Гектор Мало - Без семьи
Ом взял свечу и провел нас в прилегавший к дому сарай. Там стояли две большие фуры, в которых обыкновенно развозят товар. Он отворил дверцу одной из них, и мы увидели две приготовленные для нас постели.
— Ложитесь скорее, — сказал отец. — Спокойной ночи!
Уходя, отец унес свечу и запер за собою дверь фуры. Приходилось ложиться. Я долго не мог заснуть. Какой-то смутный страх мало-помалу овладел мною. Я и сам не знал, чего боялся. Так прошло несколько часов. Вдруг я услышал стук в дверь сарая, и через минуту слабый свет проник в нашу фуру из окна, проделанного в стенке.
Я не заметил этого окна раньше, потому что оно было задернуто занавеской. Половина этого окна была около постели Маттиа, другая половина — около моей. Не желая, чтобы Кали разбудил весь дом, я велел ему молчать и заглянул в окно.
Мой отец, держа в руке фонарь, тихо вошел в сарай, осторожно отворил выходившую на улицу дверь и, впустив двух каких-то мужчин с большими тюками на спине, приложил палец к губам и показал на фуру, в которой мы лежали. Он, очевидно, предупреждал их, чтобы они не шумели и не разбудили нас. Такая заботливость с его стороны тронула меня.
Отец помог вошедшим людям снять тюки, а затем ушел и через несколько минут вернулся с матерью. Во время его отсутствия незнакомцы развязали тюки. В одном были куски материи, в другом — разные вязаные изделия. Отец брал каждую вещь, внимательно осматривал ее при свете фонаря и передавал матери, которая срезывала ножницами пломбы и клала их в карман. Это показалось мне странным.
Рассматривая вещи, отец тихо говорил с незнакомцем. Они как-будто боялись чего-то, и я слышал, как они несколько раз произносили слово «полицейский». Когда весь товар был внимательно осмотрен, они отправились в дом.
«Он, очевидно, предупреждал их, чтобы они не шумели и не разбудили нас».
Я старался дать себе отчет в виденном. Почему эти люди вошли с улицы, а не со двора, почему говорили они шёпотом, упоминая полицию и, как будто, боялись чего-то? Почему мать обрезывала пломбы с купленных вещей?
Я старался отогнать от себя эти мысли, но это не удавалось мне. Через несколько времени сарай снова осветился, и я заглянул в окно. Отец и мать были теперь одни. Мать торопливо увязывала вещи в два тюка, а отец подметал один угол сарая, где было навалено много песку и соломы. Под этим мусором оказалась дверь в подвал. Отец, взвалив один тюк на спину, спустился с ним вниз, а потом вернулся за другим и тоже отнес его в подвал. Мать стояла с фонарем и светила ему. Спрятав тюки, отец снова взял метлу и ушел из сарая вместе с матерью.
В ту минуту, когда они уходили, мне послышался шорох и показалось, что Маттиа ложится в постель.
Неужели и он видел, что происходило здесь? Я не решился спросить у него.
Так прошла вся ночь. И только когда наступило утро, я забылся тяжелым, тревожным сном.
Я проснулся, когда щелкнул замок, и дверцы нашей фуры отворились.
Нужно было итти в дом. Ни отца, ни матери там не оказалось. Дедушка сидел в своем кресле перед камином, как будто со вчерашнего дня не трогался с места. Моя сестра, Анни, вытирала стол, а брат, Аллеи, подметал комнату. Я подошел к ним, чтобы поздороваться, но они продолжали свое дело, не обращая на меня никакого внимания.
Я хотел пожать руку дедушке, но когда я проходил к нему, он, как и накануне, плюнул в мою сторону, и я отошел.
— Спроси, пожалуйста, — сказал я Маттиа, — где мои отец и мать.
Маттиа исполнил мою просьбу и получил от дедушки ответ, что отец ушел на целый день, мать спит, а мы можем итти гулять.
— Только это? — спросил я. — Он говорил как будто бы что-то еще.
Маттиа нерешительно взглянул на меня.
— Не знаю, хорошо ли я понял, — ответил он. — Мне показалось, что он сказал, чтобы мы, гуляя по улицам, не зевали; что дураки для того и существуют, чтобы их обирать.
Должно быть, дедушка сообразил, что Маттиа переводит мне его слова, потому что, когда тот кончил, он сделал рукой такой жест, как будто засовывал что-то в карман, и подмигнул нам.
— Пойдем, — сказал я Маттиа.
Часа два или три мы ходили по соседним улицам, не решаясь отойти далеко от двора, чтобы не заблудиться.
Наконец, мы снова очутились около нашего двора и вошли в дом. Мать сидела неподвижно, опустив голову на стол.
Думая, что она больна, я подбежал к ней и обнял ее. Она приподняла голову, взглянула на меня мутными глазами, как будто не узнавая меня. Я почувствовал сильный запах водки.
— Джин, — сказал дедушка. Он, захихикав, взглянул на меня и прибавил еще несколько слов, которых я не понял. С минуту стоял я неподвижно, совершенно ошеломленный, а потом взглянул на Маттиа и сделал ему знак. Мы снова вышли.
Долго шли мы рука об руку, не говоря ни слова, пока не очутились в громадном парке. Тут нам было удобно поговорить.
— Тебе нужно уходить отсюда, Маттиа, — сказал я. — Уезжай назад во Францию.
— Я не покину тебя, нет, никогда!
— Я знал, что ты так ответишь мне, но нам нужно расстаться. Уезжай во Францию, в Италию, куда хочешь, но не оставайся в Англии.
— А ты?
— Я должен остаться с моими родителями, — ответил я. — Ведь я обязан жить с ними. Возьми себе все оставшиеся у нас деньги и уезжай.
— Полно, Рене! Уж если кому нужно уезжать, так не мне, а тебе.
— Почему?
— Потому что…
Он не окончил и отвернулся.
— Маттиа, скажи мне правду! Ты не спал ночью? Ты видел все? — спросил я.
— Я не спал, — прошептал он.
— Что же ты видел?
— Все!
— И ты понял?
— Да. Твоему отцу приносили краденый товар. Он был недоволен тем, что эти люди зашли с улицы и стучались в дверь не дома, а сарая, но они ответили, что не могли войти со двора, так как за ними следили полицейские.
— Ну, так ты понимаешь теперь, что тебе нужно уезжать! — сказал я.
— Если уеду я, то уезжай и ты. Тебе так же не хорошо оставаться здесь, как и мне.
И я закрыл руками лицо, вспыхнувшее от стыда.
— Если ты боишься за меня, то я, с своей стороны, боюсь за тебя, — продолжал Маттиа. — А потому я и говорю тебе: уедем вместе во Францию, к матушке Барберен и твоим друзьям.
— Это невозможно. Ты не обязан оставаться у моих родителей, а я должен жить, с ними.
— Твои родители? Этот парализованный старик — твои дедушка? Эта пьяная женщина — твоя мать?
— Довольно, Маттиа! — воскликнул я, вскочив с места. — Вспомни, что ты говоришь про моего дедушку, про мою мать!
— Он тебе не дедушка, а она тебе не мать!
— Разве ты не слыхал, что рассказывал отец?
— Его рассказ ничего не доказывает. У Дрискалей похитили ребенка и также полугодового. Они разыскивали его и им кажется, что они его нашли, — вот и все.
— Ты забываешь, что их ребенка подкинули на улице Бретель и в тот же самый день, как меня.
— Что же из этого? Разве не могли подкинуть на улице Бретель двух детей в один и тот же день? Полицейский комиссар мог ошибиться и послать Дрискаля к Барберену, а те к кому-нибудь другому. Во всем этом нет ничего невозможного. Кроме того, ты совсем не похож ни на кого из твоей семьи. Все они белокурые, и между тобою и ими нет ни малейшего сходства. Кажется мне странным еще то, что люди небогатые могли истратить столько денег на розыски ребенка. По-моему, ты совсем не Дрискаль, и тебе не следует оставаться с ними. А если ты все-таки захочешь остаться здесь, то останусь и я…
Итак, несмотря на все мои старания, мне не удалось уговорить Маттиа.
ГЛАВА 26
Тюрьма и суд
Когда мы вернулись с прогулки, вся семья уже была в сборе. Отец предложил нам сесть к камину и рассказать подробно, как мы жили и как мы зарабатывали хлеб.
Не удовлетворившись нашим рассказом, он заставил нас показать свое искусство. Мне пришлось сыграть на арфе и спеть несколько песен, а Маттиа играл на скрипке. По-видимому, отец остался доволен.
— А что делает Капи? — спросил он, — не может быть, чтобы вы из одного удовольствия таскали с собой собаку. Наверное, и он зарабатывает себе хлеб!
— Мне хотелось похвастать своим Капи, и я велел ему показать свое искусство. Он, как всегда, был великолепен и привел в восторг детей.
— Да ведь эта собака — клад! — воскликнул отец.
Я расхваливал Капи и сказал, что его очень легко научить чему угодно.
Отец перевел мои слова по-английски и прибавил что-то, чего я не понял, но чему все засмеялись, а дедушка подмигнул и назвал Капи «молодцом».
— Теперь мне нужно знать, — снова начал отец, — желает ли Маттиа остаться у нас и быть с нами.
— Да, я хочу остаться с Рене, — ответил Маттиа.
— Тогда мне нужно объяснить вам кое-что. Мы люди небогатые и работаем все. Летом мы ездим по Англии и Шотландии и дети разносят товар по домам, но зимою у нас мало дела. Итак, зимою вы станете ходить по улицам и зарабатывать деньги пением и музыкой. А Аллен будет ходить с Капи.
