Октав Панку-Яш - Великая битва у Малого пруда
— А я возьмусь за твои уши!
— А если я попрошу тебя?
— Тогда другое дело.
— Так вот, прошу тебя… Я заверну камешек в записку и брошу тебе. Отдай эту записку Петрикэ.
— А почему ты сам не отнесёшь?
— Потому что он сердится на меня.
— Он и на меня сердится. Но мы с ним помиримся.
— То-то и оно! Отдай ему записку, чтобы он и со мной помирился. Прошу тебя!
— Бросай!
Через несколько минут Санду стучался к Бунеску. Ему открыла мать Петрикэ.
— Поздновато ты приходишь в гости, — ласково сказала она. — Но Петрикэ ещё не лёг. Заходи.
Петрикэ всё ещё «практиковался» на той же старой рубашке, когда в комнату вошёл Санду. Примостившись на краю кровати, Петрикэ распутывал нитку, которая, точно назло, петляла при каждом стёжке, цепляясь за пуговицу, а то и за нос.
Санду поздоровался, но не получил ответа. Петрикэ только мрачно посмотрел на него, потом принялся шить. Он даже стал насвистывать в доказательство того, что ему нет никакого дела до гостя. Но Санду-то знал своего приятеля! Он сел поближе к кровати и, облокотившись на колени, тоже нагнулся над рукоделием Петрикэ.
— Если я уколю тебя в нос, смотри не плачь, — сказал Петрикэ, разглаживая пальцем кривой шов.
— Я сюда не плакать пришёл, — спокойно ответил Санду. — У меня к тебе дело.
— А у меня тоже дело. Не видишь разве? Только я и без тебя могу справиться.
— А я вот без тебя не могу. Когда кончишь, мы поговорим.
— Я не скоро кончу.
— Я могу подождать.
— Я и к утру не кончу.
— Ничего, я спать не хочу.
— И за месяц не кончу.
— Ничего, всё равно у нас каникулы!
Санду говорил спокойно, не повышая голоса. Это то больше всего и раздражало Петрикэ. Он готов был сказать, что не закончит до самой смерти, но предвидел, что Санду хладнокровно ответит: «Ничего, я подожду». Хотя Петрикэ не жалел, что Санду всё-таки пришёл, и хотя ему представлялся случай высказать всё, что он, Петрикэ, думает о ябедах, тем не менее Петрикэ всячески старался показать своё невнимание к другу. Он начал насвистывать, но тут же уколол палец и сунул его в рот.
— Почему бы тебе не надеть напёрсток? — спросил Санду.
— Незачем.
— Пальцы исколешь!
— Не беда! — процедил Петрикэ сквозь зубы. — Беда другое.
— Что?
Петрикэ пробормотал что-то невнятное.
— Кто «скареда»? — не разобрав толком, спросил Санду.
— Да не «скареда», а «ябеда»! И если хочешь знать, я вот что тебе скажу: постыдился бы ябедничать!
— Ябедничать? — Санду даже вздрогнул. — Что ты выдумываешь!
— Я не выдумываю. Откуда же Влад узнал про галстук? Кроме тебя, я никому не говорил. А ты… ты, уж конечно, постарался скорее растрезвонить.
— Неправда! — Санду сжал кулаки. — Если Влад и знает, так не от меня! Он и сам узнал. Думаешь, от него можно что-нибудь скрыть? Он всё знает!
— Что ж, по-твоему, у него волшебная подзорная труба? — засмеялся Петрикэ.
Под окном в саду хрустнула ветка. Петрикэ крикнул:
— Это ты, Вирджил? — Но никто не отозвался, и он повторил: — Думаешь, у него волшебная подзорная труба?
— Нет, конечно, но он всё знает!
— Тогда, может быть, он знает, что ты сейчас у меня и что мы говорим про него? Да?
— Да, совершенно верно.
Но произнёс это вовсе не Санду. Петрикэ испуганно вздрогнул. Санду поднял глаза.
У окна стоял улыбающийся Влад. Не кто иной, как сам Влад.
— Добрый вечер, — сказал он и одним прыжком очутился в комнате. — Ну, что поделываете, неразлучные друзья? И днём и ночью вместе — это неплохо!
После заседания Влад вышел вместе с Софией, сестрой Петрикэ, и проводил её до дому. Заодно он решил навестить меньшого. София показала ему, где окно Петрикэ. Так он очутился здесь. Подсев к Петрикэ, Влад спросил:
— Ну, что же вы замолчали? Продолжайте. Я вам не помешаю. Побуду немножко и уйду.
Ребята всё ещё не могли опомниться. Они смотрели друг на друга: Санду — откинувшись на спинку стула, а Петрикэ так и застыл с иголкой в руке, точно перед объективом фотоаппарата во время съёмки занятий кружка «Умелые руки»…
Наконец, воткнув иголку в рубашку, Петрикэ сказал:
— Влад, как по-вашему, если двое поклялись и один из них нарушил клятву, что должен сделать другой?
— О какой клятве идёт речь?
— О клятве дружбы!
— Как тебе сказать? — Влад насупил брови. — Это ведь не в аптеке. Там спросишь: «Что у вас есть от кашля?» Тебе ответят: «У нас есть отличная микстура». Когда же речь идёт о дружбе, тут готовых рецептов нет. Мол, сделай так-то и так-то… Главное, не торопиться, обдумать, рассудить…
— Ну, вот видишь! — вмешался Санду. — Петрикэ всегда торопится.
— Не понимаю.
— Мы дали друг другу клятву дружить до гроба.
— Значит, сто лет, — пошутил Влад.
— До гроба, — повторил Санду. — А Петрикэ говорит, что я нарушил клятву, потому что скрыл от него одно происшествие. Но потом я сам ему рассказал.
— За это я уже не обижаюсь на тебя, — сказал Петрикэ, откладывая шитво.
— Знаю. Ты считаешь меня ябедой? Это неправда. Влад, говорил я вам что-нибудь?
— Ты мне много чего говорил. Вот и сейчас говоришь, — смеясь, ответил тот.
— Нет, я про другое. Говорил я вам, что Петрикэ разорвал галстук?
— Нет, — покачал головой Влад, — это мне сказал сам Петрикэ. Когда с настоящим пионером происходит такой случай, он удручён, и, конечно, это легко можно угадать по его лицу. Санду ничего не сказал мне, но, если бы он это и сделал, я не считал бы его ябедой. Я бы подумал: «Почему он мне говорит? Очевидно, у Петрикэ не хватает мужества признаться». А если у человека не хватает мужества, нужно ему помочь? Нужно! Вот мы и помогаем ему: поручаем ему самому зашить галстук. Петрикэ заодно учится шить. Это хорошо!
— Хорошо, — повторил Санду.
Немного погодя и Петрикэ тихо сказал:
— Хорошо.
— Ну, а как же быть с клятвой дружбы? — смеясь, спросил Влад.
Санду предоставил отвечать Петрикэ. А тот не заставил себя долго ждать.
— С клятвой? Как быть? Клятва есть клятва… До гроба! — И он протянул Санду руку.
— Теперь я могу сказать, зачем я пришёл, — обратился Санду к Петрикэ после паузы, когда все трое молчали.
Только сверчок доказывал своим стрекотаньем, что не очень правы баснописцы и поэты, сравнивающие его с гитаристом. Уж если на то пошло, его скорее можно сравнить с играющим на губной гармонике музыкантом, у которого маловат рот и дует он только в одно отверстие инструмента.
— Я пришёл поговорить с тобой насчёт игры, которую нам предложил Влад. И правда, Влад, очень интересная игра! Ребятам она непременно понравится. Я объясню её Петрикэ, и, если я в чём-нибудь ошибусь, вы поправите меня. Хорошо?
— Ну что ж!
Игра действительно была интересная. Называлась она «Дети портов мира». Санду без единой ошибки объяснил правила.
— Вот здорово! — обрадовался Петрикэ. — Скажем ребятам, чтобы они подготовились, и потом сыграем, да?
— Что за вопрос!
— Только не забудьте про гербарий, — напомнил Влад. — Это всё-таки ваше главное занятие. Пройдут каникулы, и оглянуться не успеете, как настанет начало учебного года. Можно ли заявиться в школу без обещанного гербария?
— Конечно, нельзя! — в один голос ответили ребята.
— И я такого мнения. Тем более, что через год, когда вы окончите седьмой класс, сам придётся проводить первый день занятий уже не в нашей школе. Все вы рассеетесь по разным школам… Я вот подумал: мы уже два года вместе, остаётся всего один год… Мы едва успели узнать друг друга, свыкнуться, подружиться, и вдруг наступит день, когда нам придётся проститься, и мы спросим себя: «Доведётся ли нам встретиться?» — Влад обнял ребят и продолжал: — Вообразим, что этот день уже наступил. И вот вы прощаетесь со школой. Неизвестно, каким окажется этот день — ясным или дождливым. В одном я уверен: все мы будем очень взволнованы. Нелегко расставаться с друзьями!
— Наш Дину определённо всплакнёт. Он, когда волнуется, всегда снимает очки и протирает глаза. Говорит, что будто это из-за очков, но мы знаем, что это он прослезился, — сказал Санду.
— А может быть. Дину на самом деле станет поэтом! — сказал Петрикэ. — Он ведь об этом мечтает.
— А вы? — спросил Влад. — О чём вы мечтаете?
Петрикэ, не задумываясь, ответил:
— Быть офицером! А впрочем, неплохо бы и на паровозе, как отец!
Санду помедлил с ответом.
— Я… учителем естествознания… Мне бы так хотелось! Но если один станет поэтом, другой — машинистом или офицером, а третий — учителем, выходит, мы никогда и не встретимся…
— Да! — вздохнул Петрикэ. — Значит, и с Владом уже не встретимся…
— Ну нет, ребятки, непременно встретимся! Если мы останемся друзьями, то, как бы далеко мы ни были друг от друга, всё равно ещё свидимся. И потом, пути-то наши сходятся. Ведь никто из нас не собирается лодырничать. Труд каждого вольётся в общий труд. Тут-то мы и встретимся! Понятно?
