не знал.
Барабаны стучали, индейцы продолжали вопить. Жуткий боевой клич раздавался снова и снова.
Прошло очень много времени, и мало-помалу крики начали стихать. Крошка Кэрри наконец перестала плакать и уснула, а Мэри с Лорой мама велела ложиться спать.
На следующее утро никто не выходил из дома. Папа никуда не отлучался. Из лагеря индейцев не доносилось ни звука. Вся огромная прерия затихла. Лишь ветер, свистя, проносился над почерневшей землей. Нигде не шуршало ни единой травинки. Пролетая мимо дома, ветер ревел, словно бурный поток.
В эту ночь шум в лагере индейцев был еще страшней, чем накануне. Боевые кличи были хуже самого ужасного кошмара. Мэри с Лорой прижались к маме, бедняжка Кэрри плакала, папа с ружьем в руках караулил у окна. Джек всю ночь напролет бродил из угла в угол, а заслышав боевой клич, рычал и завывал в ответ.
С каждой ночью становилось все хуже и хуже. Мэри с Лорой так устали, что засыпали даже под бой барабанов и под вопли индейцев, но как только раздавался боевой клич, вздрагивали и в ужасе просыпались.
А тихие дни были даже страшнее ночей. Папа все время наблюдал и прислушивался. Плуг валялся в поле, где папа его бросил, Пэт, Пэтти, Зайка и корова с теленком были заперты в конюшне. Девочек не выпускали из дома. А папа ни на минуту не сводил глаз с прерии и при малейшем звуке тотчас оборачивался. За обедом он почти ничего не ел, то и дело вскакивал, выходил из дома и оглядывал прерию.
Однажды он уронил голову на стол и заснул. Мама, Мэри и Лора молчали, боясь его разбудить. Он ведь очень устал. Но не прошло и минуты, как он проснулся, вскочил и сердито крикнул маме:
— Смотри, чтобы я опять не заснул!
— Но ведь Джек все время настороже,— ласково успокоила его мама.
Третья ночь была хуже всех. Барабаны стучали все чаще, индейцы вопили все громче и яростней. Вверх и вниз по ручью им вторили другие индейцы, и в утесах гремело эхо. Не было ни минуты покоя. У Лоры все болело, но сильнее всего болело что-то внутри.
Не отходя от окна, папа сказал:
— Они ссорятся между собой. Наверно, скоро подерутся.
— Ох, Чарльз, хоть бы они и вправду подрались! — воскликнула мама.
Шум продолжался всю ночь. Незадолго до зари прозвучал последний боевой клич, и Лора уснула, прислонившись к маминому колену,
Проснулась она в кровати. Рядом спала Мэри. Дверь была открыта, и по солнечному свету, который лился из открытой двери, Лора поняла, что уже полдень. Мама готовила обед. Папа сидел на пороге.
— Еще одна большая партия уходит на юг, - сказал он маме.
Лора в ночной рубашке подошла к двери и увидела вдали длинную вереницу индейцев, Они выезжали из черной прерии и направлялись к югу. Издали индейцы на маленьких лошадках казались немногим крупнее муравьев,
Папа сказал, что утром две большие партии индейцев уехали на запад. А эта партия уходит на юг. Это значит, что индейцы повздорили между собой. Они уезжают из своих лагерей в русле ручья. Охотиться вместе на бизонов они теперь не будут.
Ночь началась спокойно. Сгустилась тьма, но, кроме посвиста ветра, из прерии не доносилось ни звука.
— Наконец-то мы выспимся! — воскликнул папа, и был прав.
Всю ночь они спали так крепко, что даже не видели снов. А утром Лора заметила, что Джек в изнеможении спит на том же самом месте, где он лежал, когда она укладывалась в постель.
Следующая ночь тоже прошла спокойно, и опять все крепко спали. Утром папа сказал, что чувствует себя как нельзя лучше и пойдет посмотреть, что творится у ручья.
Он посадил Джека на цепь, привязанную к кольцу, вбитому в стену дома, взял ружье, спустился по тропе к ручью и вскоре исчез из виду.
Мама, Лора и Мэри с нетерпением ждали его возвращения. Солнечный свет никогда еще не двигался по полу так медленно, как в этот день.
К обеду папа вернулся. Оказалось, что все в порядке. Он прошел далеко вверх и вниз по ручью и увидел много брошенных индейских лагерей. Все индейцы, кроме племени осейджей, покинули эти края.
В лесу папа встретил одного осейджа, который мог с ним поговорить, Индеец рассказал папе что все племена, кроме осейджей, решили убить всех белых, которые пришли на их землю. И когда одинокий индеец приехал на их совет, они как раз к этому готовились.
Этот индеец прискакал из очень далеких краев. Он очень торопился, потому что не хотел, чтобы они убивали белых людей. Он был осейджем и звался именем которое означает, что он великий воин.
Его зовут Свирепый Дуб,— сказал папа.— Он спорил с ними день и ночь, пока все осейджи с ним не согласились, — сказал папа, — Тогда он встал и объявил другим племенам, что если они начнут нас убивать, осейджи пойдут на них войной. Поэтому-то прошлой ночью в лагере индейцев и стоял такой ужасный шум. Другие племена кричали на осейджей, а осейджи кричали на них. Другие племена не посмели воевать со Свирепым Дубом и со всеми его осейджами и на следующий день ушли.
— Вот что такое хороший индеец! — сказал папа.— Пусть мистер Скотт говорит что хочет, а я все равно не поверю, что хороший индеец — это мертвый индеец.
Индейцы уезжают
Наступила еще одна долгая тихая ночь. Было так славно лежать в постели и крепко спать. Кругом царили мир и покой. «У-у-у-х», — ухали совы у ручья, а по небу над бесконечной прерией медленно проплывала огромная луна.
Утром пригрело солнце. «Ква-ква-ква!» — заквакали лягушки на берегу ручья и по краям больших луж. Дверь была открыта, и в дом вливался теплый весенний воздух. После завтрака папа, весело насвистывая, пошел запрягать в плуг Пэт и Пэтти. Но вдруг свист умолк, Папа подошел к двери и остановился, глядя на восток.
— Поди сюда, Каролина, — позвал он. — И вы тоже, девочки,
Лора первой подбежала к папе и в изумлении остановилась на пороге. Она увидела индейцев.
