Софья Могилевская - Восемь голубых дорожек
Вспомнит, как давным-давно, глядя на его первую страницу, пытаясь сложить из четырех букв слово «мама», он вдруг понял, что прочитал это слово, впервые понял, что умеет читать.
…А на школьной сцене между тем праздник шел своим ходом. Там стояла девочка с огромным букварем в руках. Ростом этот букварь был чуть ли не с нее самое. Она держала его бережно и крепко. А еще одна девочка, маленькая, с ровно подстриженной челкой и с бантом на голове, очень розовая от волнения, звонко читала стихи, обращаясь к букварю:
Букварь, тебя прочли мы,
Перелистали все листочки,
Не просто так, а наизусть,
От точки и до точки.
А дальше, подхватив это стихотворение, говорил стоявший сбоку мальчик:
И долго будем помнить мы,
Как буквы выводили,
Как рано утром по снежку
Мы в первый класс ходили.
Потом на сцене оказались мальчики и девочки, наряженные буквами — все тридцать две буквы алфавита. И каждая буква сама про себя сказала небольшое стихотворение.
— Вон, вон они! — чуть ли не на весь зал зашептал Ашот и принялся снова толкать Костю. — Гляди: буква «Ю» — это ведь наш Юр. А буква «Д» — Шур! Или наоборот, пожалуй? Видишь, видишь?
— Вижу, — ответил Костя. — Давно вижу их.
Голоса и лица братьев были так похожи друг на друга, что и верно не поймешь, кто из них какую букву держит. Но каждый из них бойко, без запинки выпалил все то, что ему полагалось.
Шурик (а может, Юрик) сказал из-за большой буквы «Д»:
Дом с трубой на красной крыше;
Дом хороший очень вышел.
Но одно нам всем обидно:
Кто живет там, нам не видно.
А Юрик (а может, Шурик) сказал, держа перед собой картонное «Ю»:
Юла юлит, поет юла
На самом кончике стола.
Так быстро вертится она,
Что даже ручка не видна.
А когда тридцать две буквы ушли со сцены, там оказались другие буквы, тоже нарисованные на картонках, и уж эти-то буквы не только умели говорить стихи: переходя с места на место, они могли складываться в разные слова.
Букв было немного. Но слова, которые из них получались, были, пожалуй, самые лучшие, самые важные и самые благородные из всех слов на свете.
Сперва встали рядышком пять букв. Тогда все в зале, и Костя с Ашотом тоже, громко прочли:
ЛЕНИН
Потом новые буквы составили другое великое слово:
ПАРТИЯ
Потом из ряда букв сложилось слово
РОДИНА
За ним — еще одно слово, о котором думают все люди на земле:
МИР
А последнее слово, которое прочли все сидевшие в зале, было словом
ДРУЖБА
Вот на каком замечательном празднике побывали Ашот и Костя!
Мужской разговор
— Красиво у них получилось! — воскликнул Ашот, когда праздник окончился и под парадные звуки марша первоклассники парами стали уходить из зала.
— А у нас ничего этого не было, — пожаловался Костя и, сняв очки, принялся от огорчения протирать их ладонью: кусочек замши так и остался лежать у него в кармане.
— Букварь у вас в классе прошли? — спросил Ашот, глядя на расстроенное Костино лицо.
— А как же! Прошли.
— Тогда считай, что и ты сегодня тоже попрощался с букварем.
Костя вздохнул:
— Я так и считаю.
Ашот одобрительно усмехнулся. Сам-то он уже давным-давно расстался с букварем. Он даже не помнит, когда это было. Да не в эту ли пору в прошлом году?
Но букварь букварем, а забывать о деле нечего. Зазеваешься и пропустишь главное!
— Айда в раздевалку! — крикнул Ашот и устремился вниз по лестнице.
— А Шур? А Юр? — запрыгав по ступенькам рядом с ним, спросил Костя. — А поговорить как же? Ведь надо же с ними поговорить?
— Внизу их будем ждать.
Бегом спустились они на первый этаж. В раздевалке сдернули с вешалки свои пальто, нахлобучили шапки и, хлопнув дверью, — на крыльцо.
— Здесь уж их не провороним, — сказал Ашот. — Это точно!
— Точно! — согласился Костя.
А тем временем Шурик с Юриком, не торопясь, спускались вниз. Оба раскрасневшиеся. Оба благодушные. Оба в таких рубашках, будто эти рубашки и жевали, и мяли, и крутили, и вообще неизвестно что с ними делами (ах, если бы мама увидела, что стало с рубашками, на которые она потратила столько мыла, сил и картофельной муки!).
Но братья о своих рубашках, разумеется, не думали. А чего думать-то? Все у них сегодня шло как по маслу. Стихи они сказали хорошо. Учительница похвалила. И вообще праздник в школе удался, замечательный праздник! А теперь им предстоит побывать в гостях у Туси.
И когда со свертками в руках (все те же подарки Тусе) они вышли на школьное крыльцо, то глазам своим не поверили.
Погодите, погодите, да неужто это ребята из бассейна — Ашот и Костя?
Да нет.
Да не может быть!
Братья переглянулись.
«Они?» — безмолвно спросил Шур у Юра.
«Кажется…» — так же без слов и не совсем уверенно ответил тот брату.
Но все их сомнения сразу рассеялись, когда к ним подскочил не кто-нибудь, а именно Ашот. Одного он шлепнул по плечу, другому сказал: «Молодец, здорово говорил стихи!» И сразу — быка за рога — приступил к делу.
Разговор был коротким. Без лишних слов. Энергичный и деловой разговор. Таким и должен быть разговор, когда в нем участвуют четверо, пусть и не очень взрослых мужчин.
Ашот объявил Шуру и Юру, что если они настоящие товарищи, то им нельзя идти к Тусе на день рождения.
— Почему? — опешил Юр.
— Она же нас звала! — с недоумением в голосе воскликнул и Шур.
Тут Ашот и Костя, перебивая друг друга и поддакивая один другому, напомнили братьям, как плохо обошлась Туся с Маринкой, и неужели, несмотря на это, они все-таки пойдут к ней в гости, да еще будут есть у нее разные там «Лунные сюрпризы»?
— Мы, например, не пойдем! — яростно взмахнув рукой, сказал Ашот.
— Ни за что! — прибавил и Костя, отчеканивая каждый слог.
Близнецы растерялись. Как же им быть? Ведь они уже совсем собрались. И дома их отпустили в гости. И подарки — вот они! Что же теперь им делать?
— Что делать? А ничего не делать! Сейчас мы вместе пойдем в гости к Маринке Голубевой. Вот и все! — вскричал Костя и сам удивился своему уму. Как это ловко и быстро он сообразил!
— А что?! — обрадовался Ашот. — Даже очень правильно. Пошли к Марине!
— Разве сегодня у нее тоже день рождения? — сомневаясь, спросил Шур, все еще ошарашенный неожиданным поворотом.
Юрик, что-то прикидывая, вслух размышлял:
— Хорошо, если бы и у Марины сегодня был день рождения. Тогда и подарки у нас есть. Подарим ей.
Но Костя сказал, что подарки им нельзя дарить. Он точно знает — Маринке исполнится восемь только летом.
— Ну и пускай летом! — решил за всех Ашот. — А мы вот возьмем да и сейчас ей подарим.
— Нет, мы к лету их прибережем, — сказал Шурик. И, вдруг развеселившись, затараторил: — Айда к Голубевой! Чего нам тут стоять — айда!
По правде говоря, теперь он даже был доволен, что не надо идти к Тусе. Рубашки-то у них с Юром действительно были жеваные-прежеванные. Разве можно в таких к Тусе явиться? Мама со стыда сгорит.
А к Маринке — другое дело. К Маринке в чем есть, в том и можно. Маринка — своя! И идут они к ней не в гости, а просто так. Вздумали да и пошли.
— Айда, — сказал и Костя.
— Ишь какой ты скорый. А с Галей как? — спросил Ашот.
И он сказал, что это будет уж совсем не по-товарищески, если они не предупредят Галю. Ведь Галя ничего не знает об их решении. Надо и ее тоже к Маринке взять.
С этим согласились все.
И четыре мальчика пустились бегом к тому дому, где жила Туся.
Прибежав туда, притаились возле высоких круглых ворот и все четверо стали смотреть в ту сторону, откуда с минуты на минуту должна была появиться Галя.
Было около пяти часов, когда они ее увидели. Тоже со сверточком в руках, она чинно шла на день рождения к Тусе.
Вся четверка сорвалась к ней навстречу.
У Маринки
Не очень-то приятно, когда знаешь, что твои товарищи будут напропалую веселиться, а тебе в это время придется сидеть дома.
И на сердце становится очень обидно, когда вспомнишь: «В дом тебя не пущу…» И еще разные другие скверные Тусины слова.
Да, все это не особенно приятно!
А если к этому прибавить, что мамой уже куплен подарок — красивая кукольная посуда, с которой неизвестно что делать…
А бабушка вынула из шкафа нарядное платье и к нему приготовила две ленты для косичек. И все это впустую будет лежать на стуле, потому что сегодня не удастся надеть ни то, ни другое.
