Владислав Крапивин - Ржавчина от старых якорей
Выследив чудовищ, я умело вставлял гильзы (боевые патроны!) в гнезда барабана, наводил на врагов ствол и открывал из чащи огонь.
– Тах!.. Тах!.. Тах!..
После каждого щелканья курком я поворачивал барабан. А после шестого выстрела выбивал из барабана проволочным шомполом «стреляные гильзы». Подбирал и складывал в кармашек. Чтобы все было, как по правде…
Вот так я однажды безжалостно уничтожил целую орду фашистский тварей, освободил воображаемых пленников, а сам счастливо избежал гибели и ран. Лишь одна вражеская пуля (а на самом деле – колючка) чиркнула меня по локтю. Я погладил рану помусоленной ладонью, заново зарядил револьвер и оснастил патронташи и, почесывая ноги и плечи, выбрался из бурьяна и чертополоха на открытое место. К пологой глиняной осыпи.
Был уже вечер. Солнце ушло за кромку высокого берега. Где-то слышались очень далекие голоса, прогудела машина. А здесь, в логу, самым отчетливым звуком было тихое воркование обмелевшей Тюменки – она неторопливо размывала мою построенную днем плотину. Потом я услышал еще один тихий звук – что-то легонькое катилось вниз по осыпи.
Это был мячик. Потертый синий мячик с белой полоской «по экватору». Величиной с небольшое яблоко. Он прикатился прямо к моим сандалиям и застрял в стеблях подорожника.
Я поднял мячик и вскинул глаза.
Высоко на берегу стоял мальчик. Скрытое от меня солнце оранжево искрилось в его светловолосой стрижке.
– Эй! Это твой мячик?! – громко сказал я. Голос мой с неожиданным звоном разнесся в тишине лога.
– Да! – так же звонко отозвался сверху мальчик. – Брось его мне, пожалуйста!
Было бы понятнее услышать другое: «Конечно мой, не лапай!» Или так: «Кидай быстрее, чего смотришь, как мышь на сало!» Такова была манера мальчишек, среди которых я обычно вращался. Даже воспитанный Алька Головкин обошелся бы в данной ситуации без «пожалуйста». А этот незнакомый пацан разговаривал, как те «хорошие мальчики», что встречаются в детских фильмах и книжках.
Я, однако, не почувствовал ни досады, ни насмешливого удивления. Может, потому, что в тишине лога было что-то слегка сказочное. Мне и раньше приходилось ощущать здесь по вечерам нечто похожее. Вроде как ожидание какой-то находки или необычной встречи.
Оттого, быть может, и слова такие отчетливые, а голоса звонкие.
– Наверно, мне до тебя не добросить! – с прежней громкостью признался я. В таких случаях лучше не хвастаться, не казаться сильнее, чем есть, чтобы не оскандалиться.
– Тогда я спущусь! – донеслось сверху.
Мальчик на фоне вечернего неба раскинул тонкие руки и побежал вниз по сухой сыпучей глине. Побежал зигзагами, чтобы не случилось опасного разгона. Ловко тормозил на поворотах подошвами. Глинистая пыль вырывалась из-под сандалий. Через несколько секунд он оказался передо мной.
Мальчик был такой же, как я. Тоже белобрысый, лопоухий и одетый почти так же, только без патронташей и без ремня с засунутым за него револьвером. Я почему-то слегка застеснялся своего вооружения. Протянул мячик.
– Спасибо… – он взял мячик в ладони. Покачал его, словно побаюкал. Потом зачем-то подышал на него, вытер о майку. Глянул на меня. – Он сбежал… Мы играли, играли, а потом он прыг в сторону – и сюда. Не правда ли, хитрый какой?
– А с кем ты играл? – Я опять глянул наверх. Странно, что приятели мальчика не показывались на кромке берега.
– Да вот с ним же! – сказал мальчик со спокойной веселостью. И чуть подбросил мячик на ладони.
Игры с таким вот мячиком известны каждому. Это и «вышибалы», и «собачка», и «штандер», и «лунки», и много еще всякого Но известно так же, что все эти игры требуют компании. А в одиночку – как? Разве что стукать мячиком о стенку и ловить. Но на пустом поле Царева городища, откуда спустился мальчик, не было ни забора и даже ни единого столба.
– Вот удивительно Скажи, если можно, как ты играл с ним один? – спросил я, чувствуя, что невольно подчиняюсь тону мальчика.
– Очень просто! Подброшу – поймаю, подброшу – поймаю. Или пущу изо всех сил по траве, а сам вдогонку. Успею поймать, пока не остановился, или не успею…
Я подумал, что он говорит о мячике, как о живом. А еще подумал: неужели он не заинтересуется моим оружием? Я и стеснялся немного своего военного вида, но и гордился тоже…
Мальчик словно услыхал мои мысли. Прошелся глазами по «пулеметным лентам», остановил взгляд на револьвере.
– Он был раньше настоящий?
– Был… – вздохнул я. – Посмотри, если хочешь. – И торопливо выдернул наган, протянул.
Мальчик сунул мячик под майку, взял мое оружие, покачал. Кивнул:
– Тяжелый…
– Да. Потому что он и сейчас почти настоящий. Только не стреляет…
– Я догадался, что не стреляет – улыбнулся мальчик. И протянул револьвер обратно.
– Как же ты догадался? – сказал я слегка уязвленно. – Он мог бы и стрелять, если бы я захотел. Хотя бы пистонами.
– Но я же не слышал ни одного выстрела. Потому и догадался… А еще догадался, что это ты строишь тут плотины. Правда?
– Правда, – не стал отпираться я.
– Ты хорошо строишь. Только надо оставлять проток для воды. Трубу или лоток. Иначе обязательно размоет.
Я решил не объяснять, что у меня была другая задача. Мальчик решит, чего доброго, что я ненормальный. А он мне нравился. И я кивнул в знак согласия. Мальчик сказал:
– Я хотел один раз вставить в плотину кусок водосточной трубы…
– Почему же не вставил?
– Ну… подумал: вдруг тот, кто строил, обидится. Скажет, вот кто-то посторонний полез не в свое дело…
– Я бы не обиделся, – проговорил я. И стал неловко заталкивать наган за ремень. Мальчик достал мячик из-под майки, снова побросал на ладони. Быстро глянул на меня:
– Хочешь, поиграем вместе?
– Да! – быстро сказал я. Потому что очень хотел. – А как? В войну или в мячик?
– Конечно, в мячик! У меня же нет оружия.
– Тогда надо там, где ровно! Пошли наверх!
И мы стали забираться по глинистому склону. И получилось само собой, что взяли друг друга за руки. И помогали друг другу, если наши одинаковые стоптанные сандалии начинали скользить на осыпи.
Запыхавшись, мы встали на травянистой верхней кромке. И были здесь, как и прежде, одни. Заросшее сорняками поле Царева городища широко лежало в свете вечерних лучей. Наши длинные тени легли на верхушки трав. Ветра к вечеру совсем не стало, неподвижно висели над нашими тенями пушистые летучие семена.
Мы снова посмотрели друг на друга. И опять мне подумалось, что он такой же, как я. Даже дырка на его голубой застиранной майке была, как у меня.
– Давай в «воротца»! – улыбаясь, предложил он.
– Давай!
Это была самая простая игра для двоих. Один, как вратарь, стоит в самодельных воротах, другой старается закинуть в эти ворота мячик. Если вратарь пропустит бросок, он пускает на свое место «кидальщика».
Ворота мы выбрали между двух кустов сухого репейника. Мальчик зажал в кулаке две травинки: кто вытянет короткую – вратарь. Выпало ему…
Обычно такая игра довольно быстро надоедает. Но нам не надоедала. И мы не очень-то стремились забить друг другу гол. Я старался бросать так, чтобы мальчик, хотя и не без труда, поймал мяч в полете. Было приятно смотреть, как ловко это у него получается. По-моему, и он бросал так же, когда мы менялись местами.
И мячик, по-моему, подыгрывал нам…
Наконец покрасневшее солнце съехало за крыши дальних кварталов. Небо над крышами сделалось оранжевым, в нем загорелась пунцовая полоска облака. Резко запахло полынью. Мы, чтобы отдохнуть, сели рядышком в траве. Я молчал, мальчик тоже молчал. Постукивал мячиком по зеленым от травяного сока коленкам. Потом вздохнул:
– Домой пора… – И хотел спрятать мячик под майку.
– Дай, пожалуйста, подержать, – попросил я. Мне захотелось попрощаться с мячиком, как с маленьким приятелем. И мальчик понял:
– На…
Мячик был теплый, не очень тугой, скорее с ощущением живой мягкости – такой же, как у щеки моего братишки-малыша. Я погладил его мизинцем. И вдруг решился.
– Слушай, а давай меняться! Ты мне мячик, а я тебе наган!
Конечно любой пацан со стороны посмотрел бы на меня, как на чокнутого. С одной стороны обычный старый мячик, а с другой – хоть и ржавый, поломанный, но «бывший правдашный» револьвер. Но во мне сейчас неизвестно откуда появилась иная система ценностей, своя.
Однако и у мальчика она была своя.
– Н-нет… – с неудовольствием сказал он. – Я не хочу.
Мне самое время было остановится, чтобы не порвать первой ниточки приятельских отношений. Но я глупо сказал:
– Таких мячиков полным полно на свете. А наган – это же редкая вещь. Может, из него тут в гражданскую войну стреляли…
– Ну, в том-то и дело… – со спрятанной досадой выговорил мальчик. – Из него стреляли… а мячиком играли. Они же разные. Одно на другое не меняется, так нельзя…
