Эдуард Веркин - Мертвец
— Что?
— Оборотень он. А ты что, не заметил? У него же уши острые и брови сросшиеся. Ну да ладно, фиг с ним. Пойдём работать.
— Пойдём.
Корабль флибустьеров ждал нас у коммунхоза, флибустьеры курили и, как обычно, матерились.
— А мне твоя мама звонила, — сказал Упырь, когда машина тронулась.
Я чуть через бортик не перевалился. Наверное, я даже лицом изменился, — Упырь спросил у меня:
— Что это с тобой?
— Голова чего-то закружилась. Укачало, наверное. Зачем она звонила?
— Да я не понял даже, зачем. Я как раз собирался утром… Наверное, она тебе что-то хотела передать, да забыла потом. И сказала, что сегодня кино у них интересное.
— Что интересное?
— Кино. В клубе «Дружба». Твоя мама сказала, что здесь очень неплохой кинотеатр, настоящий, из старых. Слушай, давай в кино сходим, а?
Я молчал, никак не мог придумать, как бы отвязаться от него на вторую половину дня.
— Я никогда в старых кинотеатрах не был, было бы здорово сходить. Говорят, там совсем другая атмосфера…
— Отдохнуть сегодня хочу, — сказал я. — Плохо себя чувствую, не знаю, как работать.
— Может, отгул возьмёшь? Я думаю, можно взять отгулы за свой счёт…
— Не, — помотал я головой. — Не буду брать, потерплю как-нибудь.
Сегодня мы отъехали дальше, километров на десять, и там кусты оказались не такими приличными, как раньше, там кусты были запущенные, толщиной почти в две руки. И тяжёлые. В придачу пошёл дождь, которого я так хотел вчера и от которого было почему-то жарко, и у меня на самом деле заболела голова, это подтверждало то, что про здоровье не надо врать, обязательно сбудется.
Мы проработали четыре часа и вернулись домой, Синицын прислал крытую машину. Я злился и всю дорогу молчал, на вопросы Упыря не отвечал. Едва вернулись в город, как дождь закончился. Упырь меня ещё немного поуговаривал насчёт кино, но я отбрыкался. Вернулся домой, в большой дом, достал с печки сушёные апельсиновые корки, поплевал на них и натёр виски. После чего отправился к себе, решил немного почитать. Вообще-то я должен был работать как папа Карло — рядом с нашим забором валялись чуть ли не две машины дров.
С приятным, что называется, сюрпризом.
Дрова валялись вызывающе, судя по всему, предполагалось, что я все эти дрова должен пилить и складывать в поленницы. Вообще-то я всегда занимался дровами. Но только не сегодня. Сегодня я работать не собирался. И вообще в ближайшее время не собирался.
Пусть сами дрова пилят. Пусть на них хоть грибы прорастут, не притронусь.
Поэтому я немного повалялся в койке, почитал «Последнюю войну» и уснул с совершенно чистым сердцем — натирание висков весьма способствует засыпанию, во всяком случае, у меня так.
А проснулся оттого, что услышал щеколду. Она брякала, хотя раньше вроде бы громкостью не отличалась. Я выглянул в окно.
Пришла Катька. Я глядел, как она пытается справиться с щеколдой, и не мог понять, отчего она здесь? Что случилось такое?
Как-то раз видел по телику передачу про Анну Ахматову, про то, как она встречалась с каким-то французским писателем. И для того, чтобы правильно его встретить, весь день придумывала, как это сделать. И в конце концов встретила его то ли в кимоно, то ли в тунике, лёжа на кушетке и с папиросой в мундштуке. У меня не было совсем времени, да и кимоно износилось, я решил, что стоит Катьку встретить в задумчивости. Принял задумчивую позу, но тут обнаружил, что на мне почему-то надеты дурацкие и гигантских размеров красные башмаки. Я попытался эти башмаки стащить, но, к моему ужасу, правый ботинок цапнул меня за палец!
Тут я, конечно, проснулся.
В большом доме звонил телефон. Я дотянулся до телефона, прикрутился, снял трубку. Это на самом деле была Катька, сон оказался вроде как вещим.
— Слащёв, ты что, спишь? — спросила она. — Или опять всякое читаешь?
— Да так, — ответил я, — тут разное…
— Понятно. Извини, что твоё болото решила побеспокоить. Хочу сказать — пойдём сегодня в кино.
— Что?
— То. Ты что, уши себе отоспал? Я говорю, давай в кино сходим.
Странно, подумал я. Даже не странно, а подозрительно. С чего это вдруг Катька собралась в кино? Раньше мы в кино не хаживали, хотя я её приглашал неоднократно. А тут вот сама… Может, ей мать тоже позвонила? Попросила её, уговаривала, может быть, даже умоляла.
Нет, ну надо ж так!
— Ты что, Слащёв, оглох от счастья?
— Да нет, просто думаю…
— Ты что, ещё и думаешь? Ну ты скотина…
— Думаю, что надеть, — быстро исправился я. — Я тут постирал просто…
— Так ты идёшь? — спросила Катька.
— Да, да, конечно…
— Тогда в шесть возле «Дружбы».
И Родионова грохнула трубку на своём конце. Я поглядел на часы — четыре с хвостиком. Решил поваляться ещё. Лежал, представлял, как мать и Сенька пилят дрова, а потом обкладывают ими гараж и баню, а дрова падают обратно, а они их пристраивают и пристраивают, причём некоторые поленья им ещё в лоб и по ушам падают, да, было бы неплохо…
Тут я вспомнил, что Вырвиглаз обещался в пять часов заглянуть, а его мне видеть совсем не улыбалось.
Обрядился я быстро. За две минуты. На всякий случай даже через забор перелез рядом с черёмухой — чтобы не встретиться. И до «Дружбы» добирался переулками, меня даже собаки чуть не покусали.
Они ждали возле касс. Катька и Упырь. И подозрения мои только усилились. Какого чёрта они здесь оба? И возле касс? Упырь так улыбался, будто полтинник в лотерею выиграл.
Я подумал, что не стану спрашивать. Стану вести себя как ни в чём не бывало.
— Билеты есть? — усмехнулся я.
— Лучшие места. — Катька помахала у меня перед носом зелёными квадратиками.
— Здорово. А с чего это мы в кино решили сходить?
— Фильм хороший, — объяснила Катька. — Я уже два раза видела, но на большом экране — нет.
— А я вообще не видел, — сказал Упырь, хотя мне было чихать, видел он или не видел.
— Кино-то не новое. — Я кивнул на афишу. — И по телику уже крутили. Но всё равно. Шедевр.
— Вот и я говорю. Пойдём в зал?
И, не дожидаясь нас, Катька направилась к входу.
В фойе не было никого. Упырь сверился с часами и спросил:
— Отменили сеанс?
— Тут всегда так, — успокоил я. — Наш народ не очень шедевры уважает, ему всё блокбастеры подавай.
Дверь грохнула.
— Кого-то несёт, — сказал я. — Могу поспорить — это Аня-дура…
Но это оказалась не Аня, а гораздо хуже. Мимо нас прошествовал Вырвиглаз. И не один. Рядом с ним шагала толстая девчонка с длинной и тоже толстой косой, девчонка эта, кажется, на Пионерской жила. Нас Вырвиглаз не заметил и проследовал сразу в зал.
Интересно, каким чудом он тут? У него же тарелка, он в кино не ходит… И вдруг здесь. В этот «вдруг» я уже не очень верил…
— Илья пришёл, — обрадовался Упырь.
— И эта крыса тут, — с недовольством сказала Катька. — Почему у нас такой маленький город, а? Идём в кино и встречаем всякую сволочь…
Интересно, про кого она так? Крыса. Про девушку или про Вырвиглаза?
— Ты про кого это? — спросил я.
— Про твоего друга, конечно. А эту девчонку мне жалко просто, нашла с кем в кино ходить. Её мать одна воспитывает, на трёх работах пашет…
— Её мать одна воспитывает, а его отец один воспитывает — будет крепкая семья, — изрёк я.
— Дурак ты.
Мои подозрения стали просто в убеждённость перерастать. С чего бы это вдруг на фильм собрались все мои знакомые? Ну, кроме этой красавицы, её я не знал. Просто спецпросмотр какой-то, для избранных.
Дверь снова грохнула, и показалась Аня-дура.
Аня была высокая и грузная женщина лет пятидесяти. А может, и больше, никто не мог точно сказать, сколько ей, некоторые считали, что уже под восемьдесят, но благодаря дурости выглядит она гораздо моложе. Не знаю, когда она сошла с ума, может, так и родилась даже. Она была пуглива, издёргана, питалась только чаем с чёрным хлебом и тянулась к культуре. Посещала все фильмы и концерты хора ветеранов. Только ничего не понимала. Совсем. Если у неё спрашивали, про что было кино, она отвечала, что кино было хорошее. Маленькие дети с удовольствием кидали в неё камнями, дети постарше пугали мотоциклами, а взрослые стыдились, что в детстве кидались камнями и пугали мотоциклами.
Аня заприметила нас, сжалась и вдоль стенки быстро пробежала к входу в зал. Исчезла.
— Я слышала, у неё дома восемь телевизоров, — сказала Катька.
— Восемь? — удивился Упырь.
— Или десять. Она их про запас покупает. Раньше с телевизорами было плохо, вот она их и стала покупать. Всю зарплату тратит на телевизоры и радио. А сама ест только репу и хлеб, даже сахар не покупает.
— Она одна живёт?
— Не знаю. Мужа у неё точно нет, и детей тоже.
— С сестрой, — ответил я. — Сестра у неё нормальная, но совсем слепая.
