Наталия Лойко - Женька-Наоборот
Так… По-вашему, безразлична? А вы возьмите, к примеру, не теплоход, а такси с его сумасшедшим счетчиком. Разве Женя не терзался из-за каждой школьной копейки, не подорвал нервы?
— Ему раскрывают глаза на его безобразия, а он эти глаза в потолок! — возмутился Костя.
— Верно, хоть бы помог! — Петя со злостью отшвырнул от себя непослушную проволоку. — Такие были роскошные кисти! Где у нас капиталы, чтобы купить новые? Где?
— Капиталы есть, — быстро отозвался Алеша и хлопнул себя по карману.
— Те, что на ФЭД? — так же быстро спросил Костя.
У него самого никаких сбережений не было. Даже Женя знал о том, что Костя все лето будет трудиться на стройке, чтобы подработать немного денег.
— ФЭД подождет, — ответил Алеша. — По совести, я сам здо́рово виноват, сам прошляпил. Доверил, да не проверил. Ну-ка, Корытин, прикинь смету. Завтра утречком смотаемся вдвоем в магазин.
— Чего ты, Рязанцев, воображаешь? — не выдержал Женя. — Да у меня, может, на два ФЭДа накоплено.
— Ну и правильно, — оживился Костя. — Половину с тебя.
Женя понятия не имел, где возьмет эту половину. Не у родителей же просить… Но слово вырвалось. И вообще, чем он хуже Рязанцева?
Он умрет, но сегодня же вечером вручит свою долю этому задавале! Да, да, прямо Рязанцеву в руки! А Тане — ни слона, ни намека насчет ЧП, пока вовсе не выздоровеет. Из старшеклассников в том же дворе, где и она, живет вроде один Алешка. Этот ей не расскажет: они, слава богу, не разговаривают.
Вот с Женей Таня любит беседовать, особенно на медицинские темы. По пути к Рязанцевым Женя пройдет мимо окна, на котором хиреет заброшенный розовый куст. Остановится, спросит: «Ну, как здоровье?» Если Таня будет в постели, справится у Елизаветы Егоровны. Та всегда с ним рада потолковать.
Только где же достать деньги? Пойти-то надо с деньгами.
— Вот ерунда! — сказал Женя и шмыгнул носом. — Заныли из-за копейки. Не беспокойтесь, вечером занесу.
Руки за спину и пошел: «Трам-та-та-там!»
24. Под сенью деревянного мухомора
Хорошо, что в квартире, где проживают Звонковы, есть телефон. Не будь этого современного средства связи, Таня, пожалуй, до понедельника прожила бы в полном неведении. С субботы до понедельника, каково?
В теплом фланелевом платье, прикрытая материнским халатом, она полеживала на диване, полоскала по часам горло и читала «Охотники за микробами». Под вечер вдруг услышала голос соседки Ангелины Ивановны:
— Татьянка, подойдешь к телефону?
Таня ответила по возможности тихо:
— Иду.
Тихо, потому что отец недавно вернулся со смены и сразу уснул. Нашарив возле дивана валенки — при ангине главное — не охладить ног, — Таня выскользнула в коридор. Звонила вездесущая Вера:
— Ты ничего не знаешь? Женька-то отличился! Ха-ха…
После следующей Вериной фразы Таня ощутила все признаки лихорадки. Еле сказала этой болтушке несколько слов:
— Спасибо, что позвонила.
И все. Повесила трубку, а у самой озноб.
Постояла. Набрала номер Рязанцевых. Ее решение не разговаривать с Алешей до конца своих дней сейчас не имело никакого значения.
— Ты дома, Алешка? — Она говорила простуженным, но вполне твердым голосом. — Можешь выйти во двор?
Алеша не из тех, что сводят старые счеты.
— Бегу! Хотя тебе бы лучше не выходить. Я же могу к вам…
— Нельзя, папу разбудим. Да мне не страшно — укутаюсь.
В аккуратных сереньких валеночках, в мамином пуховом платке Таня вышла во двор. Голова кружилась, плохо слушались ноги. Она была рада сесть на лавочку, пристроенную к деревянной ноге ядовито-красного мухомора. Давно они с Алешей здесь не сидели…
— Ужас! Опомниться не могу, — начала Таня. — С тобой, Алешка, так не бывало? Хочешь сделать хорошее, а получается бог знает что.
— Обычное дело, — согласился Алеша. — Да не дрожи ты. Может, я тебе вмиг помогу.
— За тем и звала.
Алеша улыбнулся так, как только он умел улыбаться. Вдруг посветлел лицом.
— Так какая же у тебя беда?
— Я бессовестным образом подвела человека.
— Кого?
— Женю.
— Перчихина? — Улыбки как не бывало. — Да он сам всю школу подвел.
— В том-то и дело, Алеша, что вовсе не он, а я.
— Ах, ты? Приятно услышать. — У Алеши стало совершенно чужое лицо. Он не то прищурился, не то сморщился. — Спасибо, что внесла ясность. Одно странно, как это тебе самой твой класс не догадается разъяснить…
— Мне? Чего разъяснить?
— Твои обязанности. Неверно ведешь себя. Ты же не нянька.
— Ты прав: боюсь, что неверно. Называется, выручила беднягу!
— Вот, вот… Выручила, выгородила, взяла вину на себя…
Таня тоже умеет прищуриваться:
— Я считала тебя умнее. Услышь еще раз: кисти погублены мной.
— А я тебя правдивей считал.
Таня вскочила, теплый платок соскользнул с ее головы на плечи. Но уйти не ушла. Ради Жени, которого надо было уберечь от нечуткого отношения. Алеша буркнул:
— Накройся, охрипнешь.
Но Таня нарочно не стала укутываться.
Неподалеку в кучу песка было воткнуто несколько прутиком. Алеша дотянулся до одного и начал хлестать себя по кончику башмака.
— Ты прежде никогда не врала. И вообще ты в последнее время какая-то ненормальная. Ну, чего ты носишься с этим Перчихиным?
— Надо, вот и ношусь.
Таня тоже достала прутик и принялась стряхивать с валенок желтый песок. Выпрямилась. Подняла глаза на Алешу:
— Кстати, я и теперь никогда не вру.
— Испортила кисти ты?
— Я.
Алеша пытался быть справедливым. Пожалуй, Таня и вправду имела какое-то отношение к этой нелепой истории. Ну да, когда он на другой день после проводов деда спросил: «Все в порядке, Перчихин?», тот ответил: «А как же! Мы с Таней…» До того нахально ответил, что расспрашивать дальше не стало охоты.
— Значит, во всем виновата ты? А Перчихин, между прочим, признался. — Алеша сделал попытку изобразить Женину манеру гримасничать. — «Мне, видите ли, до смерти захотелось сорвать ремонт».
— Так в точности и сказал?
— Почти так.
— О нас с Ларкой ни слова?
— Лара при чем?
Таня отшвырнула свой прут, завернулась в пуховый платок и рассказала, как они с сестрой, выходя из кино, наткнулись на Женю. На него и на бидон, поставленный среди тротуара.
— Он искал керосин, о горячей воде даже не думал. А она, Алешка, действительно так вредна?
— Чудачка… Кисти-то на клею. Слушай, неужели вправду твоя затея?
— Если уж тютелька в тютельку, то… Ларкина! Она как принялась нас уверять…
— Ах, она?!
Со стороны могло показаться странным, что Алеша вдруг покатился со смеху. Но Таня не удивилась и прыснула вместе с ним. Оба, как по команде, оглянулись на первый подъезд. С этим подъездом, расположенным близко к углу здания, была связана целая история, происшедшая прошлой зимой. Случилась эта история следом за тем, как тетя Нюра преподнесла своей любимице Ларе пушистый вязаный капор и такие же варежки. Лару стало совсем невозможно дозваться домой. Особенно после того, как мама прикрепила к капору две глянцевитые вишенки, которые при каждом движении подпрыгивали на черенках.
Как-то, вернувшись с гулянья, Лара озабоченно сообщила:
— Теперь жулики стали очень заманчивыми. Заманивают детей и снимают с них одежку; конечно, ту, что получше да поновей.
Если верить Ларе, страшные грабители рыскали чуть не во всех дворах. Таня, признаться, перепугалась и взяла с Лары честное слово с посторонними не разговаривать и конфет у них, даже шоколадных, не брать. Через день или два, когда Таня с Алешей в сумерках возвращались домой, — кажется, это было после собрания «Клуба пытливых», — Лара подстерегла возле ворот дружную пару, неожиданно вынырнула из-за сугроба.
— Тш-шш, — зашипела она. Рука ее в красивой пушистой варежке указывала на угол дома. — Там, в подъезде… Тш-ш… Там — старуха воровка. Я-то вырвалась, да вишенки чуть не пропали.
Эти яркие вишенки, которые, однако же, были на месте, подрагивали при каждом Ларином слове. Они, эти вишенки, были отлично видны, несмотря на ранние сумерки, так же как Ларины разгоревшиеся глаза. Лара эти сияющие глаза подняла к серому зимнему небу, а губы выпятила, как бы удерживая торжествующую улыбку.
— Я очень наблюдательная, — оживленно шептала Лара. — Как только жульница с чемоданчиком подкралась, схватила меня за капор, я мигом сообразила…
Одним словом, по вине наблюдательной Лары, Алеша с Таней задержали на лестнице старенькую машинистку, пришедшую за рукописью к переводчице из восьмой квартиры. Старушка, тряся головой и прижимая к себе чемоданчик, бормотала, что больше ее не заставят в вечерние часы приходить за работой: «Теперь во всех подъездах на людей нападают».
— Ох, эта Ларка, — смеется Таня, кутаясь в мамин платок.
